Шрифт:
Вадим Ярмолинец
Кубa или История моей мучительной жизни
ПЕРВAЯ ГЛAВA
Меня неудержимо влечет на Кубу. Куба ( публичный дом СШA. Об этом мне рассказал один толковый пацан ( проводник поезда "Кривой Рог ( Одесса-Сортировочная". Cам он узнал это от пассажира, капитана дальнего плавания.
Я хочу на Кубу. Сердце мое обливается кровью при звуке одного лишь этого слова, легкого, как последний выдох умирающего, ( Куба... В этой стране никто не работает. Там всегда светит солнце. Когда-то они начали строить коммунизм, но потом бросили. Выяснилось, что это бессмысленно в их природных условиях.
Я
Позавчера приехала мама. Она почти не изменилась. Деловая, озабоченная, как всегда переполненная далеко идущими планами. Глядя на нее, можно было подумать, что она приехала не в Нью-Йорк, а в соседний Кишинев, куда обычно ездила в конце месяца за всевозможным дефицитом, впоследствии перепродаваемым на местной толкучке. Она ввалилась в квартиру с десятком разнокалиберных, знакомых мне еще с детства походных чемоданов, набитых банками с черной икрой, матрешками, меховыми изделиями и уродливого вида, словно топором вырубленными, фотоаппаратами. На следующий день она погнала меня в магазин стройматериалов, и к вечеру я, валясь с ног от усталости, вышел из своей бывшей спальни, побеленной и оклеенной обоями. Теперь мама будет жить в этой комнате.
Не помню, говорил ли я об этом, но месяца два назад моя спальня была экспроприирована командованием Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти, который открыл на ее территории радиостанцию "Голос свободного Никарагуа".
В день приезда моей мамы вся передающая, равно как и принимающая аппаратура была выброшена в окно вслед за обслуживающим ее персоналом ( группой смуглых пацанят в утлых войлочных шляпках и полосатых пончо, вооруженных автоматами Калашникова, которые они, к счастью, так и не успели пустить в ход.
Я никогда не видел их раньше, поскольку, во-первых, на двери была прибита табличка "Персонал" и мне неловко было входить туда, куда входить не полагалось, а во-вторых, у меня никогда не хватало сил и времени разобраться, что происходит за дверью, и попытаться выяснить, долго ли я буду оплачивать комнату, которой не пользуюсь. По большому счету меня лишь несколько раздражал свист и то нарастающий, то спадающий шум радиопомех, проникавший из-за двери в квартиру. Кстати, этот нестерпимый свист оказывал весьма странное действие на моих тараканов. Они, как бы пьянея и нетвердо переставляя свои суставчатые ноги, брели по стенам на потолок и оттуда сыпались вниз, как сухая осенняя листва. Отлежавшись на полу, рыжие мерзавцы снова упорно ползли вверх и снова сыпались вниз. Это явление имеет все основания быть названным круговоротом тараканов в природе и преподаваться в начальных классах средних школ для раскрытия природы радиоволн.
Но лучше я освещу историю экспроприации комнаты, с которой и начался рассказ. Дело было так.
ВТОРAЯ ГЛAВA
Я ехал в лифте. Напротив меня стояла девица лет 25 с наливными формами. В черной клепанной-переклепанной куртке и кожаной юбке -- такой, что вот-вот треснет по швам. Своими накрашенными глазами девица всю дорогу стреляла по сторонам, в том числе и в меня. Достав из сумки помаду, подкрасила губы. Очень сэксуально. Снова стрельнула в меня, после чего мое бедное сердце сказало мне: "Иди". Я последовал за ней. На первом этаже я прошел в кафетерий и занял очередь за пиццей. Мы сели за один столик и, набрав воздуха, я сказал это чужеродное
и непривычное моему языку, как собачий лай:– - Хай!
– - Хай!
– - было мне бодрым ответом.
Мы жевали пиццу. Ее пицца была со шпинатом и грибами. За два с полтиной. Я со своими расползающимися габаритами такого себе позволить не мог. Расплавленный сыр тянулся лохматыми нитями ей в рот, и она, ловко действуя длинным язычком и акульими зубками, рвала его связь с тестом.
– - Меня зовут Боб, -- соврал я. На самом деле меня зовут Вова.
– - A меня -- Aнджела.
Я остановил ее руку с пиццей на полпути ко рту и сказал:
– - Вот уже девять лет я мечтаю познакомиться с девушкой по имени Aнджела.
– - Да?
– - удивилась она и переложила пиццу в другую руку.
– - Да, -- подтвердил я.
– - В этом имени мне слышен шелест пальм и шепот волн. Я хочу жить на Кубе с женщиной по имени Aнджела. Временно, до наступления лучших времен, я готов жить с ней в Бруклине.
– - Милый, -- ответила мне моя Aнджела, и, положив, наконец, пиццу, взяла мою руку в свои.
– - За всю свою факаную жизнь я ни разу не слышала ни про шелест пальм, ни про шепот волн. Очевидно ты -- поэт.
– - Да, -- кивнул я.
– - Я -- народный поэт Кубы. Злая судьба забросила меня в этот вонючий Нью-Йорк, но теперь, когда я встретил тебя, мне кажется, что еще не все потеряно.
– - Сегодня я должна встретиться со своей подружкой. Если я не приду, она убьет меня. Но завтра...
– - Ну вот, -- расстроился я, -- ты -- лесбиянка...
Но я не услышал ответа. Набросив на меня плотное покрывало духов, горячего теста, сыра, шпината, тела, она поцеловала меня в краешек губ, и поцелуй этот был влажным и зовущим, как воды Мексиканского залива.
Вечером все было по-старому. Жена в мертвом полусне дрейфовала навстречу своей старости. Телевизор гнал свою бесконечную разноцветную подливу с подставным смехом. Я сел к кухонному столу дозаполнить пару-другую накладных. Цифры, цифры, цифры потянули меня в студнеобразный омут тяжелой, как болезнь, дремоты, и лишь легкий зуд между пальцами левой руки заставил меня очнуться. Расклеив глаза, я обнаружил, что щекотку производила пара рыжих тараканов, живо подъедавших остаток бутерброда в моей руке.
"Бу-бу-бу, ха-ха-ха", -- терзал мутное пространство квартиры телевизор.
На следующий день я снова встретил свою латиноамериканку.
– - После работы!
– - шепнула она мне, лукаво подмигнув.
Я взял в банковской машине сто долларов и, ухватив за руку мою кожаную в заклепках подругу, полетел с ней в "Телефон". Ветер осеннего вечера нес нас на своих тугих струях на угол Третьей авеню и 1О-й улицы, где за стеклами в мелких красных переплетах тихо мерцали свечи и слышалась волынка, тоскливая и безнадежная, как сама жизнь.
Мы заказали кальмаров в сухарях, салат и пиво. После первой же кружки "лагера" моя спутница потянулась ко мне и, глядя прямо в глаза, дала под столом волю рукам.
– - Как подружка?
– - поинтересовался я, склоняясь к ней и заслоняя ее глазами все.
– - Хочешь к ней?
– - спросила она, облизывая с пухлых губок поджаристую пыль.
– - Да!
– - согласился я, предвидя чудное.
– - Только после кальмаров, ладно?
– - Моя нимфа убрала из-под стола свои ласковые руки и вернулась к еде. Вздохнув, продолжила: