Кто стоял за спиной Сталина?

«Когда меня определили к Бесо, — вспоминал Давид Гаситашвили, — Сосо только начинал говорить». Следовательно, это было около 1880 г. «Среди людей нашего ремесла, — отмечал Давид Гаситашвили, — Бесо жил лучше всех. Масло дома у него было всегда. Продажу вещей он считал позором» ^{33} .

В эти годы Кеке могла заниматься только домашним хозяйством и воспитанием ребенка. Сосо рос болезненным и требовал особого внимания. Ему было около двух лет, когда он тяжело заболел. При одной мысли, что она может лишиться третьего сына, Кеке не находила себе места ^{34} . Отличаясь набожностью, она часто ходила молиться за здоровье своего сына в селение Арбо, которое располагалось неподалеку от селений Гери и Мерети ^{35} . Кеке казалось, что бог услышал ее мольбы и сохранил жизнь ее единственного ребенка.

По воспоминаниям Софьи Чантурия, около 1883 г., «когда Иосифу исполнилось четыре года», Джугашвили «переселились на Артиллерийскую улицу» ^{36} . С этого момента они в буквальном смысле этого слова начали кочевать по городу, перебираясь с одной квартиры на другую. Пока не удалось восстановить всю последовательность этих перемещений. Но известно, что с 1883 по 1888 г. они сменили не менее четырех адресов: Красногорская улица (до 1883 г.), Артиллерийская улица (не ранее 1883 г.), Меджврисхенская улица (около 1886 г.), переулок Павловской улицы — дом Чарквиани (около 1887–1888 гг.) ^{37} .

«После Чарквиани, — вспоминала Ефимия Зазашвили, — они еще несколько раз меняли квартиру». Имеются сведения, что «одно время» Джугашвили «жили в районе Чуткеровых, ныне по улице Церетели», возле сада Эристави ^{38} , затем снимали комнату во дворе дома Кипшидзе, а также «напротив учительской семинарии», видимо, на Семинарийской улице, которая позднее была названа именем И. В. Сталина ^{39} , наконец обосновались «возле собора», по одним данным, на Соборной, по другим — на Церковной улице, переименованной в улицу Руставели ^{40} . Причем и здесь в воспоминаниях фигурируют не одно, а по крайней мере два места жительства: «дом Грикурова» ^{41} и «дом Баградова» ^{42} .

Получается, что за десять лет родители Сосо сменили как минимум девять мест жительства.

Объяснение этого, видимо, заключается в том, что около 1883 г. семья Джугашвили стала распадаться.

Обычно причину семейного разлада видят в увлечении Бесо вином. Однако и сама причина такого увлечения тоже требует объяснения. Рискну высказать предположение. Не относятся ли к этому времени первые слухи о неверности Кеке, которые продолжают жить в Грузии даже сейчас и которые привели к появлению названных выше версий об отцовстве Сосо? Мы не знаем, имели ли они под собой основание, но то, что они могли отравить семейную жизнь и стать причиной запоев Бесо, вполне вероятно.

С этого момента Бесо начал терять клиентуру. Его мастерская перестала обеспечивать семью. И Кеке была вынуждена искать дополнительные заработки. В связи с этим Сосо все больше и больше был предоставлен сам себе. И чем меньше становилось влияние семьи, тем сильнее становилось влияние улицы.

Сохранившиеся воспоминания в своем подавляющем большинстве рисуют почти идеальные отношения между Сосо и его сверстниками. Однако есть основания усомниться в этом.

Здесь прежде всего необходимо учитывать, что около 1884 г. Иосиф перенес оспу. А. М. Цихитатришвили вспоминал: «Сосо в детстве был очень слабым. Особый отпечаток на него наложила оспа, которой он сильно болел», «Сосо выжил, только лицо и руки у него остались рябыми» ^{43} . В результате у него появилась кличка Чопур, что означает Рябой ^{44} . Так позднее не стеснялись называть его на Кавказе даже взрослые, в связи с чем эта кличка попала в жандармские документы. А среди петербургских меньшевиков он был известен позднее как Иоська Корявый ^{45} .

Вряд ли в детстве сверстники Сосо, особенно его недруги, были великодушнее.

Известно также, что И. В. Джугашвили имел дефект левой руки. В медицинском деле вождя на этот счет сказано: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава» ^{46} . Это значит, что дефект левой руки появился около 1884–1885 гг.

О причине его появления имеются несколько версий. По свидетельству П. Чарквиани и П. Гаришвили, Сосо вывихнул руку, «катаясь на санках» ^{47} . М. Монаселидзе утверждал, что «Сосо повредил себе левую руку во время борьбы» ^{48} . А. И. Хуцишвили вспоминал, что в детстве Сосо попал под фаэтон ^{49} .

В любом случае с шести лет Сосо стал терять способность играть в некоторые детские игры. А поскольку он с детства был склонен к лидерству, это не могло не затрагивать его детское самолюбие и, видимо, являлось одной из причин его постоянных конфликтов со сверстниками. «До того как его (Сосо. — А.О.) не определили в училище, — вспоминал Котэ Чарквиани, — не пробило дня, чтобы на улице кто-либо не побил его и он не возвратился бы с плачем или сам кого-либо не отколотил» ^{50} .

Все это вместе взятое должно было способствовать формированию у него некоторой отчужденности по отношению к сверстникам, озлобления и жестокости по отношению к обидчикам.

К этому необходимо добавить, что на протяжении столетий Грузия была ареной непрекращающихся войн. Поэтому воспитание жестокости было неотъемлемой частью общественного воспитания. Мужчина готовился стать воином. А воин должен быть способным убивать. Эти традиции сохранялись и в последующем. Одной из форм подобного воспитания были кулачные бои, проводившиеся взрослыми по праздникам и воспроизводившиеся детьми между праздниками.

Воспитанию жестокости способствовали и некоторые детские игры. Многие сверстники Сосо имели рогатки и самопалы. Имел их и Иосиф. «Сосо, — вспоминала его соседка Аника Надирадзе, — был живой и шаловливый ребенок. Я помню, он очень любил убивать птичек из рогатки» ^{51} . Об этом вспоминали и некоторые другие его сверстники, отмечая, что Кеке не ругала сына за подобные «шалости» ^{52} .

В 1886 г., когда Сосо шел восьмой год, по всей видимости, была сделана первая попытка определить его в школу. Об этом свидетельствуют два сохранившихся документа: копия его метрического свидетельства, датированная 19 августа 1886 г. ^{53} , и справка о состоянии его здоровья, тоже выданная в августе того же года, правда, без указания конкретного числа ^{54} .

Кеке хотела, чтобы ее сын стал священником.

Однако, кроме того, что двери Горийского духовного училища были открыты главным образом для выходцев из духовного сословия, на пути к осуществлению желания Кеке имелось еще одно важное препятствие: обучение в училище велось на русском языке. Между тем, несмотря на то что Сосо жил в русском квартале, с детства слышал русскую речь и, вполне возможно, даже понимал отдельные фразы, для того чтобы сесть за парту духовного училища, этого было недостаточно.

В 1886–1887 гг. семья Джугашвили переселилась в дом, принадлежавший священнику Христофору Чарквиани, который в это время имел приход в окрестностях Гори.

«Сосо Джугашвили было около семи лет, — вспоминал сын Христофора Котэ, — когда я впервые познакомился с ним. Мы тогда жили в Гори. В переулке Павловской улицы имели двухэтажный дом. На одном этаже жили мы: я, брат мой Петя, сестры и бабушка; второй же мы сдавали внаем. Мне было тогда 12 лет, учился я во втором классе духовного училища. Как раз в это время освободилась наша вторая комната. Очень скоро мы приобрели новых квартирантов — Кеке и Бесо Джугашвили со своим сыном Сосо» ^{55} .