Ксеноцид

Боги сделали так, чтобы Вань-му сказала, что это несправедливо: карать всего лишь за то, что ты выслушиваешь лишенные уважения мнения. Возможно, такое утверждение является правдой. Но правдой является и то, что боги не могут быть несправедливыми. Значит, Вань-му нельзя наказывать за выслушивание мятежных замечаний других людей. Нет. Цинь-цзяо должна очиститься, поскольку где-то в глубине, в самой сердцевине своего сердца, она продолжает сомневаться в послании Звездного Конгресса; она продолжает верить в то, что они поступают несправедливо. Цинь-цзяо тут же поползла к ближайшей стенке и разыскала соответственный слой. Благодаря словам Вань-му, она открыла в себе самой тайное недостоинство. Боги подвели ее еще на шаг ближе к познанию самых мрачных уголков ее "я", чтобы в один прекрасный день ее полностью заполнило сиянием. Чтобы подобным образом она заслужила имя, которое сейчас является только лишь насмешкой. Какая-то частица внутри меня до сих пор еще не верит в правоту Звездного Конгресса. О боги, ради моих предков, ради моего народа, ради моих повелителей и меня самой, в конце концов, очистите меня от сомнений и сделайте непогрешимой.

Чтобы очиститься, хватило одной доски. Это хороший знак. Выходит, она узнала нечто важное. Когда Цинь-цзяо закончила, она увидала, что Вань-му молча следит за ней. Злость уже совершенно испарилась. Девушка была благодарна Вань-му, что та, будучи неосознанным орудием богов, помогла ей понять новую истину. Но Вань-му обязана была понять и то, что перешла определенную границу.

— В этом доме все мы — лояльные слуги Звездного Конгресса, — заявила Цинь-цзяо. Она говорила ласково, с самым добрым выражением на лице, которое только сумела удержать. — И ты сама, если только желаешь быть верна этому дому, тоже от всего сердца служишь Конгрессу.

Разве могла она объяснить Вань-му, с каким трудом ей самой довелось усвоить этот урок… с какими усилиями она до сих пор его воспринимала? Вань-му нужна была ей затем, чтобы ей стало легче, а не труднее.

— Я не знала, святейшая, — ответила на это Вань-му. — И не догадывалась. Всегда я слыхала имя Хань Фей-цы, упоминаемое как имя наиблагороднейшего слуги Дао. И я считала, что и ты сама служишь Дао, а не Конгрессу. В противном случае, я бы никогда…

— Никогда бы не пришла сюда работать?

— Никогда бы не выразилась плохо о Конгрессе, — закончила Вань-му. — Я бы служила тебе, пускай даже пришлось бы жить в доме дракона.

А может так оно и есть, подумала Цинь-цзяо. Возможно, бог, что приказывает мне очищаться, на самом деле это дракон, жаркий и холодный. Ужасный и прекрасный одновременно.

— Помни, Вань-му: мир, называемый Дао, это еще не Дао. Он был назван так, только лишь для того, чтобы напоминать нам, чтобы в будничной своей жизни мы не свернули с Дао, с Пути. Мой отец и я служим Конгрессу, поскольку тот правит по воле небес. И Дао, следовательно, требует, чтобы желания Конгресса предпочесть, ставить выше желаний и потребностей обитателей конкретного мира, называемого Дао-Путем.

Вань-му глядела на хозяйку с широко открытыми глазами. Она даже не мигала. Поняла ли она? Поверила ли? Не важно. Придет время, и она поверит.

— А теперь уходи, Вань-му. Мне надо работать.

— Хорошо, Цинь-цзяо. — Вань-му немедленно поднялась и, низко поклонившись, вышла.

Цинь-цзяо уселась за терминалом. Но как только стала вызывать на экран новые сообщения, вдруг осознала, что в комнате еще кто-то есть. Она повернулась на своем стуле; в дверях стояла Вань-му.

— Что тебе надо?

— Является ли обязанностью тайной наперсницы выявлять тебе всякую мудрость, что приходит ей на ум, пускай даже потом это окажется глупостью?

— Ты можешь говорить мне все, что только пожелаешь, — заверила ее Цинь-цзяо. — Разве когда-либо я наказывала тебя?

— Тогда прости меня, Цинь-цзяо, если я осмелюсь кое-что сказать о той великой задаче, над которой сейчас трудишься.

Ну что могла Вань-му знать о Лузитанском Флоте? Она была способной студенткой, но ведь Цинь-цзяо учила ее всего лишь основам всех дисциплин. Это абсурд, чтобы девочка смогла даже постичь проблему, не говоря уже о нахождении решения. Тем не менее, отец учил ее: слуги всегда счастливы, видя, что их голос доходит до хозяина.

— Ну скажи, — предложила Цинь-цзяо. — Как могла ты выдумать нечто более глупое чем то, что я уже говорила?

— Моя любимая старшая сестра, — начала Вань-му. — Идея эта, по сути своей, идет от тебя. Ты много раз повторяла, что ничто, известное физике или истории, не могло вызвать, чтобы флот мог исчезнуть столь совершенным образом. И к тому же — в один и тот же момент.

— Но ведь так случилось. И, следовательно, несмотря ни на что, такое возможно.

— Кое-что, сладчайшая Цинь-цзяо, пришло мне в голову, — сказала Вань-му, — когда мы изучали логику. О причинах и следствиях. Все время ты искала причину: что же вызвало исчезновение флота. А вот подумала ли ты о следствиях: чего хотел достичь некто, разрушая связь, или даже, уничтожая флот?

— Все знают, почему люди хотели его остановить. Они пытаются защитить права колонии либо же верят в безумный тезис о том, что Конгресс намеревается уничтожить pequeninos вместе со всеми людскими поселениями. Миллиарды людей желают остановить этот флот. У каждого из этих людей в сердце тлеет бунт, и все они неприятели богов.

— Тем не менее, кому-то это удалось, — ответила на это Вань-му. — Я только подумала: раз ты не можешь прямо установить, что произошло с флотом, то, возможно, тебе удастся найти того, кто это сделал, и вот это приведет тебя к открытию, каким образом он это сделал.

— Мы даже не знаем, был ли это кто-то, — объявила Цинь-цзяо. — Вполне возможно, что это что-то. У природных явлений нет собственных целей, поскольку они не обладают разумом.

Вань-му поклонилась.

— Выходит, я только зря заняла твое время, Цинь-цзяо. Прости меня, пожалуйста. Мне нужно было уйти еще тогда, когда ты мне приказывала.

— Ничего страшного, — заверила ее девушка.

Вань-му уже исчезла. Цинь-цзяо даже не знала, услыхала ли ее тайная наперсница последние слова утешения. Ну ничего, подумала она. Если Вань-му почувствовала себя оскорбленной, я извинюсь перед нею попозже. Она очень добра, поскольку хотела мне помочь. Следует ее заверить, что меня радует такое ее рвение.

Оставшись одна в комнате, Цинь-цзяо вернулась к терминалу и стала перелистывать рапорты. Она их все уже неоднократно прочитала, но ничего полезного так и не обнаружила. Почему же сегодня должно быть иначе? Возможно, все эти рапорты и сопоставления ничего и не показывают, поскольку в них ничего и нет. Может статься так, что флот исчез из-за какого-то обезумевшего бога. Рассказы давних времен упоминали о подобного рода случаях. Не осталось ни малейшего следа человеческого вмешательства, поскольку не человек это совершил. Интересно, чтобы сказал на это отец. Как сам Конгресс справился бы с сумасшедшим божеством? Ведь им не удалось отыскать даже этого мятежного писателя, Демосфена… Так моги бы они надеяться выследить и схватить бога?

Кем бы ни был Демосфен, размышляла Цинь-цзяо, сейчас он наверняка смеется. Он так долго пытался убедить людей, что правительство поступило несправедливо, высылая флот. А теперь флот исчез, именно так, как этого желал Демосфен.

Как желал Демосфен… Впервые Цинь-цзяо сопоставила в мыслях столь очевидную вещь, что даже не могла поверить в то, что ранее ее не заметила. Даже полиция на многих планетах приняла как утверждение, что в исчезновении флота наверняка замешаны приверженцы взглядов Демосфена. Они арестовали всех, кого подозревали в мятежных взглядах, и пытались вырвать у них показания. Но, ясное дело, самого Демосфена они не допрашивали, поскольку никто не знал, кто он такой.