Крымский излом
Шрифт:
Полковник Бережной кивнул в мою сторону, и я взял инициативу на себя, - А пока, товарищи, прошу всех в штабную машину. Там мы с товарищем полковником сможем изложить вам обстановку сложившуюся на текущий момент в Крыму, и на прилегающих ТВД, а также обсудить наши дальнейшие действия.
Как только мы ввалились в штабной кунг, там сразу стало тесно как в вагоне метро в час пик. Внимание генерал-лейтенанта Рокоссовского сразу привлек тактический планшет, отражавший обстановку десятиминутной давности. А вообще глаза у московских товарищей с непривычки разбегались во все стороны. Что будет с товарищем Кузнецовым на корабле его имени, мне вообще представить сложно. Так можно получить и вывих глазных яблок со смертельным исходом.
Поэтому, я сразу же подошел к тому самому тактическому планшету, - Товарищи, обстановка в настоящий момент такова: Час назад, в результате массированного бомбоштурмового удара особой вертолетной группы по немецким
– Всего лишь батальон?
– не понял генерал-лейтенант Рокоссовский
– Да, - кивнул я, - и к тому же двухротного состава - вместо третьей роты - 120-мм самоходная универсальная артбатарея. Завтра с утра, если будет время, съездим с вами на поле под Саками... Тут час езды туда обратно, и вы сами убедитесь, что морская пехота из будущего в обороне, это каменная стена. Это чтобы вы знали и понимали - какая сила находится в вашем распоряжении. Я лично присутствовал на НП бригады в момент отражения массированной ночной атаки. Константин Константинович, как и вы, я повоевал и в Германскую и в, но такое побоище видел в первый раз. Там как раз вдоль дороги есть место, где наши потомки одним залпом установок "солнцепек" заживо сожгли походную колонну из моторизованного полка СС и румынских кавалеристов. Если вы хотите глянуть на кусочек ада, тогда вам туда!
– Я сделал паузу и отхлебнул содовой воды из стоящей на столе пластиковой бутылочки.
– В настоящий момент идет сосредоточение особой бригады в район перешейков. В ближайшее время следует ожидать попыток немецкого командования восстановить положение. Как вы уже знаете с 18:00 возобновляет полеты палубная авиация. И первое задание на которое вылетят самолеты, это воздушная разведка прилегающего ТВД.
В этот момент загудел телефон. Подполковник Ильин снял трубку, выслушал короткое сообщение, потом поднял руку привлекая к себе внимание, - Товарищи наркомы, генералы и адмиралы, только что поступило сообщение что подводная лодка "Алроса" из состава нашего соединения, торпедировала румынский танкер водоизмещением в пять тысяч тонн, шедший курсом на Николаев. Судя по силе взрыва танкер перевозил авиационный бензин...
Шум голосов прервал возглас Берии, от избытка чувств хлопнувшего в ладоши, - Ай как хорошо, ай как порадовали.
– Молодцы. Передайте товарищам, пусть продолжают в том жэ духэ, радуют нэмцэв своими полновэсными подарками.
7 января 1942 года, 17:45. аэродром Саки. Старший лейтенант Покрышкин А.И. (Глава из книги "Небо войны" А.И. 1985 год)
Последние несколько дней мы в полку не ходили, а летали. То, что происходило совсем рядом с нами, в Крыму, внушало нам гордость и оптимизм. Наша армия била фашистов в хвост и в гриву. Евпаторийский десант, высаженный в ночь с четвертого на пятое января, внезапно поставил немецко-фашистские войска на грань полного уничтожения, и был верхом тактического мастерства и военного искусства. Ранним утром пятого января, еще до рассвета, меня вызвал командир нашего полка. Виктор Петрович был страшно взволнован, - Покрышкин, тебе необходимо совершить вылет на разведку аэродрома Сталино. Фотоаппарат на твой МиГ сейчас устанавливают. Я знаю, что это почти верная смерть, но я верю в тебя. Для любого другого это верная смерть безо всяких почти. Командование провело какую-то операцию "Длинная Рука", и теперь требует подтверждения результатов.
Я пожал плечами, надо так надо. Позавчера пара с нашего полка летала туда на разведку. Им даже близко не дали подойти к аэродрому, наши товарищи едва вернулись домой на изрешеченных машинах. Решил, что пойду на цель на малой высоте, так безопасней. Самое главное было предварительно осмотреться, чтоб не подставить машину под зенитный огонь.
Взлетел я тогда еще в темноте, почти нормально, только, изношенный до предела за полгода войны мотор, сначала работал с небольшими перебоями, потом звук стал нормальным, и я перестал обращать на него внимание. К Сталино мой МиГ подошел на рассвете. В сером свете зимнего утра я увидел на летном поле огромную свалку, состоящую из обломков гитлеровских "юнкерсов" и "мессершмидтов". Зенитные батареи на аэродроме тоже были изрядно потрепаны. По моей машине никто не стрелял. Чудом уцелевшие немцы, бродившие среди разбитых вражеских машин, и шарахались от моего МиГа, как пугливые зайцы, увидевшие сокола. А ведь я и есть сокол, сталинский сокол. Чтобы тут все так разворотить, нужно не меньше штурмовой авиадивизии, да и то, если ей не будут мешать ни зенитки, ни перехватчики. Я набрал высоту - весь этот "натюрморт" на аэродроме нужно было немедленно сфотографировать.
С высоты в окрестностях аэродрома я не заметил ни одного нашего сбитого самолета. Это означало, что удар по аэродрому был не только уничтожающим, но и абсолютно внезапным.На свой аэродром я летел в радостном настроении, - Значит, можем мы их бить, когда захотим и все сделаем как надо. На аэродроме меня ждала радостная новость об Евпаторийском десанте, и освобождении от захватчиков этого замечательного курортного города. Я доложил своему командиру полка о полностью уничтоженном немецком аэродроме. На вопрос о том, кто это сделал, Виктор Петрович ответил, что операцию "Длинная Рука" проводила отдельная авиагруппа особого назначения. И что удар наносился не только по Сталино, но и по всем прифронтовым немецким аэродромам в полосе Южного и Юго-Западного фронта. Меня ошарашил масштаб, и, если можно так сказать, "качество" проведенной операции. В этой особой авиагруппе должны быть собраны асы масштаба Валерия Чкалова. Вот бы встреться с ними, поговорить, обменяться опытом. Но особо долго думать над этим вопросом было некогда, весь день мы по приказу командования, группа за группой мы летали на аэродром Сталино, стремясь добить и окончательно разрушить все, что уцелело после удара авиагруппы осназа.
К вечеру погода резко испортилась, задул резкий штормовой ветер, потеплело, и пошел проливной ледяной дождь. На аэродроме бойцы БАО крепили оттяжками самолеты к вкрученным в землю кольям. Вот тогда-то я снова вернулся к своим размышлениям, но так ни до чего и не додумался. Единственный вывод, к которому я сумел придти самостоятельно, так это о том, что все произошедшее как то было связано с Крымской операцией. Позднее оказалось, что все именно так и было.
Весь день шестого над аэродромом бушевал шторм, мы сидели на земле, и с завистью слушали сообщения Совинформбюро, об освобождении Симферополя, Джанкоя, Бахчисарая и деблокаде Севастополя. Как в этот момент мы хотели оказаться в кабинах своих МиГов в небе над Крымом. Громить врага так, чтобы нигде и никогда он больше не посмел напасть на нашу Родину.
К полудню седьмого шторм начал стихать и появилась надежда, что метеорологи, наконец, дадут добро на полеты. Но раньше их разрешения на наш аэродром приземлился спецборт Ставки, пассажирский ПС-84. Управлял им полковник Ольшанский, полярный летчик, летавший некогда с самим Ильей Мазуруком. То, что у нас считается штормом, на северах это так, легкий ветерок. Как стало известно по вездесущему солдатскому телеграфу, на нашем аэродроме самолет должен был дозаправиться, взять еще одного пассажира и, дождавшись истребителей сопровождения из Крыма, вылететь дальше в Симферополь. Мы с ведомыми, Лукашевичем и Карповичем, стояли в курилке, травили анекдоты, ждали разрешения на вылет. Тут прибегает Виктор Петрович, бледный как бумага, - Покрышкин, срочно к спецборту, тебя Берия требует.
– потом тихо так, вполголоса, - Ты извини, я им эскорт предложил и фамилию твою назвал, как ведущего звена. А майор там один гебешный, кавказец, знает тебя, оказывается. Пальцами себя в грудь ткнул и сказал, - Лаврентий Палыч, все сходится тот самый это Покрышкин. А глаз у него, как рентген, насквозь видит. Хоть совесть и чиста, а все равно стоять перед ним неуютно.
Иду вперед, ноги ватные, в голову всякие мысли лезут, - Это откуда же меня такие "особые" майоры знают?
– Сзади ведомые плетутся, как на расстрел, их тоже непонятно зачем вместе со мной замели. Берия посмотрел на меня через пенсне, каким-то непонятным взглядом, ну, вроде как на подающего надежды школьника, и говорит, - Это ви, товарищ Покрышкин, лючший летчик дивизии?
Я вытягиваюсь в струнку, и со вздохом отвечаю, - Никак нет, товарищ нарком, лучший летчик дивизии мой друг капитан Фигичев.
– А мне доложили что ви?
– Берия под пенсне прищурился, и стало ясно, что он смеется, - Надежные люди доложили, достойные доверия. Как тут можно работать, когда тебя все время обманывают?
– он глянул прямо мне в глаза, - Товарищ старший лейтенант, вам предстоит сопровождать наш самолет в Крым до объекта специального назначения, имеющего особую важность.
– и куда только его акцент делся, - Вы зарекомендовали себя с самой лучшей стороны, как летчик, боец, коммунист и просто советский человек. Именно поэтому вы и допущены к выполнению этого задания. Не бойтесь, товарищ майор, - повернулся он к командиру нашего полка, - вернем мы вам ваших соколов. Если они сами, конечно, захотят вернуться.
– Интересно, что там такое на этом спецобъекте, чтобы я в свой полк возвращаться не захотел?
– Но долго думать мне не дали, сначала тот самый майор ГБ взял у всех троих расписки о неразглашении, действительно по высшей форме, об информации особой важности. Потом подготовка к вылету, и вот я уже сижу в кабине истребителя, мотор работает, перед нами на взлет идет спецборт. Вот он оторвался от полосы, и пошел вверх - значит и нам пора. Даю полный газ, и отпускаю тормоза. Мотор МиГа ревет, разбежавшись, машина отрывается от земли, и повисает в воздухе.