Крылья огня

Вдруг до него дошло, что встречный остановился, прищурился и злобно смотрит на него в упор. Ратлидж поспешил отогнать свои мысли и вскинул голову.

– Ратлидж? – сурово осведомился незнакомец. – Инспектор Ратлидж?

– Да, я Ратлидж.

– Инспектор Харви, – так же сухо ответили ему. – Я пришел, чтобы поговорить с вами.

Ратлидж выругался про себя. Харви появился очень некстати. К тому же у него раскалывалась голова, что едва ли поможет в беседе со вспыльчивым жителем Корнуолла. Он повел нового знакомого в тот зал, где они беседовали с Чемберсом.

– Здесь нам никто не помешает, – сказал он, придерживая дверь. А про себя добавил: «И мне дополнительное очко, мы на моей территории». Судя по всему, небольшая фора ему сейчас не помешает.

Харви последовал за ним, по-прежнему пыхтя и отдуваясь.

Он оказался широколицым, не высоким и не низким, крепкого телосложения человеком, с красным лицом и редеющими черными волосами. Судя по выражению его лица, он тоже привык настаивать на своем. Здесь его территория, и он привык к тому, чтобы с ним считались и выполняли его приказы. Ратлидж подумал: вряд ли в такой глуши часто дела привлекают к себе внимание Лондона. Преступления, которые здесь совершаются, вполне можно поделить между полицейскими и местным магистратом.

Короче говоря, беседовать с Харви нужно осмотрительно.

– Рад, что мы с вами наконец познакомились, – сказал Ратлидж, протягивая руку. Харви многозначительно посмотрел на нее, но не пожал, а прошел мимо.

– Ключевое слово «наконец», верно? – спросил он без выражения.

– Когда я приехал, вы были в Плимуте. И наверное, только что вернулись. Долиш сказал, что вы уехали на ферму, потому что дикие собаки растерзали овцу.

– Верно. Но это не значит, что я не вижу, что здесь творится. Мне не нравится, когда у меня начинают заправлять посторонние. И еще больше не нравится, когда меня не держат в курсе дела. Получается, я знаю меньше собственного констебля – и меньше чужака из Лондона. По-моему, во всех трех случаях мы провели следствие тщательно и аккуратно. Вам давно уже пора было уехать отсюда, оставив на моем столе чистое карантинное свидетельство. Давно пора разрядить атмосферу в Боркуме.

– А я и не говорю, что вы провели следствие плохо или небрежно. Более того, я согласен с тем, что Стивен Фицхью умер именно так, как вы сказали. Он упал с лестницы. Меня гораздо больше интересуют две другие смерти, хотя и здесь я согласен с вашими выводами: жертвы покончили с собой.

– Тогда зачем вас сюда прислали из самого Лондона? Думаю, все дело в том, что мисс Марлоу оказалась знаменитостью! Поставили под угрозу мою репутацию и репутацию ее семьи, и все, чтобы угодить важным шишкам в Лондоне, которые слишком поздно сообразили, что упустили возможность увидеть свои фамилии в «Таймс» под ее некрологом! Или вы в самом деле ищете какой-нибудь жалкий предлог, чтобы отвлечь всеобщее внимание от неудач Скотленд-Ярда? Вам ведь так и не удалось схватить маньяка с ножом, который разгуливает по Лондону! Дада, я тоже читаю газеты – ни одной зацепки! Ну а местные говорят, что маньяк может оказаться Ричардом Чейни, тем самым мальчиком, который много лет назад пропал на болотах. Как нелепо!

– Все потому, что слухи, которые распускают местные жители, не соответствуют действительности. Но если они предпочитают думать именно так… я не могу им помешать.

Харви презрительно хмыкнул:

– В таком случае поделитесь со мной, зачем вы приехали! Или вы и меня будете кормить домыслами, как остальных? – Харви нисколько не сомневался в том, что его обидели, предали. Он все больше кипятился. Подобное поведение характерно для тех, кто любит настаивать на своем, – такие намеренно осложняют жизнь противнику, вынуждая того защищаться, а не нападать.

Ратлидж ненадолго задумался, а потом сказал:

– Брат Николаса Чейни бесследно исчез в пятилетнем возрасте. Пока невозможно установить, умер он или жив. Если Ричард Чейни жив, его следует включить в число наследников. Если умер, вероятно, его смерть стала не несчастным случаем, а предумышленным убийством.

– Кто его убил? А если его родные думали, что он еще жив, после того, как поиски закончились и на наши запросы никто не ответил… или если они позже хотели выяснить, что с ним случилось, почему они не обратились ко мне или к моему предшественнику?

– И вы послушали бы их? Думаю, что нет. Вы наверняка сказали бы: конечно, родственники могут верить и надеяться, но мальчик, скорее всего, умер от холода и голода… И новые поиски ни к чему не приведут!

Харви ощетинился:

– Я не люблю лжи во спасение, не знаю, как там принято у вас в Лондоне! И искать пропавших без вести я тоже умею!

– Не сомневаюсь, что вы не любите лжи во спасение, – согласился Ратлидж. – И, учитывая все, что вам известно, с чего бы вы начали искать? Судя по всему, ничто не указывало на смерть при подозрительных обстоятельствах, если только какие-нибудь проходившие мимо цыгане не украли мальчика или на него не наткнулся кто-нибудь на болоте и не убил по каким-то своим причинам. А следователь тогда очень тщательно проверил все версии сразу после того, как Ричард пропал. И когда вы сменили своего предшественника, у вас не было оснований подозревать нечто большее, чем трагическое стечение обстоятельств. Сейчас то старое дело можно рассматривать в новом свете; возможно, оно окажется ключом к разгадке.

– Что именно изменилось, скажите, пожалуйста? Мальчик убежал во время семейного пикника. И потерялся. Скорее всего, он давно умер, потому что болота – место опасное. К чему было внушать его родным ложные надежды? А последние дела… Неужели новый взгляд на пропажу мальчика помешал бы Оливии Марлоу покончить с собой? Или мистеру Николасу последовать ее примеру? Или позволило бы мистеру Стивену не свалиться с лестницы? По-моему, нет! – Шея Харви постепенно наливалась кровью.

– Вы правы. Зато новый взгляд на события прошлого способен пролить свет на настоящее. Он откроет тайны, на которые сами родственники не могут найти ответа. Возможно, и юристам станет ясно, чье завещание следует рассматривать в первую очередь. Кто имеет право продать Тревельян-Холл, а кто такого права не имеет.

– Насколько мне известно… до сих пор никто не утверждал обратного… у мисс Оливии и мистера Николаса завещания были почти одинаковые. Лично я не вижу проблемы, какое из завещаний следует рассматривать в первую очередь. Уверяю вас, мистер Николас был человеком прямодушным и очень ответственным. Он выполнял свой долг перед церковью и соседями. Он воевал и исполнил свой долг джентльмена…

Хэмиш осведомился, почему для того, чтобы сражаться во Франции, необходимо быть джентльменом. Ратлидж сделал вид, что не слышит.

– И по-моему, сам мистер Николас давно уже перестал задаваться вопросами о смерти своего брата. Во всяком случае, за все пятнадцать лет, что я здесь служу, он ни разу не заговорил об этом со мной. И с моим предшественником он никогда не говорил о Ричарде, иначе остались бы записи. В результате у нас есть только мисс Оливия, а уж на что была способна она, не знаю даже я!

Замечание Харви настолько отличалось от всего, что говорили об Оливии другие, что Ратлидж удивился.

Харви кисло улыбнулся; он явно был доволен произведенным эффектом.

– Хоть мы и живем в глуши Корнуолла, мы не совсем простаки, что бы вы там в Лондоне ни думали.

– Никто не считает вас простаками, – заговорил Ратлидж, тщательно подбирая слова. – Пожалуйста, объясните, на чем основано ваше суждение.

– А вы почитайте ее книжки и сами все поймете! Моя жена – женщина порядочная, она просто диву дается нахальству мисс Марлоу! Как она посмела написать такое – да еще выпустить в виде книжки? Порядочная женщина так не поступит. Человек, способный на такую нескромность, по-моему, служит вместилищем всех смертных грехов… всех пороков!