Кто не верил в дурные пророчества

– …Куда-то на юг… (неразборчиво)… бомбы, заправлялись – и теперь на Кельн, Мюнхен, раз в Милане бомби… (неразборчиво)… американцы были… (снова неразборчиво)… к востоку от цели, а мы совсем… (сплошной непрерывный скрежет).

– Про челночные полеты рассказывает, – прокомментировал Федорчук.

– Это как? – не понял Ивакин.

– В войну летали. Здесь загрузились, к примеру, пошли на цели в Германии. Там отбомбились – пошли в Англию. Там опять заправились, загрузились бомбами – опять на Германию, отбомбились – пошли куда-то в Италию. Там снова загрузились, а потом уже к нам. Югославия там каким-то боком к этому делу, не помню. Будет еще рассказывать, как они там, в Югославии, три дня сидели и пьянствовали.

– И не боится про это говорить! – поразился Ивакин.

– Да про те полеты весь город знает, – махнул рукой Федорчук. Ивакин снова переключил линии.

3

– Летали из-под Тихвина на "Ил-4", – рассказывал Марков. Профессор в это время потихоньку крутил ручку стоящего в буфете аппарата. Лампочка горела все ярче и ярче. – Если на Кенигсберг, Данциг или Берлин, то с дополнительными баками еще можно было вернуться. А если Гамбург или Бремен – уже никак, дальности не хватало. Уходили в Англию. Вернее, в Шотландию, там на севере был промежуточный аэродром, на нем дозаправлялись – и куда-то на юг, там какой-то городишка – не выговоришь название. Днем отдыхали, потом брали бомбы, заправлялись – и теперь на Кельн, Мюнхен, раз в Милане бомбили один завод. Оттуда уходили на Сицилию, там в это время американцы были… А немцы так и не поняли, куда мы уходим. Слышат – "Ил-4", поднимают истребители и ловят к востоку от цели, а мы совсем в другой стороне.

Завадский довернул ручку до упора. Лампочка теперь горела на пределе. Профессор закрыл дверцу буфета.

– На Сицилии снова день отдыхали, – продолжал Марков, – потом опять заправлялись, но брали уже не бомбы, а патроны, медикаменты, консервы – и домой. А это хозяйство сбрасывали партизанам в Югославии. Садились под Камышином или под Астраханью, оттуда к Тихвину – уже над своей территорией.

– И много было таких рейдов? – спросил Завадский.

– У меня шесть, а другие и больше летали. В последнем полете была история… Дали спецзадание: надо было сесть в Боснии, забрать какого-то партизанского генерала или как там его – в общем, большой чин. И этого чина привезти к нам, ему надо было в Москву. Погода как раз подходящая: низкая облачность, морось. Ну, сесть-то мы сели, а как взлетать – тучи пошли совсем низко, а там горы. А потом туман. Двое суток сидели, погоды ждали.

– Двое суток туман! – удивился профессор.

– Наоборот, – сказал Марков, – туман утром разошелся, а дальше два дня ясно. И ночь ясная. Лететь нельзя, немцы рядом. И нашим по радио не сообщишь, что из-за погоды сидим.

– Почему?

– Так немцы же! Перехватили бы, расшифровали… В общем, не стали рисковать.

– И что делали?

– Самолет замаскировали и сидели, ждали погоды. С партизанами сливовицу пили. Сливовица у них хорошая, только потом лететь было тяжело… Облака пошли во вторую ночь, уже после полуночи, поздно было, но мы поговорили между собой, с генералом этим – решили рискнуть. А были бы трезвые – не полетели бы… Линию фронта прошли уже при свете, тут-то на нас немцы и напали. Бортмеханик у меня тогда "мессера" сбил.

– Как это он сумел?

– Со сливовицы сильно маялся, не мог сидеть на своем месте. Он же как в консервной банке, не видно ничего. А тут поменялся местами с воздушным стрелком, там остекление, небо видно, вроде как легче. Ну вот, полегчало ему, он и заснул. Проснулся, когда эта заваруха началась, спросонья ничего понять не может. Стрельба, этот партизанский начальник открыл какой-то лючок, давай туда из своего "вальтера" стрелять. В стеклах полно дырок, а вокруг "мессер" ходит. Бортмеханик не сообразил, что у него пулеметы, схватил ППС›› – там в кабине ППС был. Высунул ствол наружу, где стекла не было, одной очередью весь магазин высадил – и сбил немца. Потом наши истребители подошли, отогнали остальных… Командир полка потом говорил, что собирался нас с бортмехаником за этот полет на Героев представлять и к внеочередным званиям. А когда узнал, в каком состоянии мы из самолета вылезали и почему бортмеханик оказался на месте воздушного стрелка, решил, что с нас Красного знамени хватит.

– А в каком состоянии?

– Собственно, почти в нормальном. Хмель-то вышел сразу, как "мессера" напали. А вот запах остался выдающийся. Это ж сливовица… Так вот меня и отстранили от этих полетов. На Данциг потом ходил.

– Володя, вы верите в предчувствия? – неожиданно и совершенно не в тему спросил профессор.

– Что? – не понял Марков.

– Предчувствие, внутренний голос или как там это еще называют.

Марков помолчал и ответил:

– Верю. Было несколько раз, когда этот самый голос мне жизнь спасал.

– А у вас нет предчувствия, что нас вот-вот арестуют?

Марков посмотрел на дверцу буфета. Завадский понял, покачал головой:

– Не слышат.

Марков снова помолчал и ответил:

– Есть, и очень четкое. Я даже спать ложусь – сую револьвер под подушку. Собственно, это не предчувствие. Я же вижу – народ от меня шарахается, как от зачумленного. И Лазарев летает с постоянным экипажем, а я все время с разными.

– Вам что, табельное оружие выдали в постоянное ношение? – удивленно спросил профессор.

– Револьвер-то? Это не табельный. Это я на Сицилии с одним американцем поменялся. Я ему – ТТ, а он мне – свой "кольт".

– А как потом объяснялись насчет пистолета?

– А война, Алексей Иванович, и не такое списывала.

– А под подушку зачем?

– Так они ж по ночам приходят. Отбиться, конечно, не отобьюсь, но хоть двух-трех гадов завалю. Может, даже насмерть… А у вас что, тоже предчувствие?

– Нет, Володя. У меня совершенно точные сведения. Надеюсь, вы не будете обижаться, если я вам не скажу, от кого они?

4

Завадского предупредил Емшанов. Сразу после обеденного перерыва он пригласил профессора сходить с ним в цех на монтажный участок, по какому-то вопросу. Проблема оказалась пустяковой, Завадский сильно сомневался, стоило ли из-за такой ерунды одеваться и выходить в метель, но на обратном пути Емшанов остановился у угла, где меньше дуло, придержал профессора за рукав и сказал ему:

– Алексей Иванович, мне точно известно, что Скворцов собирается арестовать вас с Марковым сразу после испытания вашей противорадарной установки. Точнее, после успешного испытания, – но я не сомневаюсь, что оно будет успешным. Вас обоих обвинят в шпионаже в пользу Англии. Маркова, возможно, также в пользу Югославии.

– Понял, спасибо, – ответил Завадский.

– Алексей Иванович, я могу сейчас организовать вам командировку в Ленинград. Там, я думаю, вы сумеете исчезнуть. Для Маркова я, к сожалению, ничего не могу сделать.

– Спасибо, Юрий Михайлович, не надо. Мы постараемся как-нибудь урегулировать этот вопрос, – ответил Завадский и пошел дальше, давая понять, что разговор окончен.

5

– Шерхебель через пару дней закончит свой локатор, – сказал профессор. – После этого еще день на монтаж – и можно лететь.

– Кислородные баллоны ж не готовы, – напомнил Марков.

– Баллоны – это не меньше трех недель. Столько ждать никто не будет. Отправят так, не выше пяти километров, для испытания роли не играет. А после полета мы с вами – лучшие кандидаты в английские шпионы. Вы в Англию летали в войну, я там бывал еще раньше. Вот тогда нас и завербовали. Вам еще и Югославию припаяют.

– Алексей Иванович, а может, смоемся как-нибудь по-тихому, пока Шерхебель с аппаратурой возится? Забуримся в глушь, в какой-нибудь колхоз? Кто нас там будет искать?.. Или вообще не дергаться? Выкину свой "кольт", ну, посадят, ну, отсидим. Вам вообще практически ничего не грозит, вы же специалист, каких поискать. Будете заниматься тем же самым, только за колючкой – так мы и тут за колючкой. Без скворцовского квитка из Новокаменска никуда, а если и выберешься – что дальше? Ну, в Каменск-Уральский, ну, пусть даже в Свердловск – что вы там не видели?