Крылья Кхарту

Как простить себя за то, что невозможно обратить вспять?

Прощаю. Прощаю себя за все: за гордость и глупость, за верхоглядство и духовную лень, за гордость и гордыню.

Прощаю во все времена и во всех пространствах.

Мое внимание растеклось по промежуткам пространства, через временные порталы, пронизывая сеть веков, прощая себя ту, которая снизойдет по этим линиям.

Прости себя!

Эхом пространства посылаю намерение самой себе, той, которая будет жить в XX-м веке.

Той, которой предстоит вспомнить себя сидящей на срезе колонны и смотрящей в свои глаза через время и пространства. Через жизнь и смерть.

Прости, а простив — вспомнишь.

И так по звучащей спирали покаяния, восходи, возвращайся в поднебесье. Позволяя вернуться к самим себе всем тем, кто с тобою связан, очистив путь от своих обид и проклятий. Воссоздай свой первоначальный облик, облачи свои воспоминания в суть, открой выход...

Болью в пространстве, всхлипом предсмертия, меня вернуло в то место, где я присутствовала привидением принцессы.

Воспользовавшись отсутствием моего внимания в том месте, к уже изрядно увядшему телу брата-заговорщика, приблизился дворецкий казначей, держа в левой руке чашу с водой. Поднеся ее к губам распятого, он подождал, пока тот сделает несколько глотков, и молниеносно вонзил в грудь клинок, ярко сверкнувший на солнце.

Чаша, ударившись о камень, раскололась, осколки разлетелись. Жизнь этого тела, которое так и не доиграло свою Игру, закончилась.

А моя игра только началась.

Прости и ты меня, Дионисий. Ударом остановили твое жестокое сердце, но жестокость не останавливается ударом, он только ее умножает.

Посеянная единожды ненависть дает пышные всходы, такие, что мир содрогается.

Глава 2

Я открыла глаза оттого, что казалось, сердце выпрыгнет из груди, хватая ртом воздух. Как будто вынырнула из воды из-за нехватки воздуха. В пространстве висел непрерывный звон. Он пугал тело, было непонятно, где я нахожусь. Медленно вернулось понимание, я узнала этот звук — телефон, это звонит телефон! А я? Кто я? Я — Лена. Да, я — Лена, и живая. Огромное облегчение и счастье, что все, что я переживала и чувствовала, позади. И никогда уже не вернется ко мне. Мне хотелось, чтобы оно не возвращалось больше никогда. Но суть Игры такова, что все происходит не так, как ты желаешь, а так, как должно происходить.

Следующая волна живых воспоминаний нахлынула на меня вновь через несколько дней. Намного мягче, чем в первый раз, второй раз всегда легче, чем первый. Однако впечатляло это всё не меньше.

Медленно погружаясь, золотой саркофаг оставлял след в моем сознании. Внутри было тесно и мягко. Длинные крылья покрывали мое тело, и я как будто запахнулась этими крыльями, спряталась, забыв про все на свете.

Саркофаг все глубже и глубже погружался в жидкость. Мое сознание раздвоилось, чувствуя тело изнутри, одновременно наблюдая поверхность этой жидкости. Она пузырится, вот уже пошли пузыри со стороны головы, на поверхности они беззвучно лопаются, и маслянистые капли, попадая на каменную поверхность, прилипают, начинают медленно расползаться в стороны. Тяжело дышать, тяжело быть. Тяжело, на грудь что-то давит.

И как будто повторение старой записи на диске, возникает в сознании вопрос.

— Кто я, что я?

Жидкость мягко плещется, я ее так четко вижу. Словно внимание раздвоилось. Я — внутри, я — снаружи.

Саркофаг большой, около трех с половиной метров в длину, а ширина приближается к двум, и такое ощущение, что он находится в бассейне. Рассеянным вниманием пытаюсь восстановить целостную картину. Бассейн округлый, его окружает цветной бордюр. Если вглядеться в эту цветность, то начинают различаться знаки и фигуры, выстроенные в определенном порядке. Внимание скользит по этим узорам, и в сознании от этого чередования фигурок и знаков появляется сначала Звук, а потом странно знакомая мелодия. Я смотрю свысока, но пока не понимаю, что это и как. Где и почему?

Внимание не идет дальше этого саркофага, натыкаясь на невидимые границы, которые отбрасывают любую попытку вернуться к своей Памяти, сминая намерение в тугой клубок жгучей боли. И только мгновение отделяет эту боль от ненависти.

— Ненависть. Ненависть. Ненависть. Что-то это мне напоминает, очень знакомое состояние.

Кадры старой порванной судьбы мелькнули и погасли. Звучание мелодии усилилось, она происходила из Ниоткуда и затихала в Никуда, от ее переливов становилось тесно в самой себе, и тяжелая вязкая тоска разливалась и поглощала меня.

Вспышка памяти обожгла болью и остервенением — похоронили заживо! Тяжесть и печаль удерживали меня в беспамятстве своей вязкостью. И она, эта вязкость, заполняла пространство, и вспышки памяти гасли, едва успев озарить мое сознание. Напрягаясь всей своей сутью, прилагая неимоверные усилия, вспоминаю... Безысходность, вплавленная в сознание, двигается, как бусинка по нитке. Бусинка за бусинкой, и некуда деться, пока эта нитка не развяжется.

И внезапно огромное пространство распахивается передо мной. Ликование наполнило сердце. Вспомнила!!!

Журчащим ручейком суть произошедшего события наполнила разум, следом возник еще один звенящий ручей, и потоки событий предстали предо мной ясной картиной.

Они начали разворачиваться с того момента, где я увидела себя поднимающейся по ступенькам, и там каждый шаг был наполнен величием и достоинством. И это все было внешне, а внутри — огромное напряжение от долга и ответственности, взваленного на плечи, и вероятно, не по моей воле. Хотя ощущение силы и величия присутствовало в душе, позволяя управлять своими эмоциями.

И вот ещё что необычно моему человеческому восприятию: я чувствую крылья, свои крылья, которые, словно плащ, прикрывают мне плечи и руки. И они волочатся за мной, заметая следы.

Осматриваясь, расправляю плечи, в мыслях смиряясь с тем положением, в котором я есть, и поднимаюсь к месту престола.

— Лобное место, — мелькает фоном в уме. Наблюдаю, как я, расправив крылья, усаживаюсь на трон, который практически без спинки, только для позвоночника есть опора, так как крылья не помещаются, и под их форму приспособлена спинка. И голове удобно.

— Трон!!! Кто я? Кошмар! Почему и для чего тут? Крылья, словно пелерина, прикрывают тело, птичья грудка с перышками, беленькими и мягкими. На длинной шее — голова, напоминающая соколиную, с темными круглыми глазами. Птицегуманоид!!!

— Что это? Игры ума или забытые, вычеркнутые из летописей памяти, реальные события? Но не могут же глюки быть такими реальными! Это необходимо много, много раз перепроверить, рассмотреть ход предполагаемых событий со всех сторон.

И опять я обращаюсь к перилам Времени, которые ограждают мой путь от безысходной беспредельности. Они хрупки и призрачны. Невозможно опереться, но они все-таки вселяют какую-то надежду дойти до самой себя, определяя направление.