Кто, если не мы
Шрифт:
— Товарищ генерал-майор, личный состав 76-й…
— Здравствуй, Арутюн Ванцикович! — остановил его Колпаченко и задал главный вопрос: — Как настрой личного состава?
— Боевой, Александр Николаевич! Все в строю и готовы к выполнению боевых задач! — заверил Дарбинян и с гордостью подчеркнул: — Даже больные из госпиталя выписались!
— Молодцы, ребята! — с удовлетворением отметил Колпаченко и поторопил: — Так, Арутюн Ванцикович, в двух словах, что мы имеем по состоянию дивизии на этот час?
— Первый полк в полном составе находится здесь и занимается подготовкой к маршу. Второй — в воздухе, расчетное время прибытия в Моздок — 18.00. По третьему и подразделениям обеспечения
В нем кипела работа: оперативники на картах прокладывали маршруты движения колонн; артиллеристы производили подсчет боезапаса; связисты пытались наладить связь. Появление командира офицеры встретили дружным: «Здравия желаем, товарищ генерал!».
Поздоровавшись, Колпаченко занялся изучением боевого расчета, подготовленного оперативным отделением штабом. Сосредоточение дивизии в Моздоке планировалось завершить к 3.00 9 августа и начать марш на Цхинвал. Столь сжатые сроки не смутили Колпаченко — уровень подготовки личного состава и состояние боевой техники внушали ему оптимизм. БТР и БРДМ были на ходу, а те мелкие неисправности, которые возникли на отдельных агрегатах, не влияли на их боеготовность. Что касается организации связи — этого главного нерва армии, то с ней происходило что-то непонятное. Все попытки связаться с генералом Борисовым и его оперативной группой, находившейся в Южной Осетии, по штатным армейским радиосредствам потерпели неудачу. Колпаченко с недоумением посмотрел на начальника связи дивизии и не удержался от упрека:
— Ну, у вас, как всегда: связь есть, но не работает! — и потребовал: — Товарищ подполковник, доложите, в чем дело?
— Товарищ генерал, такая картина не только у нас. То же самое происходит со связью оперативной группы 58-й армии, что находится в Южной Осетии. Это какой-то Армагеддон… — пустился в объяснения начальник связи дивизии.
— Товарищ подполковник, у нас что, конец света?.. — оборвал его Колпаченко.
— Никак нет, товарищ генерал.
— Тогда нечего рисовать нам апокалипсические картины! — отрезал Колпаченко и распорядился: — Обеспечить мне связь с Борисовым! И обеспечить немедленно!
— Товарищ генерал, мы делаем все, что в наших силах! Но на всех частотах действуют мощные источники радиопомех. Работает только сотовая связь.
— Помехи? А кто их выставил: Саакашвили, американцы?
— Не могу знать, товарищ генерал, скорее всего, американцы.
— Тогда почему работает сотовая? — допытывался Колпаченко.
Начальник связи промолчал и перевел взгляд на заместителя руководителя отдела ФСБ дивизии подполковника Александра Первушина.
— Александр Николаевич, я так полагаю, что противник специально не закрыл открытые каналы связи, чтобы перехватывать наши переговоры, — предположил контрразведчик.
— Специально? Перехватывать? — Колпаченко сбавил тон и согласился: — Похоже, что так.
— Товарищ генерал, в сложившейся ситуации считаю необходимым использовать в переговорах кодовую таблицу «Волга», — предложил Дарбинян.
— Волга, Волга, течет долго, — обронил Колпаченко и в сердцах произнес: — Нет, Арутюн Ванцикович, не пойдет, пока будем шифроваться, война закончится.
— Но других вариантов нет, товарищ генерал, — с горечью констатировал Дарбинян.
— Нет, говоришь? — на лице Колпаченко появилась хитрая улыбка, и он объявил: — Товарищи офицеры, чтобы запутать противника все доклады производить только на командирском языке. Пусть себе на хрен слушают! — и, подмигнув Первушину, спросил: — Контрразведка, как, не против?
Тот тоже улыбнулся и предложил:
— Товарищ генерал,
надо только почаще поминать известную мать и, конечно, ваш «ешкин корень».Начальник связи приободрился, оживились остальные офицеры и посыпали шутками:
— Пусть гады ломают себе головы, какая мать нам помогает. И что это за тайное оружие — «ешкин корень».
Так, на ходу, рождалась новая таблица скрытного управления войсками, при расшифровке которой у противника, в чем можно было не сомневаться, завянут не только уши, а и свихнуться мозги. В оглушительном реве очередного Ила, заходящего на посадку, потонули голоса армейских острословов. На его борту прибыли первая рота и командование второго полка. Колпаченко прервал совещание и отправился их встречать. В ту ночь ни ему, ни Дарбиняну, ни остальным офицерам управления дивизии не удалось сомкнуть глаз. Обстановка в Южной Осетии накалялась с каждой минутой и требовала от десантников максимальной организованности и оперативности.
В 3.00 9 августа 76-я дивизия в полном составе сосредоточилась в Моздоке, чтобы совершить свой знаменитый марш-бросок в Южную Осетию. В 3.05 арьергард во главе с Колпаченко и группой боевого управления начали движение. Вслед за ними двинулись полки и подразделения обеспечения. На выезде из Моздока к колонне присоединился батальон «Восток» чеченского спецназа во главе с Сулимом Ямадаевым.
Скрипя сердце Колпаченко и Дарбинян приняли это пополнение, но через несколько километров марша от их скепсиса — управлять чеченской «вольницей», не признающей ничего и никого, кроме Аллаха и кинжала, — не осталось и следа. Среди подчиненных Ямадаева поддерживались железный порядок и суровая дисциплина. Их колонна не нарушала общего ритма движения дивизии. Экипажи БТР и грузовиков с бойцами батальона «Восток» строго держали дистанцию между машинами. В эфире также неукоснительно соблюдалась дисциплина переговоров — Ямадаев обменивался короткими репликами с командирами групп и не позволял ничего лишнего.
Таким пополнением Колпаченко остался доволен. В Южной Осетии, в условиях горной местности, батальон «Восток» — элита чеченского спецназа, имеющая богатый опыт борьбы с боевиками, был незаменим в решении задач по поиску и уничтожению командных пунктов противника и организации засад. Мысленно генерал уже находился в Цхинвале рядом с бойцами подполковника Тимермана и югоосетинскими ополченцами, стоявшими насмерть и не позволявшими врагу завладеть городом и пробиться к Рокскому тоннелю. Он пытался представить положение противника, и перед его мысленным взором возникло, казалось, уже забыто военное прошлое.
Низко нависшее свинцовое небо, исполосованное трассерами пулеметных и автоматных очередей. Выворачивающий наизнанку душу и вгоняющий в землю вой реактивных снарядов. Содрогающиеся от разрывов мрачные развалины Грозного. Чадящие факелы догорающих в каменных джунглях танков и БТР. И тела, множество тел, русских и чеченцев на подступах к площади Минутка, раздавленных гусеницами, истерзанных осколками и голодными собаками. И они — два старика и ребенок, каким-то чудом уцелевшие в этом земном аду, где, казалось, сам воздух был пропитан запахом смерти и лютой ненависти.
Колпаченко тряхнул головой, пытаясь освободиться от ужасов прошлого, и бросил взгляд на часы — стрелки показывали четверть восьмого, и чертыхнулся в душе. Дивизия все больше выбивалась из графика движения, разработанного офицерами оперативного отделения. Ей приходилось буквально продираться через хаос, царивший на дороге. «Воевали на бумаге, да забыли про овраги», — с горечью подумал Колпаченко и обратился к Дарбиняну.
— Арутюн Ванцикович, надо что-то делать! С таким темпом движения мы и за сутки до места не доползем.