Кто умеет считать больше трех - раб

Оказалось, Донат занят подобными же наблюдениями, потому что внезапно он сказал мне почти в самое ухо:

– Один, два, три. Как в песенке. Один, два, три!

– Молодец, Дон!
– ободренный его словами, я обретал уверенность в себе.
– Один, два, три! Дружище, все, что больше трех, - чепуха! Три солнца три тени. И три сотни миражей!

– Главное - знать, от чего считать!

– Да здравствуют темные трещины!

– А все что после трех - пусть проваливается!

Мы ликовали. Мы словно захмелели. Мы научились считать до трех! Не просто считать, а с пониманием!

Последняя проверка. Где она, темная трещина! Вот она, легка на помине. В самую середину "маяк" ставит ногу, ничуть не усомнившись, что это мираж. Так, теперь пойдут светлые. Да. Первая - мираж. И вторая. И по третьей верзила протопал, как по тверди. Собственно, там и была твердь. А четвертую, узкую, - перепрыгнул! И мы перепрыгнули. А потом повернулись, присели на корточки и потрогали край трещины рукой. Нет, не мираж: руку тянуло в пустоту, вглубь.

Мы переглянулись.

Пора!

Пока мы проверяли трещину, "маяк" ушел на несколько шагов вперед. Между нами легло хаотическое переплетение трещин, среди которых выделялась более темная. Я собрал всю волю и шагнул прямо на нее, затем на ту, что рядом. Отпустив мое плечо, Донат шел за мной.

Конечно, этот эксперимент мог стоить нам жизни, если бы догадка все-таки оказалась ложной. Но мы уже уверовали в нее. Мы не будем считать больше трех! Четыре - это смерть. После темной трещины только первые три мираж. Четвертая - пропасть.

Истина оказалась примитивной, как эти одноглазые дикари. Куда бы ты ни шел - не забывай считать до трех. Остальное несущественно. И самое главное - не давай воли воображению, чтобы сузить поле зрения и видеть в окружающем не все, что кажется реальностью, а только то, что нужно для движения. Как на войне: из окопа - весь мир в прорези прицела.

Я внимательно осматривал низколобых, пока не увидел, кто несет наши сумки. В каждой из них, среди прочих вещей, был пистолет. Я выбрал ближайшего темного дикаря с сумкой, отсчитал: один, два, три, - и, догнав четвертого, расстегнул карман сумки. Пальцы почувствовали холод рукоятки.

Дикарь даже не оглянулся.

Я включил пистолет. Элемент работал. Тонкий луч черкнул по очередной трещине - миражу, и почва задымилась.

Низколобые остановились. Вождь, угрожающе рыча, направился ко мне.

– Стой!
– приказал я ему.
– Не остановишься - убью.

В ответ он зашелся хриплым смехом.

– Раб, - говорил он сквозь смех.
– Раб. Я - один! Я - много! Как попадешь?

– Я умею. Я считать до трех, - сказал я.

Он не поверил.

От темной фигуры я посчитал до трех. Луч выжег почву за два шага перед ним. Вождь испуганно отскочил. Смех замер.

– Власть переменилась, - сказал Донат.
– Где живет то племя, которое умеет считать больше трех?

Они не поняли.

– Племя, - повторил Донат.
– Рабы. Уметь считать. Три, четыре, пять. Где?

Вождь, озадаченный нашим выходом из рабского состояния, махнул рукой:

– Там. Далеко. Горы. Потом пустыня. В пустыне. Песок. Там.

Вот оно что! Там, очевидно, не образуются трещины - песчаная поверхность не трескается. Только в пустыне, только на песке на этой планете можно было научиться считать больше трех.

Путь был долгий, и мы пошли.