Кто следующий?

Херн остановился около двери.

— Навряд ли их удастся удовлетворить чем-либо, кроме конкретных новостей, господин президент. «Мы сделаем все, что можем, мы ожидаем скорейшего разрешения» — не важно, в какие слова это будет оформлено, все равно это звучит слишком похоже на то, что они много раз слышали раньше.

— Черт побери, я ничего не могу с этим поделать! — Президент вспыхнул; у него был очень усталый вид, глаза покраснели.

Перри Херн тихо удалился. Этридж тоже производил неважное впечатление. Вялый, под глазами набухли мешки, у него был явно болезненный вид. И не удивительно, он получил сильный удар.

Саттертвайт устал так же, как любой другой, слишком устал для формальностей. Он обратился к президенту с резковатой фамильярностью, которую обычно держал при себе на публике.

— Я надеюсь, вы вытащили меня сюда не для рапорта об успехах. Когда мы что-нибудь получим, я дам вам знать.

— Полегче, Билл.

Он заметил легкий шок в глазах Этриджа, поморщился и кивнул, принося извинения. Президент сказал:

— Мы должны выработать линию поведения.

— Относительно того, что говорить прессе?

— Нет, ничего подобного.

Президент взял в рот сигару, но не зажег ее, что усилило гортанность его голоса.

— Это все та идиотская пресс-конференция, которую они провели прошлой ночью.

— Какая пресс-конференция?

— Ты не слышал о ней?

— Я был занят по горло, господин президент, вам это известно.

Декстер Этридж спокойно произнес из своего кресла:

— Часть лидеров конгресса прошлой ночью провели объединенную пресс-конференцию. — Его голос звучал сухо и неодобрительно. — Вуди Гест, Фиц Грант, Уэнди Холландер и некоторые другие. Представлены обе палаты и обе партии.

Президент подтолкнул ему через стол номер «Нью-Йорк Таймс».

— Лучше прочти это.

Саттертвайт уже видел этот номер «Таймс» в течение дня, но у него не было времени прочесть его. Заголовок вверху первой страницы был набран самым крупным шрифтом, который когда-либо использовался в «Таймс»:

ФЭРЛИ

ПОХИЩЕН

Каждое из этих двух слов жирными высокими буквами протянулось во всю ширину страницы. Внизу страницы под двумя колонками фотографий хорошо знакомых лиц шел текст:

Лидеры конгресса требуют жесткой политики.

Они настаивают, чтобы правительство отвергло требования выкупа.

Пока Саттертвайт читал, президент говорил:

— Каждый из них звонил мне. Поступила гора телеграмм высотой с милю.

— Как разделились мнения в телеграммах?

— Примерно шесть к четырем.

— За или против твердой линии?

— За. — Президент медленно выговорил это слово, и оно будто повисло в воздухе. Наконец он добавил: — Кажется, публика не настроена просто оставаться в бездействии и скорбеть по этому поводу. — Он вынул сигару изо рта, голос стал жестче.

— Я могу слышать голос толпы, Билл. Они собираются здесь под окнами с пиками и факелами.

Саттертвайт хмыкнул в знак того, что он услышал сказанное, перевернул страницу.

Декстер Этридж заметил:

— Мы решили утром, господин президент. Мы уже приняли решение.

— Я знаю, Декс. Но мы не объявили его публично.

— Вы понимаете, что мы тем не менее не можем изменить свое мнение.

— С другой стороны, разве мы предвидели, что реакция выльется в подобное жестокое противостояние?

— Господин президент, — сказал Этридж. Тон, каким это было сказано, заставил Саттертвайта поднять глаза. Этридж медленно откинулся в своем кресле. Он говорил глубоко дыша, раздраженным голосом:

— Вы никогда не принадлежали к тому типу людей, которые принимают решения исходя из того, кто последним говорил с ними. Вам никогда не требовалось единодушие публики, чтобы утвердиться в правильности выбранного решения. Мне трудно поверить, что вы хотите позволить безрассудной панике толпы повлиять на ваше…

— Этот спор может расколоть страну, — грубо оборвал его президент. — Я не играю в политику, черт побери. Я пытаюсь сохранить единство державы.

Этридж выпрямился. Саттертвайт впервые видел его в таком гневе.

— Вы не можете удержать страну от раскола, отдав ее на откуп шарлатанам.

Президент ткнул сигарой в сторону газеты в руках Саттертвайта:

— Кое-кто из этих парней — видные общественные деятели, Декс. Может быть, некоторые из них тоже шарлатаны, но вы не можете делать оценки на основании этого свидетельства.

Саттертвайт отложил газету.

— Я думаю, позиция президента вполне объяснима. Сегодня утром мы все слышали голос Фэрли. Мы действовали исходя из первого побуждения — мы цивилизованные люди, близкий нам человек попал в беду, мы немедленно заключили, что условия выкупа нельзя назвать неприемлемыми, поэтому мы решили согласиться на обмен. Во главу угла были поставлены соображения о безопасности Фэрли — у нас не было времени обдумывать косвенные проблемы.

Этридж пристально рассматривал его. Мускулы его лица судорожно подергивались.

Президент Брюстер сказал:

— Если мы сдадимся, мы откроем зеленую улицу любой ничтожной шайке террористов во всем мире, позволим им проделывать подобные вещи снова и снова. Освобождение этих семерых убийц, отправка их в убежище — подумать только, что где-то существует страна, способная предоставить им убежище, — равноценно тому, как если бы мы дали любому мятежнику в мире разрешение быть свободным в своих действиях, идти и безнаказанно взрывать людей и здания.

Кожа Этриджа сейчас напоминала цветом телятину. Под глазами набухли нездоровые мешки. Он умоляюще простер руки.

— Господин президент, я могу только отстаивать то, что сказал сегодня утром. Похитители предлагают обмен, и все мы согласны с тем, что жизнь Клиффорда Фэрли значит гораздо больше, чем жизнь тех семерых ничтожеств. Я не понимаю, что тут изменилось.

Саттертвайт повернулся, ловя взгляд президента. Он ответил Этриджу:

— Если бы это было действительно quid pro quo, [13] с вами бы никто не спорил. Речь идет не об обмене между жизнью Фэрли и жизнью семи ничтожеств, а о том, что мы не можем позволить себе выдать карт-бланш экстремистам.

13

Quid pro quo (лат.) — услуга за услугу.