Кубок Афродиты
Шрифт:
В номере он сразу пошел в душ и долго стоял под горячей водой, в голове вертелась какая-то французская песня, которая начиналась с «Non!», но дальше не вспоминалась. Выйдя из душа, он стал перед зеркалом – загар уже позолотил, подтянул кожу, живота нет, Wrangler за тридцать лет не изменил размер; не Дорифор Поликлета, но все могло быть и хуже, гораздо хуже. Он набросил белый махровый халат, вышел, достал ментоловую сигарету и пошел к выходу в лоджию, но услышал стук. Посмотрев на часы, он начал думать о бестолковой пятизвездочной прислуге и резко открыл дверь.
У порога
– Я не могу найти свою зажигалку, у Вас нет огня?
***
***
Он проснулся, жарко, сбросил одеяло. Кондиционер тихо жужжал, кожа была сухой и прохладной, мышцы тихо ныли, пытаясь что-то вспомнить. … пожар, тебе приснился пожар… какая-то война… кони. Кони? … с кем-то ты боролся. Ну никогда не удается вспомнить самое главное. Заснуть бы еще.
Двигаться не хотелось, он лениво потянулся и стал перебирать диски в джукбоксе памяти, что там вчера пели, Omega была? послышался щелчок и зазвучал голос Ланы:
– I'm feeling alive… I've got that summertime, summertime sadness… I think I'll miss you forever…
Какая удивительная девушка. Мыслям тоже не хотелось двигаться, но движок уже запустился, заурчал, потихоньку набирая обороты.
Кипр… Греция… Троя. И кто же кого завоевал у этого Гомера: ахейцы Трою или… За что они там рубились десять лет своими бронзовыми мечами, что с этого поимели. Ахилл, Патрокл, Гектор – все погибли, а Прекрасная Елена возвращается домой с Менелаем, как будто не изменяла ему совсем, как будто не из-за нее все это случилось... хоть бы по заднице ее кто отшлепал, что ли. Так нет: Троя горит, а ее старейшины с восхищением смотрят на Елену, не смея осуждать, - слюни распустили, старые придурки - еще бы орден дали на дорогу - Святой Марии Магдалины, «за многолетнюю службу на б... стезе… примите и носите с гордостью… так, надо на левую грудь… где у нас левая… ох, обе хороши… жаль, орденов больше нет». Вот тебе и механизм. Без Афродиты тут никак не обошлось. А Дарвин про это ничего не писал, - ботаник, что с него взять. Или как раз про это он и писал. Как все запутано. Се ля ви, чтоб их черт побрал, этих французов. Ладно, пора тебе… на Итаку.
***
Вдвоем с Джимом Моррисоном они бродили по дьюти фри ларнакского аэропорта, Джим напевал Come on baby, light my fire [15] , он же бесцельно рассматривал разноцветные футболки, с нетерпением ожидая объявления о вылете.
В самолете, после набора высоты, он достал плейер, нашел старый французский сборник, услышал Non, je ne regrette rien [16]
и закрыл глаза.15
Давай, крошка, зажги во мне огонь (The Doors).
16
Нет, я не жалею ни о чем (Edith Piaf).
***
Домой он приехал поздно, звонить не стал, открыл дверь; жена не спала:
– Привет, как отдохнул, - она подставила щеку, но он обнял ее, прижался к ней, родной запах наполнил его; их тела сложились, как половинки магнитного брелка.
– Я привез тебе духи.
– Опять?
– Да. Я хочу, чтобы было опять.
– А я наварила тебе борща.
– Я не хочу есть. Пошли спать.
Потом он долго лежал с открытыми глазами. «Все хорошо, - повторял он, - все хорошо».
Утром он проснулся рано, но вспомнил, что сегодня воскресенье. Спать расхотелось, и он тихо вышел на кухню. На пороге клетки сидел попугай, он подставил ему тыльную сторону ладони.
– Привет, Дод! Как ты тут без меня поживал.
Птиц прыгнул на руку и выдал визитку:
– Жемапель [17] Дод, бонжур!
– Ты мой французский воробышек.
– Любимый-драгоценный!
– Самый любимый, самый драгоценный.
17
Меня зовут (фр.).
Он подставил руку к лицу, получил клювом по носу, пересадил попугая на плечо и включил кофеварку.
В гостиной он взял пульты тюнера и телевизора, убавил громкость и улегся с кофе на диван. Дод упорхнул и уселся перед портретом дочки:
– Ты моя маленькая птичка, - говорил он голосом жены, - я тебя люблю-люблю.
На «М6 Music» Brice Conrad в клипе уплывал в море за русалкой, а ему было уютно дома, хорошо, никуда не хотелось, хотя и было немного грустно. Вспомнился Давид. Нужно позвонить ему, пусть подыщет мне новую унцию.Он поставил чашку на столик, достал с полки каталог. Дод уселся ему на плечо и стал чистить ухо.
Монета нашлась почти сразу: двадцать долларов, золотая унция конца девятнадцатого века, Double Eagle с распахнутыми крыльями.
– Что скажешь, Додик?
– Орлишка!
– Да конечно, но еще двадцать?
– Амур тужур [18] !
Если так, то двадцать будет в самый раз.
18
Любовь навсегда (фр.).