Крючок для пираньи

Передохнули, лениво глядя друг на друга, перекурили — и вновь слияние тел, до полного опустошения.

Потом, никуда не денешься, пришлось говорить — то есть снова лицедействовать, разыгрывая урезанной труппой ту же пьесу, имевшую целью дальнейшую дезинформацию неведомого противника. Интимный разговор в неостывшей постели — вещь убедительная. Первую скрипку, конечно, вела Света, но и Мазуру пришлось сыграть свою партию. Слушатель должен был лишний раз убедиться, что Света — шлюха, подводник Микушевич — кобель без особых претензий, не блещущий интеллектом, очкастый доцент Проценко — спившийся неудачник, засунутый в эту командировку по принципу «На тебе боже, что нам негоже», а флотский офицер Шишкодремов — штабная сытая крыска, отправившаяся не столько оказывать содействие, сколько поразвлечься на природе, елико возможно. И, естественно, всей пятерке глубоко плевать на здешние загадки и трагедии. Одной Свете полагалось бы, как сотруднице желтой прессы, проявить какую-то заинтересованность, но она поведала сердечному другу Микушевичу, что не надеется отыскать во всем этом хотя бы крохотную сенсацию, ибо читатель сыт по горло и более звонкими разоблачениями, в том числе и компроматом на военных, к тому же компромат в сегодняшней России нисколечко не работает…

— Это точно, — протянул Мазур и добавил совершенно искренне: — Свалить бы отсюда побыстрее…

Покосился на Свету. Как любой мужик, оказавшийся в свободном полете, он частенько пытался угадать не без оттенка охотничьего азарта, какой будет его следующая женщина. Но такого и предугадать не мог. Мата Хари, изволите ли видеть…

Светловолосая Мата Хари, и не подумав укрыться простыней, непринужденно пускала дым. Перехватив взгляд Мазура, как ни в чем не бывало улыбнулась:

— Ну что, еще по стаканчику? У тебя там в сумке вино вроде завалялось…

Он натянул джинсы, тельняшку, отправился за бутылкой. И критически подумал, что ему, если беспристрастно разобраться, не стоит, в общем, стенать над горестной судьбой. Ничего с ним страшного не произошло — заставили переспать с не самой худшей на свете девушкой, только и всего. Расслабился и получил удовольствие, что уж тут хныкать…

В его швейцарском ноже среди чертовой дюжины приспособлений штопора не имелось — плохо представляли потомки Вильгельма Телля, что русскому человеку именно этот инструмент необходим… Плюнув, он с большой сноровкой протолкнул пробку указательным пальцем внутрь бутылки: гусара триппером не запугаешь…

В дверь постучали, когда он ополаскивал в ванной, к большому недовольству тараканов, закуржавевшие пылью гостиничные стаканы. Не особенно раздумывая, Мазур пошел открывать — поскольку не верил, что в первый же день на них нападут неведомые супостаты, к тому же, что важнее, не было и приказа шарахаться от каждого куста…

Открыв высокую тяжелую дверь, он обнаружил в коридоре низкорослого человечка с бороденкой, отчего-то казавшейся пыльной, как только что вымытые стаканы. Человечек был хил, удивительным образом вертляв, даже когда стоял на месте, а за стеклами очков пылали фанатическим блеском глаза патентованного и законченного провинциального интеллигента. К куртке у него был пришпилен огромный значок с какой-то эмблемой ядовито-зеленого цвета и уныло выглядевшим двуглавым орлом.

— Простите? — вежливо сказал Мазур, неторопливо застегивая «молнию» на джинсах и заправляя в них тельняшку.

Человечек неожиданно резво рванулся вперед, так что Мазур при всем его опыте оказался оттесненным в коридорчик раньше, чем успел что-то сообразить. Правда, следом никто не ворвался, а бородатый, тщательно притворив за собой дверь, перекосившись, запустил руку глубоко в нагрудный карман, извлек какое-то серенькое удостоверение и предъявил его Мазуру с таким видом, словно держал в руках подписанную английской королевой грамоту о присвоении титула пэра:

— «Полярные вести». Это у нас такая газета. Демократическая. Прутков. — Он подумал и уточнил: — Сережа.

Бородатый Сережа был постарше Мазура лет этак на десять. Мазур с непроницаемым выражением лица представился:

— Микушевич. — Подумал и уточнил: — Вова.

— А ты и есть водолаз, да?

— Аквалангист, Сережа, — сказал Мазур, под натиском гостя отступавший все дальше в гостиную. — Есть некоторая разница…

— Ай, какая разница… Ты как насчет интервью? Сейчас махом и оформим.

— Тебе бы, наверное, к начальнику, — сказал Мазур с искренним сомнением. — Наше дело маленькое — нырять, куда пальцем покажут.

— Да заходил я к вашему начальнику. Он там немного притомился, не получилось разговора… — Сережа без церемоний расстегнул свою бесформенную сумку, брякнул на стол пару бутылок портвейна и литровую банку с чем-то серым. — Не возражаешь?

Мазур пожал плечами — глупо было разыгрывать абстинента, когда на столе торчала откупоренная и непочатая бутылка сухого. Он вздохнул и пошел сполоснуть третий стакан. Тем временем из спальни появилась Света, имея на себе лишь рубашку Мазура, кое-где застегнутую, но не особенно старательно. Бородатый гость обратил на нее лишь чуточку больше внимания, чем на мебель, мимоходом представился и принялся сдирать со своей банки пластмассовую тугую крышку. Серая масса оказалась квашеной капустой.

— Это у нас деликатес, — гордо пояснил Сережа, с помощью черенка вилки и ножа вываливая яство на гостиничную тарелку. — Номер один. Ничего, я колбаску сам порежу… Угощайтесь.

— Да нет, спасибо, — сказала Света, ловким маневром убрав свой стакан из-под наклоненной бутылки лилового портвейна. — Я лучше сухого.

— А капусту?

— Меня, слава богу, на солененькое пока что не тянет…

— А вы?

— Вот квашеной капусты мне как раз и нельзя, — сказал Мазур чистую правду.

— Язва? — сочувственно поморщился гость.

— Да нет, — сказал Мазур. — Есть в подводном плавании несколько неромантический аспект. Перед погружениями нельзя ни гороху, ни капусты, ничего подобного. Газы в кишечнике образуются, знаешь ли. А при подъеме расширятся, раздуют кишки — и может неслабо прихватить, с болями и резями…

— Ну да? Интересно… А когда будете нырять?

— Как только корабль подойдет, — сказал Мазур, тщательно взвешивая слова. — Пока о нем что-то не слышно…

— Вот кстати! Мне с вами можно?

— В смысле?

— Ну, нырнуть к кораблям. Тут у нас можно достать акваланг, если подсуетиться…

— А ты когда-нибудь с аквалангом нырял? — поинтересовался Мазур, чуточку опешив от такого предложения.

— Ни разу в жизни. Так дело же нехитрое, вдыхай-выдыхай… Плавать я умею.

— Там же глубина сорок метров, — сказал Мазур ласково и терпеливо, словно дитяти-несмышленышу.

— Ну и что? Сорок метров… это примерно девятиэтажка. Ну, малость побольше… На Западе каждый ныряет, как хочет…

— А ты давно с Запада? — поинтересовалась Света.

— Не был, не повезло… Но все ж и так знают, вы телевизор посмотрите… Надевает акваланг и ныряет себе, сколько хочет.

— Тут водичка малость похолоднее, и море немножко посуровее. Акваланг — дело серьезное, — сказал Мазур. — Не выйдет, Сережа, как ни печально. Если бы это от меня зависело, я бы тебя в напарники взял хоть завтра, но начальник у меня — бюрократ и буквоед, а ведь будет еще и капитан, которой по старинке считается первым после бога…