Крымские тетради
Шрифт:
Шум, гвалт, колгота, - не поймешь, кто здесь командует, кто подчиняется.
Амелинов вдруг куда-то исчез, моряк Смирнов нашел какого-то дружка, а я и Семенов сиротливо прижались к сырой стене - другого места не найдешь, все перезанято - и чего-то ждем.
Люди! Какие они тут разные! Сдвинуты набекрень шапки с красными лентами поперек, взгляды - знай наших! Военные, матросня, бывшие бойцы истребительных батальонов. Они все чему-то радуются, говорят в полный голос. Как же так: они же знают о гибели "Армении" - мы рассказали, а ведут себя, словно немцев из Крыма выгнали. Откуда такой оптимизм, уместен ли он? А может быть, я чего-то
По соседству дотошный морячок пристает к пожилому степенному красноармейцу, прижимающему к себе новенький автомат-пистолет, явно трофейный.
– Папаша, махнем! Даю ТТ, пять лимонок, зажигалку и флягу!
– Не приставай!
– Жалко, да? Ведь стянул небось...
"Папаша" обкладывает моряка таким сочным матом, что тот от восхищения бросает вверх бескозырку.
Вокруг смеются.
Толстощекий артиллерист который раз обращается ко мне:
– Скажи толком: дадут мне шинель аль пропадать?
Я пожимаю плечами.
– Пойми, старшина не успел дать мне шинель. Значит, я не получал.
– Тут лес, цейхгаузов нет!
– Чевой, чевой?
– Вещевых складов нет, говорю!
– Но порядок должон быть?
Я увидел Амелинова, бросился к нему:
– Как же быть?
– Ждать.
И все же в этой сумятице была и своя гармония.
Вот вошел в переполненную комнатушку высокий сероглазый человек в годах, степенный, какой-то самостоятельный. На лице глубокие морщины, а кажется моложавым. У него крепкие зубы, точные движения. Снял плащ, посмотрел поверх голов:
– Товарищ Амелинов!
Захар обрадовался:
– Дядя Дима! С новостями?
– Морячка привел. Эй, дружок!
– Он повернулся лицом к входным дверям.
Оттуда вкатился плотноплечий круглолобый парень в бушлате, перекрещенном пулеметными лентами.
– Мое вам, братцы!
– по-смешному запищал бабьим голосом.
Грянул смех, но Амелинов шикнул:
– Ну!
– Голос у него отлично поставленный, он сразу подавил смех. Прошу ко мне!
– Отыскал глазами меня: - И ты давай сюда!
Крохотная комнатушка, кровать, на ней гора подушек в красных наволочках. Амелинов присел на столик, приткнувшийся к окошечку, а мы прижались к стене.
– Ну, Дмитрий Дмитриевич, чем я обрадую нашего командующего?
Дядя Дима - Дмитрий Дмитриевич Кособродов - из-за пазухи достал пакетик.
– Лично от Павла Васильевича Макарова!
– Чем же нас удивит знаменитый адъютант генерала Май-Маевского?
Май-Маевского! Перед войной я прочитал книгу Макарова и буквально бредил тем, что узнал из нее. Большевик Макаров в роли белого капитана сумел стать правой рукой генерала Май-Маевского. Романтическая личность автора запомнилась на всю жизнь. Неужели сейчас он в лесу, в одном строю с нами? Меня взяло нетерпение, и я спросил у Амелинова:
– Макаров - тот самый?
Он кивнул головой, продолжая знакомиться с содержимым рапорта.
– Старая гвардия! Молодец, Паша!
– он посмотрел на моряка.
– Так ты из группы Вихмана?
– Одесса! Осиповцы, в атаку, лупи мамалыжников!
– Моряк рисовался, а потом, убедившись, что произвел впечатление, начал довольно толково рассказывать о путях-дорогах, приведших небольшую группу морских пехотинцев во главе с лейтенантом Вихманом в
– Одессу держал?
– Макаров любил краткость.
– Осиповский, - не менее кратко ответил Вихман.
Морской полк Осипова! О нем ходили легенды. "Черная туча" - называли его враги.
– Докажешь?
– Прикажи!
– Дуй на Курлюк-Су! Утром жду с пропиской. Пустой придешь - топай на все четыре! Ты меня понял?
Десять матросов в засаде. Дождь. Бушлаты промокли - хоть выжимай, в желудках - турецкий марш. Но матросы под командованием двадцатилетнего еврейского паренька с лицом музыканта зарабатывают партизанскую визу.
Ждут долго. Наконец увидели то, что нужно. Ревут дизеля немецких тяжелых "бенцев", грязь из-под колес до макушек сосен.
– Шугнем!
– Вихман легко перебежал от дерева к дереву и под колеса первой машины бросил противотанковую гранату.
Жуть что было! Нет машин - взорваны, нет солдат - убиты. Есть трофеи автоматы, пистолеты, документы, ром, шоколад, а главное - надежная прописка в макаровский отряд!
"Севастопольская работа!" - высшая оценка Макарова. Севастополь - его молодость, школа подполья, классовой борьбы; в Севастополе - могила родного брата, замученного беляками.
Амелинов вручает пакет Кособродову:
– Сам понесешь хозяину! Он кличет тебя!
Кособродов уходит в штаб командующего. Я сквозь тонкое оконное стекло вижу, как легко он шагает.
– Сколько же ему?
– спрашиваю у Амелинова.
– Полвека будет.
Полвека! Для меня тогда этот возраст казался недосягаемым. Но вот прошло еще четверть века, а Дмитрий Дмитриевич Кособродов жив и по-прежнему молод. Да, да, молод. Он не так давно женился, и молодая жена родила ему трех дочерей - точь-в-точь портрет отца. А семьдесят пять лет для него не возраст. Он каждое лето водит практикантов-геологов в самые отдаленные уголки гор, и за ним трудно угнаться.
Кособродовы - саблынские крестьяне. Кто только не наживался на их горбу! Помещики-баи, надсмотрщики казенного лесничества. В работе В. И. Ленина "Развитие капитализма в России" отражена тяжкая судьба саблынцев, в числе которых упомянуты и Кособродовы. Их род не на жизнь, а на смерть боролся со своими угнетателями и в неравной битве потерял двадцать пять человек.
Еще через час в лесном домике стало особенно шумно: прибыли связные из Пятого района, лично от самого Красникова. Всех это волнует. Еще бы! Севастопольские партизаны дерутся у самого фронта. Что там, как держатся наши?
Подвижный, среднего роста, с черными усиками человек, снимая плащ-палатку, с явным кавказским акцентом громко спрашивает:
– Где главный начальник?
Голос показался мне знакомым: постой, да это же Азарян! Он самый! Винодел, наш, массандровец, шумный, громко-гласный.
Увидев меня, раскинул руки, обнял:
– Ба! Начальник мази-грязи! Какими судьбами?.. Я тебе такое сейчас скажу...
Моряк Смирнов на этот раз оказался нетерпеливым, его беспокоил Севастополь.