Кто ищет, тот всегда найдёт
Шрифт:
— Не было никакого романа, — горячусь, — все подтвердят, — и тихо, виновато добавляю: — Просто они любят друг друга.
Он хлопнул ручищами по рулю, как припечатал:
— Понятно, — и мне: — Спасибо, что предупредил тогда, — а я и не помню такого. — Выметайся! — командует.
Меня как ветром выдуло. Дверца захлопнулась, и чёрный газик защитного цвета, выпустив ядовито-зелёную струйку белого дыма, рванул по дороге, а я — в сторону, в ближайший переулок — вдруг передумает? — и околицей домой. Добрался весь в поту, залёг на кровать и одеялом с головой накрылся.
— Что с вами? — спрашивает профессор, оказавшийся дома. — Заболели?
Высунул пол-лица, взглянул с опаской на дверь и отвечаю скороговоркой, чтобы успеть, пока не взяли:
— Хор-р-р-ошего знак-к-комого встр-р-ретил.
Он, как всегда, понял, ко всему готов и лекарство заранее приготовил.
— От хороших знакомых, — говорит, — хорошо помогает крепкий чай и разварная картошечка с жареным луком и балычком.
Надо, думаю, попробовать. Вылез из укрытия,
Впервые отваживаюсь на горюновский чай. Сплошная горечь, и мозги заелозили друг об друга. Но легчает. Сердце нашлось — колотится на старом месте. Не зря он докторскую защитил. Картошка с балыком тоже полезли за милую душу. Совсем оклемался. Напился, наелся, теперь пусть берут, выживем.
— Знаете, о чём я на досуге подумал? — заводит отвлекающий разговор профессор, не дождавшись от меня объяснения странного поведения. — В социологии, да и в других общественных науках, есть такое понятие — модель социума, модель общества, объясняющая различные связи между определёнными развивающимися социальными группами, классами, по которым можно судить об общественном строе. Понимаете? — помолчал, чтобы я осознал сказанное, дождался, когда неопределённо кивнул лохмами, и неожиданно добавил: — Почему бы и вам для лучшего понимания проблемы не попробовать построить модель того, что ищете? Скажем, типового месторождения с соответствующими графиками над ним?
Я и варежку раззявил и про чёрный газик забыл. Ну, профессор! Ну, бачка! Вот даёт! Котелок-то варит! Он как будто в мозгах моих тухлых покопался и выудил то, что мне и самому приходило на больную голову в больнице, а когда выздоровел — начисто забыл.
— Радомир Викентьевич! — ору в восторге. — Быть вам техруком!
Он смеётся, довольный, усы приглаживает, отнекивается:
— Спасибо, — говорит, — за высокую честь. Согласен быть вице-президентом нашего небольшого научного коллектива. Принимаете?
— Единогласно! — ору снова и ставлю на проигрыватель наш гимн — Лунную сонату. Скорее бы утро! Я уже предвкушал, как всех поражу, как все сразу поймут, кто я…
Не вышло. С утра на весь медленно тянущийся день растянулась тягомотина с тряхонудией: готовили показушные материалы к докладу мыслителя на конференции, которая имела место быть через три дня. Едет вся группа поддержки в количестве шести инженеров. В прошлую зиму мне уже посчастливилось присутствовать на подобном техмероприятии, и никакого впечатления оно на мою недозрелую техническую душу не произвело. Вся скулосводящая научная часть конференции свелась к репетициям геологических отчётов партий, поскольку все доклады, за парой скучных исключений, были посвящены результатам работ, а они, мягко говоря, как и наши, не впечатляли. И всё же такие ежегодные сборища были необходимы, так как позволяли одичавшей в глухих посёлках экспедиционной элите увидеться, побазарить и, естественно, попьянствовать от души. Мне ни первое, ни второе, ни третье, вследствие малого стажа, не улыбалось, и я бы с большим удовольствием занялся занимательным моделированием, но ехать было надо. Надо отдавать долги чести.
Только подумал про долги, как сразу осенила свежая идея, как увеличить их отдачу и достойно реабилитироваться в глазах Алексея. Идея просто замечательная — плохие ко мне редко приходят, другое дело, что не все могут оценить по достоинству. Но эта сатисфакция, думаю, удовлетворит оскорблённого в полной мере. А придумал я ни много, ни мало, а сделать собственный вариант интерпретации ОМП и передать в качестве бескорыстного дара, как память о знаменитом геофизике, который первым нашёл месторождение, удостоенное Ленинской премии. Однако легко задумать, да непросто выполнить. Днём не сделаешь: приходится до посинения заниматься ответственной покраской и подтушёвкой когановских шедевров; значит, остаются два свободных вечера. Что ж, нам, трудягам, не привыкать. Придётся поднапрячься, а работать буду дома, в тепле, в горюновской холе и под допинговые звуки мировых шедевров.
Мне и самому понравилось то, что получилось под одобрительные ухаживания профессора. Обычно я чрезвычайно строг к себе и критически морщусь в каждом случае из десяти. Но тем, что сработал в этот раз, думается, вправе гордиться без зазрения совести. Больше всего восхищал здоровенный купол одинаково уплотнённых осадочных и эффузивных пород, построенный по графикам плотности и сопротивлений, на двух вершинах которого в локальных провалах уютно разместились оба месторождения. Поинтересовался у Алевтины, за счёт чего он может появиться, но та в глобальном масштабе не петрит. Мямлит недовольно, словно тупарю какому с 1-го курса, что уплотнение пород возможно только за счёт высокотемпературных новообразований и текстурных изменений при контактово-метаморфических воздействиях внедряющихся интрузивов. Я не гордый, я согласен с ней, сам читал, да забыл, а ей бы на этом тактично заглохнуть, так нет, она не может в последний момент не капнуть своим дёгтем в мою бочку мёда. Мощность таких образований, добавляет, не краснея, невелика — несколько десятков метров, редко — первые сотни. Если так, то у меня получается не купол, а блин. Что-то не так, мыслю, в геологическом королевстве, кто-то наводит тень на плетень, мутит артезианскую воду.
Мой купол тянет вертикальной и горизонтальной мощностью на последние сотни метров и никак не меньше. Кто-то из нас явно косит. И у Петра в разрезе нет роговиков. Думал-думал, не додумал, передумал — выдумал: если в подтверждение геофизического купола геологических данных нет, то пусть будет хуже последним. Они есть, эти самые контактово-метасоматические минералы, я убеждён — а это немаловажно, но застряли глубже, ближе к глубинному интрузиву. К поверхности вырвались только остаточные тепловые потоки, вызвавшие только текстурные изменения в породах. Контактово-теплофизические процессы уничтожают влажно-глинистые межпоровые перемычки и соединения, уменьшают пористость, влажность и влагоёмкость изменённых пород и тем значительнее, чем ближе породы расположены к магматическому очагу — глубинному интрузиву. Отсюда и аномальный рост электрических сопротивлений пород, и образование теплофизического купола. С усыханием пород растёт и их плотность, не достигая, однако, величины роговиковой. Таким образом, геофизический купол есть не что иное, как самый внешний фланг контактово-изменённых пород над скрытыми рудообразующими интрузивами, который устанавливается только геофизическими методами. На том стоим, и стоять будем насмерть. С купола нас не столкнуть никакой силой.Лишь бы не провалиться в верхнекупольные понижения сопротивлений, которые логично объяснить локальными зонами разуплотнения, вызванными вторичными рудообразующими метасоматическими процессами, приуроченными к глубинным зонам повышенной трещиноватости, способствующим внедрению малых интрузивов. Именно в таких зонах и размещены Алёшкины месторождения, и, значит, такие локальные геоэлектрические образования могут быть отнесены к числу поисковых признаков. Вот оно где, моё месторождение! Дело осталось за малым: найти контактово-метаморфический купол и гидротермальную воронку в нём. Конечно, в воронке не всегда будет руда, и не всегда промышленная, но это уже не моя забота. Если обнаружатся дополнительно геохимические ореолы, то шансы резко возрастут. Такие же ореолы на флангах купола бесперспективны, потому что ничего, кроме мелкого оруденения в слабо проработанных метасоматическими растворами зонах, не фиксируют.
Очень хотелось бы аномалии естественного электрического поля и положительные магнитные не даечного характера, наблюдающиеся в пределах купольной геоэлектрической воронки, связать непосредственно с рудными телами, как делают в экспедиции, но для этого, к сожалению, нет оснований. Во-первых, нет чёткого совпадения, и, во-вторых, концентрации рудных минералов и размеры рудных тел недостаточны для образования надёжных аномалий, и поэтому логичнее связать их с обогащением вторичной колчеданной минерализацией, в частности, для магнитных аномалий — с пирротиновой. Колчеданная минерализация развита в регионе повсеместно. Можно лишь констатировать, что наличие этих аномалий увеличивает поисковую значимость геоэлектрического признака. Аномалии ЕП, наблюдающиеся на флангах геоэлектрического купола, бесперспективны так же, как и геохимические ореолы. То же относится и к отрицательным магнитным аномалиям. Наличие положительных и отрицательных аномалий свидетельствует о разновременности пирротиновой минерализации. Широко и интенсивно распространенная обратно намагниченная минерализация лучше отвечает раннему типу, приуроченному к глубинным разломам. При образовании купольных структур она частично или полностью уничтожалась тепловыми потоками или переоткладывалась в виде бедной и прямо намагниченной в гидротермальных ореолах. Поэтому любые отрицательные магнитные аномалии всегда бесперспективны, где бы они ни наблюдались.
Всё! На этом я выдохся. Быстренько, пока не забыл, аккуратненько нарисовал это всё в произвольном вертикальном масштабе на отдельном листе так, чтобы можно было приложить к графикам и к разрезу ОМП, и получилась у меня наипервейшая во всей округе модель. Определение это, подаренное профессором, очень мне нравилось. Оно, несомненно, звучнее штампов «типовое месторождение», «типовая структура» и т. д. и своей необычностью и звучностью уже внушает доверие. Я его ещё больше усилил, добавив «геолого-геофизическая», поскольку модель отражает синтез представлений и фактуры, и был несказанно доволен собой, надеясь не без оснований, что и Алексей будет доволен мной. Вечером, перед отъездом, я на всякий случай прорепетировал защиту идеи в нашей аудитории в присутствии авторитетного специалиста по моделям, профессора социологии, и он одобрил и особенно возрадовался, когда узнал, что старался я не для себя, а для дяди.
Одна из моих золотых заповедей: если что-то не хочется делать — не делай, потому что всё равно ничего хорошего не получится. Заповедь сработала и на этот раз.
Добирались до экспедиции на местном автобусике, двадцатиместном газике, продуваемом через неплотно прилегающие стёкла в окнах, кое-где забитых фанерой, насквозь. Железный кузов без внутренней обшивки не сохранял тепло, но интенсивно впитывал холод, а драные сиденья из дерматина леденили зад. Впрочем, моему тощему заду обледенение не грозило, поскольку мне на ближайшие два часа досталось стоячее место. Конструкторы чуда пассажирской техники совсем не предполагали стоячих пассажиров, навесив крышу так низко, что мне, гиганту, пришлось подобно Атланту держать её на бычьей шее и геркулесовых плечах. Превратившись в живую пружину между потолком и полом, я почти не мёрз, и если бы кто-нибудь из сидящих вздумал со мной поменяться, я бы ещё крепко подумал. Правда — недолго.