Кто следующий?

Фэрли кивал, забирая свой портфель из рук одного из помощников.

— Таким образом, все устроилось. Мейер, выберите кого-нибудь из ваших людей, и мы втроем полетим на этой машине. Лайом, ты отправишься на втором вертолете еще с двумя охранниками. Это устраивает вас, Мейер?

МакНили оглядывался по сторонам.

— Где Андерсон?

— Он пошел за разводным гаечным ключом, — ответил Корд.

— Похоже, у него отключилось чувство времени.

Фэрли направился в сторону работающего на холостом ходу вертолета.

— Неважно, я полечу с лейтенантом.

— Но Андерсон знает маршрут — он знает место приземления, точное время…

— Он что — единственный пилот, который может соображать? Великий Боже, Лайом, сообщите, что требуется, лейтенанту; нам пора взлетать — мы уже опоздали по крайней мере на полчаса.

Рифкинд повернулся к черному лейтенанту:

— Я должен взглянуть на ваше удостоверение.

— Конечно. — Лейтенант вытащил свои документы, Рифкинд был человеком, который доверял бумагам; он мельком просмотрел их и протянул назад.

Корд приказал двум своим подручным заполнить топливные баки нового вертолета из цистерны с бензином. Лейтенант с Кордом подошли к HU-1J, и в течение минуты два офицера стоя вычерчивали курс по штурманским картам Корда, после чего черный лейтенант сложил их, забрал себе, отрывисто кивнув Рифкинду и засовывая в рот новый кусок жевательной резинки.

Они поднялись на борт: Фэрли, Рифкинд, номер второй Рифкинда и черный лейтенант, который пристегнул ремни, сообщил в микрофон о готовности к полету и получил через наушники ответное подтверждение. Подручные Корда поднялись наверх, выдернули бензиновый шланг и захлопнули бак; Фэрли наклонился вперед и помахал МакНили.

МакНили показал ему поднятые вверх большие пальцы, и вертолет поднялся на несколько футов, будто бы в нерешительности, покачался взад-вперед, как маятник, освоился в воздухе и взмыл ввысь. МакНили стоял под порывами нижней тяги и наблюдал, как он грациозно поворачивается в направлении горного перевала.

Вертолет уменьшался, удаляясь. Наконец, его поглотила дымка над горами.

Корд стоял рядом с ними, все больше мрачнея; с внезапной яростью он повернулся и прокричал подручным, которые откатывали цистерну с бензином.

— Эй, идите назад и посмотрите, какого черта застрял там лейтенант Андерсон!

Пять оставшихся агентов секретной службы коротко обсудили между собой, кто из них полетит вместе с МакНили. Репортеры побрели в ту сторону, где парковались автомобили, к своим взятым напрокат машинам.

Через несколько минут МакНили услышал шум другого вертолета и, обернувшись, заметил, как он появляется из дымки слоящегося между вершин тумана. Корд за его плечом произнес:

— Интересно. Мне казалось, он сказал, что у них нет второго «Хью».

Один из посланных Кордом парней, что-то крича, бежал со всех ног по лестнице, ведущей на площадку; МакНили не мог разобрать слов. Парень преодолел половину расстояния по площадке, остановился с красным лицом, ловя ртом воздух. И они услышали:

— …тенант Андерсон там, сзади — я думаю, он мертв, сэр.

Эти слова как громом поразили МакНили. Агенты секретной службы побежали туда, но МакНили схватил Корда за руку:

— Не беспокойся о нем. Свяжись по своему проклятому радио и дай мне поговорить с флотом. Немедленно!

13:43, континентальное европейское время.

Фэрли испытывал подобное и раньше, но каждый раз это ощущение пугало его: небесный купол простирался над ним, опускаясь до уровня ног, и казалось, что внизу нет ничего, кроме воздуха.

Из-за дребезжащего шума двигателя разговаривать, было трудно, и они почти рее время молчали. Черный лейтенант уверенно держал руки на пульте управления: один обтянутый перчаткой кулак сжимал округлую рукоятку, а другой — маленький рычаг слева; обе ступни мягко опирались на педали. Воздух был едким от паров бензина и мятного запаха жевательной резинки.

Фэрли рассматривал зубчатые изломы склонов Пиренеев внизу. Где-то под ними, по правому борту, находилась Памплона, напомнившая ему бой быков; он однажды был там, во время Фиесты де Сан Фермин летом шестьдесят четвертого года. Это был первый и последний бой быков, на котором он присутствовал: он почувствовал тогда сильное отвращение к ним. Его раздражение вызвал не вид крови, а предопределенная формальность убийства. Испанский бой быков и испанский стиль танца в этом были похожи друг на друга: оба эти занятия унижали человека, они превратились в механическую последовательность движений — бой быков и фламенко не изменились за сотни лет, они стали статическими ритуалами, в них исчезла искра творчества. Это беспокоило его, потому что в этом лежал ключ к непостижимому испанскому характеру. Он не был уверен в своей способности убедить в чем-либо Перец-Бласко, но надеялся, что тот не окажется страстным поклонником боя быков или любителем фламенко. Невозможно понять народ, который удовлетворен, формами искусства, застывшими со времен Веласкеса и Эль Греко.

Вертолет, покачиваясь в мягком танце, оставлял позади горные перевалы и долины. Странное свободное чувство движения в трехмерном пространстве, какое бывает только во сне, охватило его; он спрашивал себя, дают ли наркотики подобное ощущение. Его слегка пугала зрительная ненадежность всего, что их окружало, но это добавляло остроту наслаждению; он поймал озадаченный взгляд Рифкинда и понял, что гримасничал, как школьник.

Звук двигателя изменился, сиденье под ним накренилось. Он вцепился в рукоятку. Черный лейтенант громко и зло выругался:

— Дьявольщина.

Рифкинд, вытянувшись вперед, приблизил свое противоестественно белое лицо к плечу лейтенанта.

— Что-что?

— Раз на раз пришелся, — прорычал лейтенант.

— Что это значит?

— Мужики, у нас проблемы.

Фэрли еще сильнее сжал подлокотники кресла.

— Теряем топливо… Насос барахлит. — Затянутые в перчатки руки лейтенанта Лежали на рычагах управления. Он крутил головой, перемещая взгляд от одной точки к другой.

— Мужики, я думаю, у нас дыра где-то в бензопроводе.

В Фэрли вспыхнул непосредственный ребяческий гнев.

— Что, черт побери, случилось с техническим обеспечением Военно-морского флота?

Черный лейтенант настойчиво рычал в свой радиомикрофон. Глаза Рифкинда перебегали с одного предмета на другой, второй агент растирал суставы пальцев, у Фэрли заболела ладонь, которой он стиснул стальной поручень. Лейтенант отбросил микрофон вниз и ударил по рычагам управления; вертолет затарахтел по-новому, слегка накренившись; пилот бормотал себе под нос: