Ксанкина бригантинка
Шрифт:
— Это здорово! — обрадовалась Ксанка. — Только ж это целая история! Кто будет делать?
— Ты и мы, — ответил Валерка, глядя не на Ксанку, а на дверь.
После происшествия с бригантиной Валерка избегал Ксанкиного взгляда.
— «Ты и мы!» — передразнила Ксанка. — Я и рубанка в руках держать не умею! Только шершебкой научилась верхушку счищать.
— Твое дело добыть ключ в тот день, когда будет готова дверь. А все остальное сделаем мы сами, с Висенычем, — пояснил Валерка.
— Разве только, чтоб Евка не знала, — сомневаясь в успехе затеи, проворчал Атнер.
— Если ты не проболтаешься, — сверкнула
— Значит, все сделаем втайне? — сразу засиял Атнер, который всю жизнь готов был превратить в тайну.
— Конечно же не будем звонить на весь интернат! — ответила Ксанка и махнула: — Замеряйте, и уходим, а то сейчас кончится урок, и она придет домой.
Пока замеряли дверь и косяки, прозвенел звонок, и пришлось уходить не по тропинке, а по дровяным завалам. Но это еще лучше, интереснее. Ребята чувствовали себя партизанами, возвращающимися с боевого задания…
— Да, здесь кошкам раздолье: есть где прятаться, — заметил Атнер, когда выбрались с хоздвора.
Было время обеда, поэтому в столярной мастерской, кроме Висеныча, никого не оказалось. И это было на руку вбежавшим сюда «мастерам», проверявшим дверь Евгении Карповны.
— Висеныч, за несколько часов можно сделать дверь? — громко, еще с порога спросил Атнер.
— Это смотря какую дверь, — пожав плечами, ответил учитель. — К тому же зависит и от мастеров.
— Мы с Валеркой сделаем!
— А что, дом новый, а дверь уже старая? — удивленно спросил Виктор Семенович.
— Вик Сёныч, не в кабинете, в квартире, — скороговоркой начала Ксанка и быстро объяснила, в чем дело.
— Только, Вик Сёныч, об этом… — и Ксанка приложила палец к губам.
— Значит, тайна? — тихо спросил Виктор Семенович, и озорная улыбка разгладила морщины на его черном от загара лице. — Клятву давать словами аль землю есть?
Ксанка, счастливо улыбнувшись, ответила, что землю можно не есть, что верят ему даже на слово.
— Если делать эту дверь открыто, при всех, то недельку надо, — пояснил учитель. — Ну, а втайне, так за вечерок и смастерим.
— А разве тайно быстрей получается? — удивленно спросил Атнер.
— Всякая тайна удесятеряет силу и сноровку, — серьезно ответил Висеныч. — Мы, помню, в гражданскую патроны подносили партизанам. По полному рюкзачку нагружали. Это все равно, что сразу поднять три ведра воды. А дома одно ведро с трудом носили, особенно если матери надо поскорее.
— Виктор Семеныч, а сегодня можно начать? — несмело спросил Валерка.
— Сегодня? — Виктор Семенович посмотрел на часы и очень серьезно сказал: — Сбор в четырнадцать ноль-ноль.
— А мертвый час? — испуганно спросила Ксанка, зная, что значит уйти куда-то в мертвый час.
— Живым лучше, чем мертвым! — сердито ответил Висеныч.
Ребята знали, что Виктор Семенович мертвый час признает только для дошколят и дряхлых стариков. А школьникам и взрослым вместо мертвого часа он всегда рекомендует прогулку в лес или рубанок.
Атнер и Валерка удивились, когда ровно в назначенное время в мастерскую пришла и Ксанка.
— Ты-то зачем? — вызывающе спросил Атнер, боявшийся критики своей работы. — Твое дело ключ.
— Я буду строгать доски шершебкой, — ответила Ксанка. — Самую черновую
работу отдавайте мне.— Девчонкам это ни к чему! — резко ответил Атнер.
— Ну, это как сказать, — возразил Виктор Семенович. — В жизни все может пригодиться, да еще как… — Он задумался и, подбирая доски для двери, долго молчал.
Когда он задумывался, на черном лице его сильнее выделялись белесые мешочки, свисавшие под глазами. Сейчас эти мешочки казались сизыми, и учитель втайне от ребят, которые, однако, все замечали, посасывал валидол.
Ксанке жалко было Виктора Семеновича, когда он так задумывался. Молча состругивая шершебкой верхний лохматый слой доски, она время от времени посматривала на учителя.
Валерка и Атнер тоже молча шаркали рубанками.
А Висеныч сложил на свободный верстак подобранный для работы материал и тихо, как бы продолжая начатый разговор, сказал:
— А насчет того, что в жизни может, а что не может пригодиться, так я вам кое-что могу рассказать. — Он приладил доску, чтобы строгать ее, но присел на краешек верстака и, чуть прищурив глаза, словно вспоминая нечто давно забытое, продолжал: — Вот вы все Евка да Евка. А знаете, какой подвиг она совершила в войну как раз потому, что была у нее лишняя профессия.
— Подвиг? — переспросил Атнер, широко раскрыв глаза.
— Да! Героический подвиг.
Ребята ошарашенно переглянулись и разом закричали:
— Расскажите!
— Да уж начал, так слушайте. Все это я доподлинно узнал от ее бывшего партизанского командира. Пришла она в отряд, это еще в начале войны, и просится в разведку или на диверсию. Тогда все так просились. Ну, а командир, конечно, спрашивает, кто она, откуда и какой у нее стаж диверсионной или разведывательной работы.
— Никакого у меня стажа в военном деле нет, — ответила она. — Я просто хочу бить фашистов.
— А кто вы по профессии?
— Учительница, — ответила она так тихо, будто виновата была, что профессия у нее не военная.
— Да-а, — огорчился командир. — Школу открывать мы пока что в лесу не собираемся. Живите в отряде. Может, что когда потребуется переписать или еще что…
А когда разговорились, командир узнал, что она во время учебы в институте кончила и курсы электромонтеров. Командир ухватился за это.
— Чего ж вы, говорит, сразу не сказали? Если так, то вы получите очень серьезное задание.
Сделали ей документы, и пошла она в областной город наниматься к немцам электромонтером.
— Ну и взяли? — не выдержал Атнер.
— Женщин фашисты охотнее брали на работы, связанные с доступом в их жилища и рабочие места. Взяли и ее, да не просто так, а специальным электромонтером при гестапо и прочем начальстве.
— Ох, страшно ей было! — чуть слышно проговорила Ксанка.
— Вернулась она через полгода, после взрыва в театре. Там фашисты устроили именины своему генералу. Ну, она их и угостила — подговорила истопника, и с углем загрузили подвал взрывчаткой, а потом все это ухнуло. Вот вам и не девичье дело…