Кстати о любви

— Та самая, — подтвердил он, неожиданно развеселившись.

— И что мне делать? В смысле… Может, правда лучше уехать?

— Кому лучше?

— Всем… — отстраненно ответила Руслана, подняла глаза, посмотрела в его лицо, пытаясь отыскать на нем хоть что-то, что ответит на все ее вопросы, и тут же затараторила: — Нет, не из страны, не думай. Я дома буду. Я буду ждать. Я же понимаю все… ну… тебе надо разобраться. Ты приедешь или позвонишь… Просто тут мне ни к чему оставаться, правильно? Но если скажешь, я останусь, правда. Хотя это неудобно… и я… только мешать буду.

Егор задумчиво кивнул.

— Ты никуда не уедешь, — сказал он спокойно, но твердо. Обнял ее за талию и притянул к себе, пряча в своих руках ее страхи. — Сейчас мы пойдем знакомиться с дядей Севой и…

— Да я ревную тебя, как ненормальная! — всхлипнула Руслана и снова вцепилась в него. — Влезла в твою жизнь…опять… и ревную.

— Вика — моя сестра.

— А?

— Бэ. Родная сестра. Сводная. Через несколько лет после гибели отца мама вышла замуж.

— И это ты… с сестрой тогда? — непонимающе уточнила Руська.

— Тогда с сестрой, — улыбнулся он и взял за руку. — Идем. Только готовься. Сначала дядя Сева накормит тебя до беспамятства, а потом, пользуясь твоей беспомощностью, станет выпытывать все явное и тайное.

— Подожди! — запротестовала она. — Дай осознать… Вот это с дикой фамилией и ногами с мой рост — это твоя сестра? Черт! Охренеть генофонд! Ты знаешь, как я расстроилась на той вечеринке проклятой, а? Ты себе представляешь вообще?

— Ты не спрашивала.

— Хорошая отмазка, — подмигнула она и уткнулась лицом в его футболку. — Придурки из соцсетей долго думали, что я Тохина любовница. Мы так ржали.

— Мы идем или нет? — негромко рыкнул Лукин. — Или хочешь дождаться, когда они сами сюда заявятся?

— Трусы по-прежнему в ванной. Ты иди, а я за тобой, — шепнула Руська ему на ухо.

Но было поздно. В двери, будто подслушав, показалась Вика. Хлопнула полукилометровыми ресницами, решительно присвистнула. И выдала:

— Ну потрясающе просто! Я так и знала, что без твоей длинной истории не обошлось!

— Ты вообще слишком много знаешь, — хмыкнул Егор, — это чревато. Брысь отсюда, мы скоро придем.

А Росомаха, между тем, продолжала прятать лицо, прижимаясь к груди Лукина. Туда, где мерно отсчитывало ход их общего на двоих времени его сердце. Страхи действительно уходили. В его объятиях все уходило. Кроме тысяч бабочек и оранжевых лучиков самой удивительной весны в ее жизни.

Кстати пришедшееся

Кстати об оранжевом

Зеленый период сменился оранжевым. Как-то незаметно, исподволь. И жизнь стала наполняться солнечными деталями. «Тоска — зеленая! А в Киеве — солнце», — говорила она себе, покупая оранжевый набор посуды и транспортируя его в желтом Корвете домой.

Но, кроме кухни, оранжевым полны были и другие комнаты. За год с лишним стали полны.

И однажды, обнаружив себя сидящей, подобрав ноги, на диване в его кабинете, она невольно задавалась вопросом: а канцелярскую вертушку цвета апельсина на стол он добровольно поставил, или потому что она приволокла?

— Короче, Шаповалов согласился. Прикинь, Шаповалов — и согласился. Закис, не иначе, да? Обещал раскидаться к концу этого месяца, и, значит, в октябре мы точно едем в Кисмайо!

— Поближе ничего не нашлось? — буркнул Егор, не поднимая головы от бумаг, разложенных перед ним на столе.

— Не-а! Туда. Я, кажется, про них уже все на свете знаю, столько перечитала. Осталось увидеть.

— Ну-ну!

— Злишься?

— Злюсь! — он посмотрел на нее. — Да, я злюсь.

— Поехали вместе!

— Я уже говорил, не могу. До января не могу.

— Говорил. В январе тоже найдутся дела, так?

— Ok, — хмуро кивнул он. — Езжай куда хочешь.

— Егор, я на месяц! На один месяц! Мы все отснимем, и я приеду. И писать буду дома. Год в Африке я и сама теперь не выдержу!

— Я услышал. Ты на один месяц, — Лукин снова уткнулся в документы.

Руська вскочила с дивана и подлетела к столу. Оперлась руками о столешницу и решительно выдала:

— Обижаться — непродуктивно.

— Непродуктивно, — согласился он. — Но я обижен.

— Я понимаю. Я пытаюсь сгладить, — она мрачно усмехнулась, обошла вокруг стола и приблизилась к нему. Села на пол рядом и уткнулась лицом в его ногу. — Я все равно поеду, ты же знаешь.

— Знаю. Приковывать к батарее я тебя не буду.

— Пираты прикуют, — мрачно усмехнулась Росомаха и обхватила его руками.

Кстати о пиратах

Справедливости ради, пираты, пусть и сомалийские, покорителя Африки не пугали. Покорители Африки в этом смысле — существа безбашенные.

Папа был прав. Кочевник останется кочевником. И как бы сильно она ни любила Киев и дом, чувство непреодолимой потребности в движении толкало ее вперед.

Они пробирались на джипе вдоль побережья на юго-восток среди раскаленной пыли и горячего марева, стелившегося по горизонту и заставлявшего подрагивать воздух. Шаповалов трепетно прижимал к груди свою камеру, которую прятал ото всех с самого Могадишо — местные власти как огня боялись журналистов — и с опаской глядел на водителя.

Хамди же болтал всю дорогу на восхитительно безобразной смеси английского и арабского. Эту смесь Росомаха понимала с трудом, усиленно прислушиваясь к каждому звуку. Но у парня было несколько преимуществ. Во-первых, кроме названных языков, он свободно говорил по-сомалийски и знал оромо. Во-вторых, ему она доверилась с первой минуты их знакомства — по прилету в Могадишо они выбрали Хамди не совсем вслепую из всех предложенных кандидатур. Тот их уже встречал в аэропорту. Его нашел Замзам, владелец рыболовного судна из Сьерра-Лионе, у которого однажды они торчали с Гуржием несколько недель, когда она умудрилась заболеть пневмонией. Семья Хамди удрала от войны на запад материка и несколько лет работала на Замзама. Но этот смазливый шоколадный парнишка в три раза крупнее Шаповалова, неутомимый представитель оседлого племени раханвайн, со временем вернулся и промышлял организацией экстремального туризма для безбашенных со всего света, желающих полюбоваться национальным парком и разрушенными войной трущобами.

Было еще и в-третьих. Напичканный оружием бронированный джип Хамди. Это почему-то внушало ощущение безопасности. «А должно бы наоборот», — ворчал Лёха. Но ворчащий Лёха — нормальное явление.

Они подъезжали к Кисмайо, когда в очередной раз узкой полосой вдоль дороги стал виден океан. И Росомаха приникла к окну, вперившись в бесконечную синеву вдалеке, за грязно-серыми крышами.

— Аэропорт здесь только для внутреннего сообщения, — угадывала она в хитросплетениях странно звучавших слов Хамди. — Но рядом несколько отелей. Отель — плохая идея. Жить будете у Сабринах, там удобно.