Ксаврас Выжрын
Шрифт:
– Заряды?
– спрашивает Ксаврас у аппарата тут же кратко отвечает на заданный через устройство контрвопрос: - Брать. Остальных расстрелять.
И наконец он подает последний знак: Уходим!
– Семь, - объявляет Флегма, глядя на часы.
Мы убегаем в лес.
Через мгновение нас догоняют грохоты серии взрывов; мы приостанавливаемся и оглядываемся: в воздух взлетели школа с интернатом.
(((
Наиболее удивительным было само направление отхода: северо-восток. Все посчитали это за обманный маневр, и правда: вертолетов на небе было чуток поменьше, чем ожидали.
Понятное дело, что отходили мы максимально распылившись, пробиваясь
А потом они неожиданно притормозили. На третий день после нападения даже провели несколько часов, ожидая неизвестно чего в темноте болотистого овражка. Ксаврас не пояснял собственных приказов, впрочем, никто и не спрашивал; скорее всего, все уже давно привыкли к авторитарному стилю его командования.
Как только Айен пришел в себя, он тут же одел шлем и вынудил Выжрына дать краткое интервью. Полковник был какой-то притухший, отвечал односложно. Смит без особого успеха пытался догадаться о причине перемены настроения - ведь атака удалась. И лишь потом вспомнил про Еврея.
– Он был твоим другом?
– спросил он у Ксавраса, уже сняв шлем.
Выжрын искривил губы в гримасе, а может и усмехнулся - теперь, лишенный помощи электроники для собственных глаз, Айен не мог утверждать этого со всей уверенностью: Выжрын сидел под укрытием, образованным корнями дерева, склонившегося над оврагом, солнце сюда не доходило, так что полковника скрывала текучая темнота. В овраге было прохладно и сыро; сонную тишину старого леса нарушал лишь шорох пробивавшегося меж камней ручейка да немногочисленные отзвуки лениво поворачивающихся подчиненных полковника.
– Братом.
Он явно не шутил, тон совершенно серьезный; вот только говорит ли он правду?
– Но ведь по официальной версии все твои братья и сестры умерли еще в детстве от лучевой болезни, - осторожно напомнил Смит.
– Успокойся.
– Но если он и вправду был таким уже пророком, тогда почему...
– Ты же и сам был свидетелем. Он все это предвидел.
– И добровольно пошел на смерть?
– Смит поднял брови.
– Это же глупо.
– Он предпочел так, чем... Он так решил. И выбрал самый лучший выход.
– Ясновидящий, так? Ясновидящий?
– Ты что, надсмехаешься?
– Нет, вот только... Ты не обижайся, но...
Выжрын пошевелился в темноте. Он подтянул ноги, выпрямился, оперся спиной о склон овражка; откинутая назад голова вроде бы свидетельствовала о том, что полковник засмотрелся в нацеленные куда-то в небо кроны деревьев, но Смит был уверен, что полковник глядит на него.
– Врата в преисподнюю поворачиваются на небольших петлях. Вот передвинь этот камень на сантиметр влево; и вдруг окажется, что тем самым ты уничтожил великую империю. Подобное не понять никому, кого не коснулось это проклятие.
– А ты понимаешь.
– Я верю. Он был моим братом. Выбирал тропы. Только лишь благодаря ему я все
еще жив. И тем самым отрицаю теорию вероятности. Ведь я не должен жить, не должен побеждать.– Но и он уже мертв, теперь он не сможет помочь. Не означает ли это конец Ксавраса Выжрына?
Тот долго молчал. Смит слушал его спокойное, медленное дыхание, доносящееся из этой пахнувшей свежеразрытой могилой темноты; стук сердца затаившегося в своем гроте дракона - именно там взвешивается приход смерти или ее отсрочка.
– Это означало конец Ксавраса Выжрына с самого начала, - шепнул тот. Я погибну при взрыве атомной бомбы.
Смит затаил дыхание.
– Вот, значит, как. Где же она?
– Кто?
– Ведь мы же идем на Москву, так? Так где же бомба?
Выжрын засмеялся, фыркая носом.
– Ты меня неправильно понял. Это русские сбросят бомбу.
Смит даже дар речи потерял.
– Это он тебе так сказал?
– не выдержал он наконец. Но ведь это же абсурд! Все равно, что охотиться с влодом на мух! Идиотизм! И ты в это веришь? Да за кого ты меня считаешь, черт подери? Боже мой, атомную бомбу на человека сбросить... Убить сотни тысяч ради одного Выжрына! Ведь это уже даже и не мегаломания. Это... это... это прямо какая-то религиозная мания... Да кто ты такой? Второй Христос? Ты что себе представляешь? Тебя что, послали на мученичество за Польшу, или как...? Ты, блядь, уже совсем охуел...
– Ну ладно.
– Застонав, Ксаврас поднялся.
– Пошли дальше, пора.
Смит взял шлем, тоже поднялся.
– Извини, - буркнул он в замешательстве.
Полковник усмехнулся под усами; щетина на его лице делала его старым, но, тем не менее, прибавила его чертам добродушия.
– Ничего. Бывает.
(((
Когда-то здесь стоял замок, потом он сгорел, завалился, и его переварил лес. Затем, воспользовавшись частью развалин, построили нечто вроде одноэтажного охотничьего домика, дачи в стиле царицы Екатерины или Петра Первого. Лес справился и с этим. Теперь же этим затерявшимся в чащобе строением пользовались только браконьеры да удирающие от погони банды.
Отряд Выжрына добрался сюда уже на самом закате. Внутри их ожидал Ебака со своими людьми. У них имелся пленный.
– Кто?
– Какой-то генерал.
Смит тут же схватился за шлем. И Море Исторгло Мертвых придержал его за руку.
– Это уже как Ксаврас разрешит, - сказал он.
– Впрочем, что ты хочешь снимать? Его здесь нет.
И действительно, обойдя весь шестикомнатный дом, Айен не нашел ни малейшего следа пленника. Зато он открыл нечто иное: в полу возле дверей кухни находился большая квадратная крышка лаза, закрывающая - насколько предполагал американец - спуск в подпол, соединенный с целой системой подвалов бывшей крепости. Правда, своих догадок ему проверить не удалось: на крышке сидел один из парней Ебаки, заросший медведь с громадными лапищами, и чистил гранатомет. За поясом у него торчал нож, такой же длины, что и подвешенная над камином ржавая сабля.
Сразу же по прибытию Ксавраса, они втроем, вместе с Ебакой и Флегмой расселись возле печки за кривым столом, на котором хаотично были разбросаны карты, перельницы, компьютер, хлеб, куски кровяной колбасы, переносной телевизор со встроенной спутниковой антенной и несколько различной степени опустошенности бутылок. Как только Выжрын прервал эту конференцию, Смит тут же подскочил к полковнику и начал допытываться про пленника. Сам он уже переговорил с Нью-Йорком и практически забыл о своем поведении несколько часов назад.