Кто есть кто

– Извините, произошла небольшая накладка, ваш заказ еще не готов, – сообщил он, скрывая досаду.

Но клиент не расстроился, не стал устраивать сцен. Он, наоборот, обрадовался:

– Дело в том, что произошли еще некоторые изменения. Тот человек, о паспорте которого мы говорили, сделал себе пластическую операцию и у него теперь новое лицо. Вот снимки.

Директор трепетно принял фотографии. Со снимков на него смотрел странный клиент собственной персоной.

– ?!

– Ну, жизнь такая. Пластика нынче в моде… Все хотят стать красивее…

Объяснения директора практически удовлетворили:

– Надо бы еще справочку предоставить, – мечтательно начал он, -…из клиники.

– А полсправочки?

– Что вы? Хотя бы семьдесят процентов.

– Шестьдесят – и по рукам.

Директор колебался недолго:

– Договорились.

Пенкин полез в бумажник.

Когда я поднялся в свою квартиру, меня ждал еще один сюрприз. Дверь была взломана.

Я осторожно приоткрыл дверь и прислушался. Вроде все тихо. В прихожей не было никаких следов неизвестных гостей.

На кухне все было в порядке. В гостиной – тоже. Зато в моем кабинете царил полный раскардаш. Листы бумаги устилали пол, ящики стола были выдвинуты, их содержимое валялось по всей комнате, кресло перевернуто. Словом, кто-то устроил мне основательный обыск.

Я взял телефонную трубку носовым платком и набрал номер Турецкого.

– Привет, – ответил он деловито, – ну как, события развиваются?

– Еще как. Во-первых, нашлась моя машина.

– Да ну!

– Ну да. Только, когда я вошел во двор, она уже догорала.

– Ага! Я же говорил, что здесь все не просто так. Значит, воры сначала угнали машину, а потом привезли ее на то же место и подожгли? Забавно.

– Да. Но это не главное.

– Что-то еще произошло?

– Меня ограбили. Только это больше похоже не на ограбление, а на обыск. По-видимому, воров больше интересовало содержимое ящиков моего стола, а не ценности.

– Это еще серьезнее. Так, милицию вызвал?

– Нет еще, не успел.

– Вызывай. Знаешь, я, пожалуй, тоже заеду. Сдается мне, что эти твои «доброжелатели» имеют отношение и к моему делу. Так что жди. И Грязнова постараюсь прихватить.

Зачуханный молодой следователь из местного отделения милиции приехал минут через двадцать после моего звонка. Он устало оглядел место преступления и кивнул двум операм:

– Давайте, ребята.

Потом повернулся ко мне:

– Следователь Петров. Что пропало?

Я пожал плечами:

– Пока не знаю. Я же не могу лазить по ящикам, пока ваши люди не снимут отпечатки пальцев.

– Ну так посмотрите в других комнатах, – раздраженно посоветовал следователь.

– Там ничего не пропало. Видимо, туда воры даже и не заходили.

– Это нам пока неизвестно – заходили они или нет, – вконец разозлился следователь. – Я спрашиваю – ценности, деньги, аппаратура, предметы одежды и обуви на месте?

– Ценностей у меня нет. Деньги в сбербанке. Одежду, даже если они ее и прихватили, не жалко. Обувь тоже. – Мне хотелось подтрунивать над этим следователем: очень уж у него был замученный вид.

– Хорошо. А в кабинете были какие-нибудь ценности?

– Ну не знаю… Компьютер.

Ну да, точно. Пропал мой компьютер! Причем воры прихватили только системный блок – монитор и лазерный принтер остались на месте. Это было в высшей степени нелогично.

– Вот видите, – приободрился следователь, узнав о пропаже компьютера, – значит, все-таки пропала аппаратура. Так и запишем…

Я махнул рукой и стал дожидаться приезда Турецкого.

Как и обещал, тот приехал вместе с Грязновым.

– Здорово, Юра. – Грязнов крепко, по своей привычке, пожал мне руку. – Как жизнь?

У следователя Петрова при виде такого почти панибратского отношения ко мне начальника МУРа глаза полезли на лоб. А тут еще Грязнов, грозно сдвинув брови, обратился к нему:

– Доложите обстановку.

Пока следователь рассказывал о проводимых следственных мероприятиях, Турецкий заглянул в мой кабинет, прошелся по квартире и снова подошел ко мне:

– Так. Машину твою многострадальную мы уже видели. Кстати, не мешало бы участковому сообщить, что она принадлежала тебе. А то он как гончая по всем квартирам рыщет. А здесь дело ясное. Кроме компьютера наверняка пропала папка с досье Удоговой?

– Нет, – возразил я, – она у меня в портфеле лежит, на работе.

– Возможно, они и на работу наведаются.

– Ну и что? Какой им прок от этой папки? Все равно дело в суде, а у меня только копии, сделанные Барщевским.

– Ну не скажи. Ты мог за это время туда что-то вложить. Какие-то свои соображения, записи. Судя по всему, именно это их интересует. С Кулешовым разговаривал?

– Да.

Я увел Турецкого в гостиную, прикрыл дверь и поведал ему о разговоре с Кулешовым.

– Ну вот, – кивнул Турецкий, – все развивается именно так, как я и думал. Нет сомнений, что Кулешов не просто расследует это дело. Он сам замешан в нем. И все эти туманные тирады для того, чтобы попытаться тебя запугать. Он же понимает, что ты, обладая аналитическим умом, непременно свяжешь воедино разговор с ним, пропажу и последующее появление машины, наконец, это ограбление.

– То есть вы считаете, что он знал обо всем этом? – недоверчиво спросил я.

– Не утверждаю определенно, но предполагаю.

– Но ведь он не мог знать, что именно сегодня я приду к нему. А машину угнали утром, еще до моего звонка к нему.

– Это неважно. Даже если ты пришел бы к нему через несколько дней, уже после того, как кто-то сжег машину во дворе, все равно бы это на тебя подействовало.

– Но не легче было бы выбрать какой-нибудь другой способ запугивания? Сожгли старую машину, залезли в квартиру… Как-то все это несолидно.

– Согласен, – сказал Турецкий, – но, с другой стороны, нельзя исключить,что это только первый этап. Так сказать, цветочки. А завтра, может быть, вечером тебя подкараулят у подъезда какие-то типы. Или еще что-нибудь в этом же роде. Вспомни свою подзащитную. И где она после всего оказалась.

Все-таки верить, что все это происходит из-за того, что я решил разобраться в деле Удоговой, мне не хотелось.

В комнату вошел Грязнов и стал слушать наш разговор.

– Ну хорошо, Александр Борисович, предположим, они действительно боятся, что я доберусь до истины. Но тогда почему, с их связями, не поставить на это дело своего адвоката, которого не надо будет ни запугивать, ни терроризировать? Как это объяснить.