«Кто-то» на дереве

Хорек… С ним сложнее. И он со снега на осину перебрался. Только не шажками, как лисица, а прыжком. Рысцой бегать не в его привычках, да на коротких ножках по снегу и не побежишь.

Вспрыгнул на осину, прошел, прыжками, вдоль ствола к дуплу… Не один раз прошел: очень уж натоптано. Или это лисица постаралась?

Пусть их! Сейчас мне одно узнать: в дупле он или нет?

Ищу, гляжу, считаю. Широко шагаю через стежки следов: боюсь затоптать. Ими я еще займусь…

Обошел осину. Сел на лыжи, отдышался, подумал… Спешить некуда: хорька в дупле нет.

Новая задача: что делать? Дупло проверять или следами на осине и около нее заняться?

Проверю дупло. Как знать! Может быть, в нем и найдется что-нибудь интересное.

Вытаскиваю из дыры перчатки, которыми был заткнут вход. Судя по входу, дупло — дятлова работа. В осине легко долбить, и большой пестрый дятел постарался — поработал клювом.

Вход узковат, руку в него не просунешь. Пришлось вынимать нож. Хорошо, что осина да и края у входа трухлявые. А будь это дуб…

Теперь ладонь проходит, а пройдет она — до плеча руку засунуть можно. Мою, по крайней мере.

Снимаю меховую куртку, снимаю другую — обе только с правого плеча. Закатываю рукав рубашки. Рука голая выше локтя. Хватит ли? Прикрывшись полуспущенной курткой, просовываю руку в дупло.

Что такое? Вытаскиваю… мертвую мышь. И в дупле осталось еще что-то мягкое. Тащу… Еще мышь… Полевка… Землеройка… Мышь…

Целый склад! Чей? Хорька? Что-то не похоже. Шарю в дупле, тащу из него все, что захватывают пальцы.

Разгадка! Вытаскиваю маленький комочек. В нем слиплись в плотную массу мелкие шерстинки, какая-то труха, малюсенькие косточки.

Это погадка. Отрыгнутый комок, не переваренный желудком. Чья погадка? Ответ уже готов. Дупло, склад мышей, маленькая погадка… Конечно, это он — воробьиный сыч, самая маленькая из наших сов. Он величиной всего со скворца.

Сыч этот — запасливая птица. Он и сытый хватает добычу и прячет ее в дупло. Особенно зимой.

Его-то кладовая и оказалась в дупле. На нее натолкнулся хорек, ее учуяла лисица. Этой не довелось поживиться: не смогла она вытащить из дупла мышей. Вертелась-вертелась, совала-совала лапу в дупло да так и ушла ни с чем.

Теперь-то я понял, почему так утоптан снег над дуплом. Это лисица здесь возилась.

Хорек пролез в дупло: для него вход был широкой дверью. Сколько мышей он утащил? Вряд ли много: уж очень больших запасов сыч не делает. Почему не перетаскал хорек всех мышей? Кто ему помешал?

А может быть… может быть… Почему бы нет? Да, наверное, так и было. Сами следы на эти мысли наводят.

Хорек, бегая по лесу, натолкнулся на упавшую осину. Конечно, он побежал по ней: ему нужно все обследовать. Учуял дупло, в нем — запас. Был ли тут хозяин кладовой — сыч, кто знает? Вряд ли он остался бы жить в дупле упавшей осины. И уж очень низко, и главное — дупло стало лежачим. Что же, и ему, сычу, на бок ложиться?

Не годится такое дупло сычу. Наверное, он не успел перетаскать в новую кладовую свои запасы. А может быть, не узнал упавшей осины. А может быть, просто улетел искать новое дупло и забыл о старом.

Так или иначе, кладовая оказалась совсем внизу и без хозяина. Хорек нашел ее. Он не стал перетаскивать запасы сыча. Зачем? Пусть лежат здесь. Может быть, он и спал в этом дупле. По следам видно, что не один раз хорек прибегал сюда, к осине.

Пришла лисица. Может быть, в это время хорек был в дупле. Вот когда он шипел и верещал на весь лес! Он бы и не раз куснул лисью лапу, если бы та ее в дупло засунула… Как знать? Не потому ли так истоптала лиса снег около дупла, что не просто туда совалась, а с хорьком воевала.

Сейчас хорька в дупле нет. Что ж! Где-то по лесу гуляет, не все же ему дома сидеть. Есть запас, можно на охоту не ходить. Он не лентяй. Запас пусть лежит, а хорек за новой добычей отправится.

Навещает ли хорек дупло, узнать нетрудно. Приду через несколько дней и проверю следы. Они расскажут. А пока… пока я засовываю мышей обратно в дупло. Мне они не нужны, а хорьку пригодятся.

Да и пора уходить. Ведь вот занялся этим дуплом, а у меня дело есть. Нужно дойти до речки, которая через этот лес течет.

Речка эта небольшая, неглубокая. Зимой она не везде замерзает. Таких мест несколько, и одно из них как раз в лесу. С одного берега лес — по склону — спустился вплотную к воде. Другой берег с обрывчиком. Наверху лужок, а через полсотни шагов опять лес.

Под обрывом заливчик. Возле него, между камнями, шуршит вода. В заливчике тихо, но вода не замерзает и здесь. На этой небольшой полынье почти каждую зиму встретишь двух-трех диких уток. Когда две, когда три кряквы, но ни разу я не видел одну.

Здесь глухое место, и зимой тут никто не пройдет. Да и трудно подобраться к уткам. С моего берега идти, они сразу замечают человека и улетают далеко по реке: там есть еще полынья. С другого берега — обрывчик. Утки под ним, и они услышат человека раньше, чем он их увидит. Убить этих уток не так просто…

Я иду — в первый раз этой зимой — посмотреть, есть ли утки. И еще — положить им немного еды. Голодно им, беднягам, зимой на этой полынье. Вот и несу им несколько килограммов овса. Положу на снег возле самой воды: они найдут.

Может быть, это кому-нибудь смешным покажется. Ходить диких уток кормить. Их не кормить, скажут, а есть нужно. Тот, кто любит природу, кто не бьет, чтобы положить себе в рот, все, что подвернется, он смеяться не станет. Ему понятно. Ну, а те, кто не только певчих дроздов, но и дятлов стреляют, кого ни в лес, ни на реку пускать нельзя, — от тех чего ждать? С них закон спросит. А наше дело с ними не только бороться, но и руки им не подавать. Вам не приходилось думать об этом? Подумайте! Вот он, негодяй, истребляющий в лесу все, что подвернется под руку. Попался — оштрафовали. Этого мало. Перестаньте ему руку подавать! Общественное презрение страшнее штрафа.