Крыса-любовь

Однако в тот день, когда у брата случился инфаркт, мне не удалось развить свиную тему перед санитарами, потому что Гордон попросил меня остаться и присмотреть за его машиной. Гордон обожает свою машину.

– Отгони ее к моему офису, – сказал он слабым шепотом. – Там у меня на столе лежит органайзер. Привези его в больницу вместе с моим плащом и портфелем. И не забудь позвонить Мишель.

Мишель – жена Гордона и моя невестка. В обычной ситуации я скорее откусил бы себе ногу, чем стал ей звонить.

– И еще, Арт, – шепнул Гордон, – пообещай мне кое-что.

Я наклонился и взял его за руку. Уже много лет я касался его руки только в кратком пожатии. Его ладонь оказалась мягкой и пухлой. Как у ребенка. Я крепко сжал ее и навис над Гордоном, как мать над малышом на оживленном перекрестке. В ту минуту я был готов ради него на все: я продал бы дом (если бы он у меня был), прошел босиком через весь континент, пожертвовал бы почку.

– Все, что хочешь, Гордон. Ты только скажи.

– Не кури в моей машине.

Гордон ездит на «вольво» новейшей модели, где есть все новейшие прибамбасы: навигационный контроль, кондиционер, воздушные подушки и автоматический регулятор высоты кресла. Приборная доска оснащена всеми вообразимыми датчиками и предупреждающими сигналами, кроме одного-единственного, который был по-настоящему нужен Гордону в тот день, – «угроза инфаркта».

Я езжу на классическом, чтобы не сказать потрепанном, серебристом «ситроене» с регулируемой подвеской (иногда регулируемой, если уж начистоту).

В тот день я, как обычно, опоздал на обед – нарезал круги по кварталу в поисках места для парковки. Мимо окон «Pain et Beurre» я проезжал чуть ли не каждые пять минут и ободряюще махал Гордону, который ждал меня в кафе. Видимо, мне не удалось взбодрить его как следует.

– Ну вот, теперь нет времени по-человечески поесть, – простонал он, когда я наконец уселся за столик. – В два часа у меня сеанс. Новая клиентка.

Гордон терпеть не мог упускать дежурное блюдо, особенно по пятницам, когда ему не светит домашний ужин. У Мишель пунктик: готовка по пятницам – великий грех для католика.

– Грех готовить мясо в постный день, Мишель, – возражал Гордон в тех редких случаях, когда ему хватало духу постоять за себя. – Это не значит, что надо ходить голодными!

Будь он посмелей, мог бы начать с того, что Мишель вообще не католичка, но на такой довод он ни разу не отважился. Никто не смеет перечить Мишель. Кроме меня. Нельзя сказать, что я нарочно стараюсь вывести ее из себя, – она как-то сама собой выходит. Мишель меня на дух не переносит и считает неудачником, потому что у меня нет нормальной работы.

– Он скульптор, Мишель, – говорил Гордон, когда чувствовал прилив храбрости и знал, что я нахожусь в пределах слышимости. – Ты же знаешь, что он скульптор.

– Скульптор, ха! – отвечала она. – Да уж, я помню это «Будущее в руках»!

Мишель то и дело поминает «Будущее в руках» – скульптуру, которую я подарил им с Гордоном на свадьбу. Очень недурственная вещь, по моему разумению. К несчастью, Мишель не разделила моего мнения, и с тех пор отношения между нами напряженные. Она ясно дала мне понять, что мой подарок ей мерзок, поскольку она желала получить электродуховку из своего списка необходимой техники.

Короче, вы понимаете, почему я вернулся за столик и опрокинул в себя остатки красного вина, прежде чем взять мобильник Гордона и сообщить Мишель скверные новости. Гордон мог бы попросить у меня чего полегче – например, пожертвовать почку.

Когда Мишель услышала мой голос, повисла долгая пауза. Скорее всего, Мишель раздумывала, бросить трубку сразу или сперва сказать мне какую-нибудь гадость. К тому же я застал ее врасплох – определитель высветил номер Гордона, и она, конечно, рассчитывала услышать Гордона.

– С какой стати ты взял телефон моего мужа, Стори? Твой брат знает?

Мишель всех называет по фамилии. Сейчас она завхозша, заведует инвентарем в какой-то фирме, но в молодости была учительницей математики в школе для мальчиков. Видимо, там она и подцепила привычку обращаться к людям по фамилии.

Спасибо одной из официанточек – успела выдать мне полную хронику событий, поэтому я смог подробно объяснить Мишель, что случилось с Гордоном. Впрочем, некоторые детали я опустил. Ей совсем ни к чему было знать, что сам я в тот момент развлекался с аппетитными цыпочками в Париже.

– Я отгоню его машину к офису, – напоследок сказал я, – а потом схвачу такси и поеду прямиком в больницу. Встретимся там.

– Спасибо, Стори, – тихо отозвалась Мишель.

Я старался говорить как можно спокойнее, хотя это было нелегко из-за дрожи в голосе Мишель. Никогда прежде ее голос не звучал так… беззащитно. Мишель у нас женщина суровая, от ее обычного тона у любого мужика яйца могут отсохнуть. А теперь у нее был тоненький такой голосочек, и это меня напугало. Я будто снова почувствовал мягкую пухлость руки Гордона. Первый раз в жизни мы с Мишель оказались по одну сторону баррикады. На целую секунду.

– Тебе незачем ехать в больницу! – Она взяла себя в руки. – Я отвезу туда маму с папой и позвоню тебе, когда появятся новости. – Ее голос уже набрал прежнюю силу. – Да! Еще одно, Стори…

– Что?

– Мы не любим, когда курят в нашей машине.

Я отключился и закурил. Каких-то полчаса назад мой единственный брат сидел напротив меня, взвинченный и голодный (Гордон всегда голодный). Его портфель до сих пор стоял на полу, его плащ висел на стене. Но его самого не было.

Мне, конечно, стыдно за себя, но я встал и обшарил карманы его плаща в надежде откопать бумажник. Поймите, я-то не видел, как ОН оплатил счет, а сам я, увы, был на мели. Я не ограничился булочкой и заказал суп только потому, что Гордон сразу же пообещал заплатить за нас обоих.

– Возьми суп, – сказал он. – Я угощаю.

– Суп не буду.

– Будешь. Тебе непременно нужно поесть горячего.

Бумажника в его плаще не оказалось. И в портфеле тоже. Там была газета, шариковый дезодорант (Гордон ведет вечный бой с потом) и освежитель дыхания в бутылочке (то же самое с запахом изо рта). Под всем этим лежала папка, приготовленная для новой клиентки.

Должен сказать, что парень я, как правило, непрошибаемый. Наподобие боксерской груши: тресни меня – отскочу и тут же вернусь на прежнее место. Но у каждого бывают такие дни, когда все словно объединяются, чтобы послать вас в нокаут: один… два… три… КОНЕЦ!