Крысы появляются ночью

XIII

Проехав Потсдамскую площадь, Сид сбавил скорость, предъявил на контрольно-пропускном пункте свои документы солдатам Национальной Народной армии ГДР и стал спускаться по Лейпцигерштрассе. Хотя Паули не раз бывал в Восточном Берлине, он не переставал удивляться. Каждый раз ему казалось, что он попал в другой мир.

Залитая неоном Курфюрстендамм, поток автомобилей, нервно снующие по улице люди, кричащие о последних сенсациях продавцы газет, рекламы кинозвезд — все это осталось позади.

Здесь все выглядело спокойнее, солиднее и серьезнее. Сид обратил внимание на транспарант, призывающий к запрещению ядерного оружия.

«У нас тоже многие выступают против атомного вооружения. Но здесь борются не в одиночку, а всем государством. Они используют все средства: радио, кино, прессу…»

Сид вспомнил разговор, происходивший месяц назад в пресс-клубе с одним восточным журналистом. Тогда он посмеивался:

— Ваши газеты скучны и неинтересны. То, что вы печатаете, не имеет ничего общего с журналистикой.

Его коллега снисходительно улыбнулся:

— Если вы подразумеваете под словом «журналистика» ходкий бульварный материал, то вы правы. Убийства, вызывающие омерзение, гаденькие постельные истории, ненормальные браки, проституция, преступления любого вида, коррупция — вот что помещаете вы под броскими заголовками. Неужели развод или преступление стоят внимания читателя?

— «Внимание», возможно, не то слово, — заметил Сид. — Но этот материал увлекателен, читается с жадностью, в общем, сенсационен.

Коллега из Восточной Германии сказал, что, по его мнению, все это выглядит довольно жалко.

— Настоящей сенсацией было бы выступление вашего государственного деятеля, посвященное разоружению, или протест боннского парламента против запрета Коммунистической партии Германии.

— Политика… Голая политика. Без конца одно и то же!.. — последовало возражение Сида. — Но у нас пишут обо всем. Мы свободны. И не носим идеологических корсетов.

— У вас своеобразное представление о свободе. Может быть, по-вашему, это свобода, когда людей, выступающих за мир и взаимопонимание между народами, оскорбляют и преследуют, в то время как известные всему миру поджигатели войны, недобитые фашисты и реваншисты в открытую могут заниматься своим пакостным ремеслом. Вместо них в тюрьмах у вас сидят подставные лица. Напишите об этом в своих газетах — это будет действительной сенсацией.

Тогда до Сида не доходил смысл этих слов. А теперь он сам пришел в ГДР как враг. Враг вот этих самых людей, которые идут по улицам, которые знают, чего хотят, и говорят об этом громко, заявляют на своих собраниях и пишут на транспарантах.

«Я гнусный, мелкий воришка из политического отребья, — горько подумал о себе Сид. — И оправдания тут быть не может».

На мгновение он подумал, не развернуться ли ему и не дать ли тягу отсюда. Но тут вспомнил о фотоснимках, которые Батлер выслал бы Дорис.

Он остановился перед институтом и сообщил о себе дежурному. Тот проверил удостоверение Сида, выписал пропуск и послал его к какому-то секретарю. Несколько минут спустя Сид вошел в кабинет Арендта.

Профессор сразу же вспомнил своего старого друга Паули и возбужденно заговорил:

— Да-да, ваш отец… Тогда мы, молодые доценты в Гёттингене, всегда были вместе. В свое время я очень часто бывал в вашем доме. Как поживает ваша мама? Она была очаровательной молодой дамой.

— Она умерла, — ответил Сид.

— Как жаль… Отец, наверное, очень тяжело переживал… — Профессор на миг умолк, а затем спросил:

— У вас есть братья или сестры?

— Нет.

— Тогда я вас знаю, — Арендт улыбнулся. — Вы были еще ребенком, когда я вас видел в последний раз. Я помню, как принес вам однажды…

Сид внимательно всмотрелся в лицо профессора. Голос его стал казаться ему каким-то очень знакомым. Ну конечно же! Перед ним вырос образ из далекого детства. Это тот самый «дядя», который по воскресеньям приходил к ним в дом к обеду. И всякий раз у него был для маленького Сида какой-нибудь сюрприз.

— Я вспомнил! — искренне обрадовался Сид. — Вы мне принесли большую железную дорогу с лесовозом.

Арендт кивнул.

— Верно. С вашим отцом я виделся последний раз в Гамбурге. Это было примерно лет двадцать назад. После этого мне приходилось только читать его работы в научных журналах. Он талантливый физик.

Глядя мимо Арендта, Сид медленно выговорил:

— В ближайший вторник мой отец приедет в Берлин. Он просил меня пригласить вас и еще нескольких коллег к себе на обед в отель на Штейнплац. К сожалению, в среду он вынужден будет снова улететь в Гамбург. Он был бы очень рад увидеться с вами. Если бы у него было больше времени, он, разумеется, сам навестил бы вас.

Профессор был приятно удивлен.

— Разумеется, я приеду в отель на Штейнплац. Это прекрасное место для встреч.

Арендт взглянул на календарь.

— Так вы говорите — во вторник. Гм… С двух часов дня я как раз свободен. Впрочем, не могли бы вы во вторник утром заглянуть сюда еще раз или позвонить мне?

— Разве может что-нибудь помешать? — поторопился спросить Сид.

— Нет, нет! — заверил его профессор. — В крайнем случае я приеду под вечер. Мне бы только не хотелось, чтобы из-за моего опоздания ваш отец оттягивал обед…

Сид стал поспешно прощаться. У него не было больше сил продолжать эту ужасную сцену. Когда он вышел на улицу, ему стало не по себе. Как все это мерзко!..

…А ведь была эта игрушечная железная дорога. И мать, ласковая и энергичная. И отец, всегда такой далекий от земных забот. И этот вот профессор Арендт, которого он потом совсем забыл.

На смену дорогим воспоминаниям явились ненавистные физиономии Перси, Мюллера и этого типа в роговых очках.

«Как я докатился до этого? — в отчаянии подумал Сид. — И зачем им нужно, чтобы я заманил Арендта в Западный Берлин? Чего они хотят от него? Но уж если им интересуется Си-Ай-Си, значит, ему грозит страшная опасность. Мне надо предостеречь его, я должен рассказать ему обо всем. А если он не поверит мне?.. Но если он не появится в отеле, фотографии будут высланы Дорис. Я потеряю и ее, и ребенка».

Сид завел мотор своего «вагена» и медленно повел машину по улицам. Задумавшись, он проехал мост и неожиданно для себя очутился у Трептов-парка.

«А не пройтись ли мне немного?» — подумал он, остановил «ваген» и вошел в парк.

Сухие дорожки были аккуратно подметены. Оголившиеся ветви громадных деревьев тянулись в свинцово-серое осеннее небо. В парке шумели ребятишки, запускавшие бумажных змеев. Это были отличные змеи, самой разнообразной формы и конструкции, поднимавшиеся на разную высоту.