Кто хочет спать с миллионером?

— Какой же он человек? Он любовник! Любовника, ясное дело, смогла бы. Мужики умеют нас, баб, доводить. К тому же наслышана я об этом Делягине. Сволочь он был, сквалыга, развратник и гад.

— А «гад» — это что?

— Гад — это скользкий, что та змея.

Далила удовлетворенно кивнула:

— Что ж, я рада, что у Самохиной для убийства были причины. Впрочем, и сама она не проста. Я тестировала ее. Тесты открыли в ней склонность к авантюризму. Да и совести у нее большой дефицит. Данные еще те. С ней все ясно, с Самохиной.

— А с кем не ясно? — осведомилась Бойцова.

— С Орловым. Кто он? Какую преследует цель? Тьма вопросов. Завтра встречусь с Матюком и расспрошу его про красавчика. Они точно знакомы, — заключила Далила и с надеждой произнесла:

— Вот когда встанет все на места.

Глава 21

Из клуба Далила вернулась в полном раздрае. Она была недовольна собой, своей жизнью, работой, а больше всего — подругами.

Едва поздоровавшись с сыном, Далила проследовала на кухню и загремела кастрюлями. Хлопоча у плиты, сердито ворчала:

— Как раздражает людей мое счастье, как им хочется вогнать меня в ад, на сковороду, на которой жарятся сами. Фиг им, не получится.

— Что не получится? — спросил сын.

Далила вздрогнула и оглянулась:

— Димка, сколько раз тебе говорить, не подкрадывайся. Я пугаюсь.

— Мамуля, опять ты ругаешься.

— Что значит «опять»? Когда я ругалась?

— С тех пор, как мы остались одни, постоянно, — спокойно сообщил Дмитрий и вышел из кухни.

Далила, комкая в руках полотенце, зло крикнула ему вслед:

— Ты хотел сказать, с тех пор, как меня бросил твой подлый отец? Я правильно поняла?

Сын не ответил.

«Стоп, — приказала себе Далила, — кажется, я сегодня схожу с ума».

Повесив на плечо измятое полотенце, она поспешила за сыном. Увидев мать, он насторожился и на всякий случай сказал:

— Прости.

Она подсела к нему на диван и виновато шепнула:

— Ты меня, Дима, прости.

Он улыбнулся:

— Легко.

В комнате повисло молчание.

«Ждет, когда я уйду», — догадалась Далила.

— Сынок, я действительно стала несносна? — расстраиваясь, спросила она.

Дмитрий вздохнул:

— Тебя можно понять. Я не жалуюсь.

— Спасибо, родной, что сказал. Я исправлюсь. Она поднялась с дивана, собираясь уйти, но он поспешно воскликнул:

— Мама, тебе сосед, Свиридов, звонил.

— Неужели снова теща его помирает? — испугалась Далила.

Дмитрий пожал плечами и, восхищенно глядя на мать, вдруг сказал:

— Какая ты у меня красивая.

— Не красивая я, а усталая. Спасибо, сынок, — пропищала она и поспешила выйти из комнаты, чтобы не зарыдать.

Потом под рой мыслей «нервы ни к черту» звонила Свиридову, собираясь ему сообщить, что сеансы его уже отданы. Какой там Свиридов с его переменчивой тещей, когда у Далилы красавец Орлов с горой денег. И в придачу Самохина с Матюком. И пистолет к ним в довесок.

Свиридов совсем не расстроился, и вообще, консультацию запросил не он, а теща, хронически помирающая.

— Сегодня поздно уже, а завтра обязательно к нам приходите, — плакался и молил Свиридов, — иначе она всех сгнобит.

— Завтра что у нас? — растерялась Далила.

— Воскресенье.

— Хорошо, я утром приду.

И пришла. Теща сидела одна за накрытым столом, злая-презлая.

— Вас поджидаю, — сказала она, кивая на торт и самовар. — Душа изболелась.

— Марьванна, что с вами? — испугалась Далила, мысленно отмечая, что ведет себя с ней по-свойски и непрофессионально совсем.

— Говорю же, изболелась душа, — начала Марья Ивановна, но, взглянув на врачевательницу душ, простонала:

— Что с тобой, деточка?

— А что со мной?

— Ты сама не своя!

«Они что, сговорились все? Хотят меня доконать?» — рассердилась Далила и нервно спросила:

— Почему я сама не своя?

— У тебя душа не на месте, — проворчала Марья Ивановна и приказала:

— Быстро рассказывай!

И, удивляясь себе, Далила ей рассказала про свою счастливую жизнь, а потом про Галину, про их разговор, и про беседу с Бойцовой, и про свое расстройство, и про Димкин упрек.

— Да-а, — послушав рассказ, проскрипела старуха, — ты, деточка, абсолютно права. Женщина в нашем обществе не человек, а без мужчины она и вовсе существо низшего сорта. Самой жизнью доказано, сколько бы нам ни говорили о каком-то там равноправии. Как раз из-за этого и не даю им житья, супостатам.

Далила опешила:

— Из-за чего?

— Из-за Ленки, любимой внучки моей. Если точнее, не внучки, а правнучки. Умница Ленка была…

Марья Ивановна на секунду запнулась и зло прокричала:

— Да что умница, она гений была!

— Почему «была»? — удивилась Далила.

— А потому, что эти сволочи мою Лену сгубили! Умерла моя Леночка! Умерла!

— Господи! Как же такое случилось?

Марья Ивановна кивнула на дверь, за которой жили ее родственники и одновременно враги.

— Довели ее эти злодеи, — с ненавистью прошипела она. — У Леночки дар был от бога, ей бы художницей стать, ей бы учиться, а они ее замуж.

— Вашу внучку выдали замуж? — спросила Далила, недоумевая, что в этом плохого.

— Замуж ее затолкали! «Не женское это дело художницей быть!» — кого-то передразнила Марья Ивановна и сплюнула:

— Черти их раздери! С рук спихнули, а она же талант!

— Что ж в этом плохого? Талант иметь хорошо.

— Талант мужчинам иметь хорошо, а для женщин талант — наказание. Хуже. Пожалуй, что пытки. Вот как устроено наше общество. Оно диктует: ты баба, сиди, не высовывайся, штопай мужу носки.

Далила, имевшая свой талант, мгновенно вспомнила жизнь с Матвеем, вспомнила постоянную свою вину за невымытую посуду, за плохо оттертый пол, за несвежее полотенце. А какую неловкость испытывала она, когда муж брал в руки швабру!

Но почему? Откуда неловкость? Ее работа напряженней и тяжелей, да и зарабатывала она всегда значительно больше. Уже после двух-трех сеансов психоанализа она чувствовала себя выжатой как лимон, а у нее их бывало в день до пяти. И еще консультации. И тестирование. Какое уж тут хозяйство?