Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды

Пиннеберг, человек с униженным сердцем, внушает читателю острую жалость. Но одной жалости было бы мало, чтобы обеспечить роману такой массовый успех. Ибо Пиннеберг способен вызвать и симпатию. Конечно же, он не герой, не борец, не подвижник, он вряд ли пошел бы на личную жертву во имя убеждений. Но у него есть врожденный инстинкт порядочности, уберегающий его от низких поступков, — есть в нем и некая нравственная брезгливость, в силу которой он совершает и такой решительный шаг, как разрыв с родной матерью, ведущей постыдный образ жизни. Мы вправе предполагать, что в годы фашизма Пиннеберг — в отличие от многих своих сограждан — не даст себя превратить в палача или доносчика: при всей узости кругозора он от природы честен и добр. А это уже не так мало, когда человек живет в жестокие времена.

В западной критике Пиннеберг не раз сопоставлялся с героями фильмов Чарли Чаплина. Возможны и другие сопоставления — за пределами XX века. Любимыми иностранными классиками Фаллады были Диккенс и в особенности Достоевский, — известно, что еще в юности будущий писатель делал обстоятельные выписки из повести «Бедные люди», сильно его захватившей. Мы помним, как Макар Девушкин наивно восторгается той силой и правдой, которую он чувствует в пушкинском образе станционного смотрителя, «…это читаешь — словно сам написал, точно это, примерно говоря, мое собственное сердце, какое уж оно там ни есть, взял его, людям выворотил изнанкой, да и описал все подробно — вот как!» Герой Фаллады тоже взволнован, когда видит свое подобие в искусстве; но ситуация, быть может, подсказанная Достоевским, здесь трансформируется, приобретает оттенок горестной иронии. Пиннеберг смотрит фильм — мелодраму; ему кажется, что актер Шлютер, так выразительно передающий переживания своего неимущего и страдающего героя, сам должен быть из братства «маленьких людей»; встретив Шлютера в реальной жизни, он надеется найти в нем сочувствие. И как же горько ему приходится разочароваться!

В изображении эпохи, в которую живет Ганс Пиннеберг, Фаллада не во всем оказывается на высоте. Он столь же аполитичен, как и его герой. Роману недостает исторического фона. Действие происходит в те же годы, когда роман создавался и вышел — в 1931–1932 году. Это было тревожное время: острая политическая борьба сотрясала Германию, дестабилизировала повседневную жизнь страны. Фашисты рвались к власти, устраивали (с разрешения правителей Веймарской республики) многолюдные демонстрации, шумные массовые митинги; вооруженные банды нападали на рабочие собрания. В романе Фаллады мы находим лишь очень слабые отзвуки этих событий. В одной из первых глав эпизодически появляется нацист Лаутербах, придурковатый парень, вступивший в партию Гитлера от скуки. По воскресеньям он участвует в местных «баталиях», которые фашисты устраивают в соседних деревнях, а в понедельник появляется на работе весь в синяках и шрамах, свидетельствуя самим своим видом, что его агитация против «евреев, социалистов и КПГ» не встречает горячего сочувствия населения. Мимоходом дается и другой характерный штрих политической жизни тех лет. В доме будущей жены Пиннеберг становится свидетелем семейной ссоры: отец, социал-демократ, и сын, коммунист, не могут найти общего языка, сын обзывает отца «социал-фашистом». Так писатель затрагивает проблему, ставшую впоследствии одной из причин национальной трагедии: коммунисты и социал-демократы, которые соединенными усилиями могли бы дать отпор Гитлеру, даже и в час опасности не сумели преодолеть разногласий и объединиться… Но все это — вне сферы интересов Пиинеберга и его создателя.

Готовясь к выступлению перед читателями (или по радио), Фаллада написал на листке, датированном сентябрем 1932 года: «Меня спрашивали: почему ты не даешь ответа на вопрос — что же дальше? Мой ответ — „Овечка“, я не могу найти лучшего ответа. Счастье и бедность, забота о ребенке, забота и ребенок, удачи и неудачи жизни — ни больше, ни меньше» [2] . И в самом деле: Овечка, жена Пиннеберга, — в большей мере, чем сам Пиннеберг, — воплощает положительный идеал Фаллады.

2

Caspar G. Nachwort zu: Hans Fallada. Kleiner Mann, was nun? Berlin. 1962, S. 370.

Прислушиваясь к семейному дуэту Пиннебергов, мы улавливаем существенное различие между этими крепко любящими друг друга людьми. Развитие характеров обоих супругов идет, по сути дела, а противоположных направлениях. Глава семьи, Иоганнес Пиннеберг, по мере наслаивания жизненных неудач постепенно впадает в отчаяние, теряет уважение к себе. В финале — когда на одной из центральных улиц Берлина полицейский сталкивает его с тротуара, приняв за нищего бродягу, — Пиннебергу кажется, что он достиг предела падения: он в собственных глазах перестает быть человеком. Иное дело его жена. В ней происходит любопытная перемена. Невзрачная с виду девушка, получившая прозвище Овечка за кротость, привыкшая быть Золушкой в суровой рабочей семье, — воспринимает замужество как неожиданную удачу. Подумать только: она не просто вышла замуж за любимого человека, но и превратилась из дочери рабочего в жену служащего, получила новый, более престижный социальный статус. И она быстро смелеет, душевно взрослеет, житейские невзгоды не подавляют ее, а укрепляют ее природную цепкость. Она легко находит контакт с людьми, умеет помогать другим и спокойно принимать помощь от других, — она, дитя пролетариата, лучше знает цену солидарности, чем ее муж. Мимоходом переданы мысли Пиннеберга: ей бы, собственно, быть коммунисткой! Но нет. Овечка так же мало интересуется политикой, как и ее супруг. Однако, в отличие от него, она не падает духом. И даже заменяет Пиннеберга в роли кормильца семьи, когда он теряет заработок: она шьет, штопает, чинит одежду, получает по нескольку марок то там, то здесь, — с ней не пропадешь.

Пусть это не покажется парадоксом: быть может, именно принципиальная аполитичность Фаллады и его героев стала одним из факторов его успеха. Недаром современники сравнивали роман Фаллады по уровню популярности с романом Ремарка «На Западном фронте без перемен». Вслед за Ремарком Фаллада создал повествование на актуальную тему, оно захватило самую широкую публику, далеко не только любителей литературы. Причем захватило и тех читателей, которые в ответственный момент истории, требовавший от каждого гражданина четких политических позиций, вообще не хотели принимать никаких решений, старались, елико возможно, оставаться вне борьбы. Таких людей в догитлеровской Германии были миллионы.

Секрет успеха романа заключен и в его художественной манере — такой бесхитростной на первый взгляд и все же такой своеобразной.

Иоганнес Р. Бехер в короткой статье-некрологе о Фалладе тонко подметил существенные особенности его мастерства:

«Ему удалось уничтожить разлад между искусством и развлекательной литературой, его изобразительная манера развлекает, чтение доставляет эстетическую радость, он всегда захватывает и увлекает, и если он включает лубочные элементы, то только потому, что сама действительность лубочна… Он не всегда мог избегнуть слащавости, но его тоска по идиллии, его романтическая сумеречность порождены — это ощущается между строк и за строками — невыносимой смятенностью времени и эксцессами собственной жизни. По богатству и многообразию своих персонажей он был, пожалуй, самым значительным из нынешних немецких прозаиков» [3] .

3

Бехер И.-Р. О литературе и искусстве. Издание второе. М., 1981, с. 478.

Эта характеристика относится ко всем лучшим вещам Фаллады. Многообразие персонажей, которое налицо в «Маленьком человеке…», свойственно и последующим большим романам писателя. Однако умение стереть грань между высокой литературой и занимательным чтением более всего, пожалуй, проявилось именно в романе о Пиннеберге. Здесь вроде бы не происходит никаких значительных событий, но повествование захватывает читателя не меньше, чем любой авантюрный роман. Прежде всего потому, что автор сумел нам внушить сочувствие к своим героям и показать повседневную жизнь как цепь малых, будничных, но по-своему драматичных конфликтов. Его герои то и дело поставлены перед необходимостью преодолевать препятствия. И Фаллада умеет убедительно показать нам ход этой борьбы — там ли, где речь идет о первых попытках неопытной хозяйки Овечки сварить обед, или о ее поисках дешевого жилья, там ли, где описано, как Пиннеберг, продираясь сквозь канцелярские заслоны, добивается встречи с влиятельным господином Леманом, от которого зависит его зачисление на службу, или где мы наблюдаем отчаянные попытки Пиннеберга уговорить клиентов купить хоть что-нибудь, не костюм, так куртку или брюки, ведь от них, покупателей, зависит его, Пиннеберга, судьба! Фалладе удается заинтриговать читателя, сыграть на его любопытстве. Даже название глав иногда заключает в себе загадку, причем часто с оттенком юмора. Это само по себе привлекает читателя и смягчает сумеречный колорит повествования о бедных людях.

«Тоска по идиллии», о которой говорит Бехер, проявилась не только в сюжете этого романа. На рубеже трагического 1933 года Фалладе еще хотелось верить в идиллию. Для большинства немцев фашистский переворот был сродни грому среди ясного неба, — писатель, упоенный своим первым большим успехом, и подумать не мог, что в его стране произойдет нечто подобное. После поджога рейхстага в стране началась кампания массовых арестов. Творческая интеллигенция поголовно внушала гитлеровским властям подозрение, — не пощадили и Фалладу. Его арестовали по смехотворному обвинению в участии в подготовке покушения на жизнь фюрера (!). Издатель Ровольт не покинул своего автора в беде и обратился к влиятельным лицам. Через две недели Фалладу освободили. Но и после этого он не представлял себе достаточно ясно, что грозит его стране и ему самому. Он готов был надеяться, что фашистская диктатура просуществует недолго. Фаллада был одним из очень немногих известных немецких писателей его поколения, кто не эмигрировал и все двенадцать лет гитлеровской диктатуры безвыездно прожил в рейхе. Это обернулось для него тяжкими личными страданиями, подчас мучительными компромиссами. Эмигрировать он не хотел ни в коем случае — он не представлял себе жизни вне Германии и не думал, что сумеет хоть что-либо написать, не видя перед собой родной природы и лиц соотечественников. Но из Берлина он как бы то ни было решился уехать, чтобы не быть на виду у властей. Он купил деревенский дом в Карвице, в округе Нойбранденбург, поселился, в нем со своей семьей и занялся сельским хозяйством. Там его мало кто знал, — для жителей Карвица он был не знаменитый писатель Фаллада, а просто «господин Дитцем».

Теперь дом в Карвице принадлежит Союзу писателей ГДР и превращен в музей Фаллады. Хранящиеся там документы дают представление об условиях его жизни в третьем рейхе. Фаллада, естественно, хотел не только пахать и сеять, но и писать и печататься. Для этого он должен был быть зачислен в «Имперскую палату словесности», куда принимали лишь тех, кто представит доказательства расовой чистоты. И Фаллада, сколь ему это ни было противно, выправил себе «расовый паспорт», где на основании старых церковных книг были выписаны имена всех его предков до XVII века: этот паспорт, документальное свидетельство варварских расистских порядков, хранится теперь в Доме-музее как исторический раритет. Там имеется также каталог музыкальных пластинок, составленный самим Фалладой. Отдельные строки в нем старательно зачеркнуты черной тушью: писатель сам изъял из своей коллекции записи выступлений музыкантов еврейского происхождения. Законопослушным подданным Гитлера было «не положено» слушать Менухина или Горовица, не говоря уже об Ойстрахе или Гилельсе… Но, конечно, неизмеримо более тяжкими были те унижения, которые Фаллада испытал как писатель.

В 1934 году вышел его роман «Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды…»; в нем отразились и воспоминания автора о его сравнительно недавнем арестантском прошлом, и тяжелое настроение, одолевавшее его после прихода Гитлера к власти. Роман этот, где снова идет речь о злоключениях «маленького человека», о его неравной борьбе с судьбой, гораздо более сумрачен по атмосфере, чем книга о Пиннеберге. Вилли Куфальт, отсидевший срок за растрату, выходит на свободу, мечтая о достойной человека жизни: работе, семье. Но что делать вчерашнему заключенному в условиях массовой безработицы? Общежитие для безработных, куда попадает Куфальт, — та же тюрьма, только с несколько более вольным режимом. В бюро машинописи, куда он устраивается, работа каторжная, а зарплата нищенская… После тщетных попыток остаться «на плаву» Вилли Куфальт отчаивается, озлобляется, звереет — и становится профессиональным грабителем. Теперь ему одна дорога — в ту же тюрьму, из которой он недавно вышел.