Кто стреляет последним

— А это нам совершенно не нужно, — заключил Турецкий.

— Значит, нужно будет отдать и это? — кивнул Косенков на пачки долларов, рассыпанные по столу.

— Да. Он должен передать их коммерческому директору — так, как делал всегда. Мы перепишем номера купюр. И если найдем при обыске — от такой улики не отопрешься.

— А если они успеют потратить? — спросил Косенков.

— Не успеют. Что-то да останется. Интересно, как ты сумеешь потратить сотню тысяч баксов за полтора-два месяца?

— А если вывезут за границу?

— А вот за этим мы будем следить.

— Ты уверен, что Крумс будет на нас работать? — поинтересовался Софронов.

Турецкий кивнул:

— Да. У него нет выбора.

Пригласили Крумса. Выслушав Турецкого, он, не раздумывая, согласился на все условия.

— Вот мы к чему-то и пришли, — констатировал Турецкий. — А теперь — к делу.

Переписывать номера трех тысяч стодолларовых купюр закончили уже за полночь. Каждые полчаса Турецкий подходил к телефону и звонил оперативному дежурному.

Следов Гарика не обнаруживалось.

«Никуда не уйдет!» — убеждал себя Турецкий.

V

Но Гарик ушел. Он понимал, что все менты в городе уже поставлены на уши. Поэтому, проехав всего несколько кварталов, свернул в темный переулок и бросил там так выручивший его «Москвич». Правую ногу сверлила жгучая боль, штанина джинсов набрякла от крови. Доковыляв до какой-то стройки, Гарик свернул за забор и ощупал рану. Пуля прошла по икре, чуть пониже колена, навылет, рассекла связки, но кость вроде бы была цела. Сбросив куртку и рубашку, он разорвал майку на полосы и туго перетянул рану. Стало немного легче.

Теперь нужно было выбираться из города. Выйдя на ярко освещенный проспект, он высмотрел невзрачный «жигуленок» и поднял руку. Машина с готовностью остановилась. Вытащив из кармана, тяжелого от баксов, несколько пятидесятитысячных «деревянных», Гарик сунул их, не считая, водителю.

— В аэропорт местных линий. Быстро!

Водитель пересчитал. Было восемь бумажек. Четыреста штук. Для полунищего Иркутска, где и десять тысяч почитались за деньги, сумма выглядела более чем внушительной.

Гарик сел на заднее сиденье.

Когда приблизились к посту ГАИ, возле которого выстроилась, ожидая проверки, целая вереница легковых машин, пригнулся — втиснулся между сиденьем и спинками передних кресел.

Пронесло. Как он и рассчитывал, гаишники и омоновцы даже не тормознули «жигуленок», идущий без пассажиров. Водитель заметил, что голова Гарика исчезла из зеркала заднего вида, но предпочел не задавать никаких вопросов. Только предупредил — когда уже отъехал от поста:

— На местных линиях сейчас не летают. Ночь. Летный день кончился.

— Езжай, дорогой, езжай! — сквозь зубы ответил Гарик. Боль в ноге, поначалу слегка утихшая, возвращалась волнами.

Водитель умолк. Он прибавил газу, мечтая лишь об одном: поскорей избавиться от этого странного и чем-то опасного пассажира.

«На местных линиях сейчас не летают». В этом и была единственная надежда Гарика: так, как водитель, могли рассуждать и менты. Может быть, они вовсе не вспомнили о местных линиях, а если даже и вспомнили, могли не обеспокоиться: летный день закончился с наступлением темноты.

Похоже, его надежде суждено было оправдаться: на площадке перед одноэтажной стекляшкой аэровокзала не было ни одной милицейской машины. Все было тихо. Лишь десятка полтора пассажиров дремали в жестких креслах зала ожидания. На ярко освещенном летном поле выстроились в ряд безропотные работяги «АН-2», чуть поодаль стояло несколько машин поновей — «АН-24» и «ЯК-40». Этим самолетам ночь была не помеха.

Отпустив машину, Гарик со служебного входа проник в аэровокзал, отыскал в коридоре табличку с надписью: «Начальник смены» и без стука открыл дверь. За письменным столом сидел здоровенный, средних лет мужчина в форменном кителе «Аэрофлота» и, позевывая, смотрел телевизор. Гарик прохромал к телевизору, выключил его, потом подошел к столу и положил перед начальником смены тугую пачку долларов.

— Пять штук. Нужно в Красноярск. Срочно.

Начальник смены ошарашенно посмотрел на доллары, потом на Гарика, снова на доллары и снова на Гарика. Наконец проговорил не слишком уверенно:

— Какой сейчас Красноярск? Ночь. Где я возьму экипаж? И керосина нет.

Гарик выложил еще пачку.

— Десять.

Через полтора часа в воздух поднялся внерейсовый «ЯК-40» с единственным пассажиром на борту и еще через полтора часа приземлился в Красноярске. Здесь Гарик пересел на ночной транзитный рейс, следовавший из Владивостока. В 1.30 по Москве, вернув пассажирам четыре часа поясного времени, самолет прибыл в Домодедово.

Ключи от серой «шестерки», оставленной на платной стоянке, были у Гарика, но он понял, что машину вести не сможет: боль в ноге становилась все сильнее. Скорчившись на заднем сиденье такси, он добрался до Плющихи и позвонил в квартиру Марата.

Марат не спал. Увидев Гарика на пороге, он мгновенно понял: провал. Но расспрашивать сразу не стал, провел Гарика в кабинет и усадил на диван. В кабинете, кроме него, были Николай и Ашот, которому Гарик передавал все дела, когда ему случалось уехать. При виде Гарика, волокущего раненую ногу, Николай и Ашот тревожно переглянулись.

— Ну! Рассказывай! — потребовал Марат.

— Нас накрыли. Менты. Врача бы мне.

— Потерпи, вызовем. Как было дело?

Выслушав прерывистый — из-за приступов боли — рассказ Гарика, Марат уточнил:

— Менты — местные?

— Нет. Один — московский.

— Что?! — Марат помертвел — так было, когда он узнал, что Родригес и Сильвио оставили «жигуленок» у его дома. Ему понадобилась вся его воля, чтобы взять себя в руки. — Точно?

— Точно, — подтвердил Гарик. — Я его узнал. Он был в «Руси». Когда ты стрелял. Ментовский капитан.

— Уверен? — переспросил Марат. — Не мог обознаться?

— Нет. Он сам напомнил. Врача, Марат!

— Сейчас. Вызываем.

Марат взглядом показал Ашоту и Николаю на дверь. Все трое вышли. Через минуту вернулись. Николай и Ашот перевели Гарика в квартиру Николая, находившуюся дверь в дверь с квартирой Марата, уложили в гостиной на тахту. Николай сноровисто вспорол штанину джинсов, отодрал от раны полоски майки. Гарик застонал.