«Крыша» для Насти

— Чистая, значит, работа?

— Во всяком случае, профессиональная. Причем, что любопытно, по сценарию все в комнате выглядело так, будто ревнивый Игорек Свиридов сперва отменно порезвился со своей дамой, Анной Тереховой, а затем забрал у нее три тысячи долларов — откуда, это уже совсем третий вопрос, — после чего всадил ей пулю, а затем произвел то же действие и с самим собой.

— Ревность всему виной, так, что ли?

— Вроде того. Только не было учтено одно обстоятельство. С выстрелом в нее все в порядке. Но выстрел, означавший бы самоубийство, никак не проходит по нескольким параметрам. Если бы Свиридов произвел выстрел из этого оружия — а оно именно так и было, эксперты подтвердили и ствол, и пулю, — то ему бы пришлось приставить глушитель себе ко лбу. Длины руки едва хватало. А медик утверждает, что выстрел был произведен с расстояния не менее двух метров, причем снизу вверх. То есть полная хреновина. Вообще говоря, тебе бы посмотреть, с твоим опытом…

— А твой салага что?

— Он, насколько я вижу, принял версию, удобную подлинному убийце, то есть убийство и самоубийство. И притом высокопрофессиональное. И я теперь, кажется, начинаю понимать причину волнения Кости. Похоже, работают опытные ребята. Вопрос, кто следующий?

— Ты уже, смотрю, все решил для себя. Ладно, я чувствую, что без нас вам, ребята, не управиться. Скажу Небылицыну, пусть выручает.

— Спасибо, благодетель. А сам как?

— А я временно вас, наверное, оставлю. Тут одна срочная командировочка намечается. Это — не телефонный разговор. Завтра отбуду, а вернусь, если все будет в порядке, к концу недели, вот тогда и поговорим.

— По нашим делам?

— Потом, Саня, — помедлив, ответил Грязнов.

Небылицын позвонил Турецкому минут тридцать спустя. Александр Борисович объяснил, в чем суть дела, и тот сказал, что сейчас же отправится в Марьину Рощу, а следователь, как его, Сергей Ильич? — вот пусть он подгребает прямо туда. На месте и разберутся.

Небылицын встретился с Канаенковым у подъезда дома, в котором произошло двойное убийство.

Нельзя сказать, что Сергей Ильич был доволен очередным решением Турецкого, но… Ничего поделать он не мог, так как прокурор ЦАО Брянцев жестко и недвусмысленно сказал ему, что он, Канаенков, на все время расследования дела об убийстве Воронова и его водителя поступает в полное распоряжение следователя из Генеральной прокуратуры Поремского и помощника генпрокурора Турецкого. И как они станут им распоряжаться, его совершенно не касается. Оперативник, с которым в своей бригаде уже поработал Сергей Ильич, показался даже ему ни рыбой, что называется, ни мясом. Ленивый и неповоротливый, он никаких свидетелей не искал, обращался с вопросами лишь к тем, на кого ему указывал сам же Канаенков, вообще не проявлял никакого желания работать. Ну а эксперты свое дело сделали, осмотрели, описали, произвели соответствующие экспертизы и могли считать себя свободными до того момента, когда следствию снова понадобятся их профессиональные знания. Однако пока от них никто ничего не требовал, и они занимались своими текущими делами.

Что касалось изучения остатков обнаруженного на месте преступления взрывного устройства, то эту миссию взяла на себя ФСБ со своими специалистами. Но и их экспертные заключения могли лишь прояснить механизм зарядного устройства, а также его мощность и, по возможности, степень профессиональной подготовки тех лиц, которые готовили взрыв. Это мало что добавляло к тому, что уже было известно, но тем не менее, являлось также важным свидетельством для следствия. Всегда ведь можно отличить «почерк» профессионала, а за ним и попытаться проследить всю цепочку, приведшую к трагическому финалу. Скажем, одно дело, если бы здесь вдруг обнаружилась «чеченская рука», и совсем иное, когда подозрение пало бы на кого-нибудь из бывших своих же оперативников из специальных или разведывательных, к примеру, подразделений службы госбезопасности. Поэтому и с окончательным «диагнозом» бомбы они не торопились, оправдываясь сложностью экспертных анализов. Но уже было ясно главное: взрывное устройство состояло из двух батареек, тумблера с индикатором, взрывателя и заряда пластита мощностью около полутора килограммов в тротиловом эквиваленте. Для бронированного «мерседеса» это было, что называется, в самый раз. То есть все рассчитано точно, а готовилась «бомба» именно для этой акции, и крепилась она к днищу автомобиля обыкновенной магнитной присоской. Сигнал для взрыва, как предполагалось, был дан с помощью радиоимпульса. Вероятно, с относительно близкого расстояния. Кто его дал, было еще неизвестно, но того, что проходивший мимо «мерседеса» инвалид в сером плаще имел к бомбе отношение, отрицать уже нельзя. И Канаенков чувствовал, конечно, свою вину в том, что первый не угадал в том инвалиде автора покушения.

Но уж на такое простое дело, как опрос и поиск возможных свидетелей убийства в доме, у него вполне хватало и собственных сил, и способностей. Зачем же помощь, да еще поданная в таком уничижительном виде? Не справится! Надо быстро! Можно подумать, что он вроде того опера, который спал на ходу!..

Однако прибывший Небылицын оказался всего-навсего майором, хотя по возрасту вполне мог уже быть полковником. Значит, тоже из неудачников, хоть это роднило его как-то с мрачным Канаенковым, тоже давно мечтавшим об очередной звезде на погон. Договорились действовать так.

Чтобы самому Сергею Ильичу не ходить по второму кругу среди жильцов дома, где были убиты женщина и ее возможный любовник, миссию повторного опроса взял на себя Небылицын. А вот Канаенков решил обойти соседний дом. Там могли оказаться свидетели того, как в подъезд, где жила Терехова, заходили посторонние люди. Случайные, разумеется, свидетели, кто ж станет специально наблюдать за подъездом противоположного дома?

И, надо сказать, повезло, если этим словом можно определить «находки», обоим.

Старик-инвалид из второго корпуса, просиживающий сутками у окна, выходящего во двор, обратил внимание на чьи-то, явно не местные, «Жигули», что были припаркованы возле его дома. Казалось, в них никого не было. Стояли себе и стояли. Вроде не мешали никому, но были определенно не местными. Не видел их прежде здесь пенсионер-инвалид. Но недолго простояли, может, час или чуть больше. А потом из них вдруг показался высокий водитель в сером плаще и шапочке такой же, как все мальчишки нынче носят — с длинным козырьком. Быстрым шагом, чуть прихрамывая, — это тоже заметил инвалид, поскольку ревниво приглядывался к тем, у кого были здоровые ноги, — этот мужчина пересек поросший кустарником скверик между домами и нырнул в подъезд напротив. При этом он пару или тройку раз оглянулся, будто опасался того, кто мог идти за ним. И все. А еще минут через десять тот мужик вышел и отправился не к своему «жигулю», а на улицу. И уже какое-то время спустя пенсионер увидел, как эти самые «Жигули» непонятного, не то серого, не то желтого цвета или среднее между ними, вдруг завелись и укатили под арку. И все, и больше ничего странного он не видел.

А вот сегодня, сколько уж дней-то спустя, вдруг узнал из громких разговоров соседей, что в доме напротив двоих убитых нашли. Милиция понаехала. Врачи на «скорой» примчались, хотя чего уж… А кто их, стало быть, убил, того не нашли. И не найдут. Этим пассажем и заключил пенсионер свой подробный рассказ.

Канаенков даже вздрогнул, когда услыхал про серого. И к концу рассказа старика извлек из кармана напечатанный фоторобот предполагаемого преступника, который был изображен в сером плаще и такого же цвета шапочке, и протянул старику. А тот только взглянул, как радостно закивал, будто преступник уже пойман и с ним все ясно. Особенно то, что именно он, Иван Сидорович Полетаев, его и отловил. То есть у него двух мнений не было — он это, убийца, конечно, кем же ему еще быть-то?

Обрадованный Канаенков все подробно записал в протоколе и дал расписаться Полетаеву. Тот сделал это с видимым удовольствием. Но на прощанье попросил… держать его в курсе, все ж таки как-никак, а помощь-то он следствию оказал!..

А Небылицын случайно «вышел» на Клавдию Мефодьевну.

Не читая прежних протоколов опросов соседей и прочих свидетелей, он шел для себя как бы по «целине», все открывая заново. Так оно и лучше, взгляд, что называется, незамутненный, свежий для восприятия. Он выслушал и записал рассказы всех жильцов квартиры, которые старались, ибо им понравился «новый следователь» — доброжелательный и спокойный. А прежний был больно уж угрюм и необщителен, он и вопросы свои задавал так, будто перед ним все виноватые сидели.

А когда он остановился перед последней дверью, уже перед выходом на лестницу, и спросил: а кто здесь живет? — ответили, что старая Мефодьевна, да только пользы от нее никакой. Сама больно стара, да и приврет — денег не попросит, сплетнями живет.

Но Володя не стал гнушаться и такой возможной свидетельницей, постучался к ней, а когда из-за двери, примерно на уровне дверной скважины, выглянул старушечий нос и головка, укутанная в белый платок, представился по форме, даже каблуками ботинок прищелкнул, после чего и получил доступ в комнату.

Кто-то из соседей хотел тоже проникнуть следом, но Небылицын, восприняв это постороннее желание как возможность уличения в неправде, вежливо закрыл дверь. И не пожалел.

Уже через три минуты сбивчивого, но по-своему плавного рассказа он узнал и о третьем лице, которое впустила к себе беспутная Анька. Один-то, с которым она частенько кричала по ночам, уже сидел у нее, а тут второй. И Анька тоже провела его к себе в комнату. А все, что могла в новом госте разглядеть Мефодьевна, — это его широкий серого цвета плащ. И обе руки он держал в карманах. Откуда все увидела? А через замочную скважину. Замок-то старый, скважина большая, и если одним глазком приноровиться, все видно. А если чуть приоткрыть, так вообще весь коридор — от угла до угла. Но открывать-то она не боится по ночам, когда тот ее, первый, «хахель» в туалет в чем мать родила топает. А он-то вон где, туалет! Пока туда да обратно… чего не наглядишься…