Кто ищет...
Шрифт:
Дети, как правило, идеализируют родителей, до поры до времени преувеличивая их возможности. Но если уж приуменьшают, то «не без дыма». Когда я напомнил Роману Сергеевичу эпизод в лесу, он искренне удивился: «Ерунда какая! Ну ходили мы по грибы. Дело к осени было. Андрей простудиться мог, при чем здесь трусость!.. — Потом сделал паузу, правой рукой пощупал бицепсы на левой, как бы проверяя, на месте ли они, и вдруг изложил свое кредо: — Откровенно говоря, если один на один, я никогда не трушу, можете не сомневаться. Но если у него какая-нибудь велосипедная цепь в руках или их двое, я не дурак, чтобы ставить свою жизнь под сомнение. И вам не советую!»
Андрею десять лет. Бабушка Анна Егоровна, вопреки совету Романа Сергеевича, относит в починку старый сломанный медальон. В мастерской золотую застежку подменивают на медную,
Потом Андрей назовет отца обманщиком, надувалой и приведет для иллюстрации эти два примера. Каковы криминогенные последствия «воспитательного метода» Романа Сергеевича, мы увидим дальше. Пока лишь скажу, что, когда однажды я заговорил с Андреем о Дон Кихоте и задал вопрос, был ли Рыцарь Печального Образа счастливым человеком, меня не удивил решительный ответ Андрея: «Вы что! Как можно быть счастливым, если тебя все обманывают!»
Андрею двенадцатый год. Каким-то образом у него оказывается собственный лотерейный билет, на который падает выигрыш: стиральная машина. Разумеется, я уже говорю «разумеется», отец отбирает билет у сына. «Не имей сто друзей, — говорит он, — а имей сто наличными!» Вместе с сыном Роман Сергеевич идет к сослуживцу, продает билет и получает сверх выигрыша лишнюю десятку. И хотя прибыль Малахов «честно» вручает сыну, Андрей потом скажет мне, что его отец жук и жмот, — именно этими словами он характеризует вопиющую меркантильность отца.
И тут уж примеров — изобилие.
Воскресный день. Мать предлагает выбор: или пойти в театр, или в гости к тете Клаве. Андрей хочет в театр. «Дурак! — смеется отец. — В театре тебя кормить будут? То-то же!»
Отец приносит домой черную каракулевую шапку, и мать начинает его пилить: «Зачем купил? У тебя есть зимняя, у Андрея тоже есть, только деньги зря тратишь…» Зная, что отец никогда не делает покупок, исходя из нужности вещей, а только из их цены, Андрей и на этот раз получает подтверждение. «Дура! — кричит отец, тараща глаза. — Это по случаю куплено! За трояк! У алкаша! Тебе что, карман тянет?!»
Отец с сыном идут в кино. Роман Сергеевич покупает два самых дешевых билета, но садится с Андреем на самые дорогие места.
Семейный конфликт: мать застает Романа Сергеевича с другой женщиной, подает заявление в партком, и отцу выносят «выговор с занесением». Он возвращается домой и с порога кричит Зинаиде Ильиничне: «Что ты наделала! Ты мне крылья подпалила! Теперь мне меньше платить будут! Сама внакладе останешься!» Андрей, разумеется, здесь же, в квартире, но вроде неодушевленного предмета: все происходит при нем, а его как будто бы нет. Но потом, презрительно сплюнув, Андрей скажет мне холодно и бесстрастно, что его отец вообще нечестный человек, и примером нечестности явятся именно эти слова Романа Сергеевича, о которых он, вероятно, давно забыл, но которые крепко помнит его сын.
Я, конечно, готов сделать поправку на то, что память Андрея работает «с отбором», и потому его воспоминания об отце изобилуют негативными примерами. Я готов предположить, что эти примеры не исчерпывают всех качеств Романа Сергеевича, что в его отношениях с сыном была и «поэзия», не могло ее не быть, ведь не изверг же старший Малахов, не одной черной краской мазан — живой человек. И мне удается, хотя и не без труда, поднять со дна Андреевой памяти светлые воспоминания: вот отец несет его на плечах во время демонстрации, вот катает на санках по двору, берет с собой в зоопарк, дарит ему в день рождения целлофановый пакет с пряниками, конфетами и шоколадной медалью… «А потом, — говорит Андрей со злобным упорством, — мы вечером играли в карты, отец все время проигрывал и бросил колоду мне в лицо».
Увы,
другой «памяти» в моем распоряжении нет, да она, вероятно, и не нужна, если я хочу понять, каким образом Андрей Малахов потерял уважение к отцу. Именно его воспоминания, отражающие его отношение к родителю, должны лечь в основу моих размышлений о печальной судьбе подростка. Вопрос о том, почему Роман Сергеевич стал «жуком», «жмотом», «обманщиком» и «нечестным человеком», при всей его животрепещущей важности является для Андрея — и, стало быть, на данном этапе для меня — второстепенным, хотя я вовсе не исключаю, что старший Малахов виноват в своих недостатках не более, чем урод в своем уродстве. Но каким бы он ни был в действительности и по какой бы причине, я вижу его ничем не оправданную и безусловную вину хотя бы в том, что он позволил родному сыну не уважать себя, дав к тому основания, и воспитывал Андрея в таких условиях, которые печатали в его памяти только «прозу» жизни, а не «поэзию».Констатирую факт: отец оказался для сына потерянным. Как воспитатель Роман Сергеевич был не просто нулем, а величиной со знаком минус.
Мать. «По отношению к Роману мы находились с Андреем в страдательном падеже», — как-то сказала Зинаида Ильинична в порыве откровенности, и это была сущая правда. Мелочный, капризный, придирчивый и жестокий, он часто бил сына в присутствии матери, не щадя его самолюбия, тиранил мать на глазах у ребенка, не считаясь с ее авторитетом, и оба они постоянно терпели от него унижения. Но, как говорится, нет худа без добра: в силу обстоятельств, можно сказать, вынужденно, мать и сын оказались в союзе против отца, а союз влечет за собой, как минимум, взаимное доверие. Я даже рискнул предположить, что в такой обстановке между сыном и матерью могли сложиться искренние и душевные отношения, что Зинаида Ильинична могла стать для Андрея «светом в окошке»; в конце концов, во многих семьях матери, являясь источником добра и любви, своим самоотверженным примером, как щитом, предохраняют детей от дурных влияний.
К сожалению, это был не тот случай.
По мнению людей, хорошо знавших семью Малаховых, Зинаида Ильинична по уровню воспитанности казалась им выше своего мужа, наверняка грамотнее его и, возможно, умнее. Однако эти добрые качества не помогли ей стать главой семейства и получить, таким образом, приоритет в воспитании сына. «Факт! — подтвердил Андрей, когда мы затронули эту тему. — Отец главнее!» — «С чего ты взял?» — «А его сумма всегда была окончательной!» Для Андрея, как понимает читатель, это самый верный признак. «Ну хорошо, — сказал я. — Ты можешь привести пример?» И он с готовностью рассказал такую историю.
Когда мать заканчивала институт и пришло время делать диплом, она попросила у Романа Сергеевича сто пятьдесят рублей, чтобы нанять чертежника. В этом месте рассказа я даже переспросил: «То есть как нанять?» — «А очень просто, — ответил Андрей. — Вы что, не понимаете?» Отец, естественно, стал ругаться, полагая цену завышенной. Как мать ни просила, мотивируя тем, что чертежи стоят не меньше трехсот, а тут в два раза дешевле, а ведь она и работает, и учится, и дома занята по хозяйству, Роман Сергеевич «отвалил» ей полсотни. Остальные Зинаиде Ильиничне пришлось по секрету от него брать на работе в кассе взаимопомощи. Его сумма, таким образом, действительно была «окончательной».
«Кого ты поддерживал в этом конфликте? — спросил я. — Отца или мать?» — «Меня не спрашивали», — ответил Андрей. «А если бы спросили?» Он вскинул глаза, пытаясь угадать дополнительный смысл, заложенный в этом вопросе, и сказал: «Можно подумать?» Но и без ответа Андрея я уже готов был на самых элементарных весах взвешивать реальный проигрыш Зинаиды Ильиничны в воспитании сына из-за этой истории. Как ни была она «выше» мужа, ей не дано было понять, что, совершая безнравственный поступок на глазах у ребенка, она теряет в обоих случаях: и в том, если Андрей примет ее сторону, и в том, если примет сторону отца. Но Андрей не сделал ни того, ни другого. «Подумав», он криво усмехнулся и сказал: «Муж и жена — одна сатана! Ведь верно?» — осудив, таким образом, обоих. Внешне его реакция была здоровой, нормальной, но таила внутри опасные последствия. Клянусь, я до сих пор не знаю, что хуже: когда дети клеймят пороки своих родителей, но ценою потери к ним уважения, или когда сохраняют уважение к родителям, но ценою принятия и прощения их пороков.