Куда и как, когда, зачем и где?

И в то же время – в этот же период, и в дальнейшем, – такие агрессивные эпизоды сменялись прежними – когда папа был умным, добрым, понимающим,отличным рассказчиком и участником детских игр. А если я все же что-то натворила – разобрала часы, утюг, нахватала двоек или принесла в дом жуков и лягушек – папа разбирался со всем этим спокойно и мудро.

У меня есть в памяти абсолютно, диаметрально противоположные реакции отца на похожие ситуации. От гнева с пеной у рта по незначительной причине – до вроде бы и воспитательной (я много хулиганила по-детски), но улыбки папыи при этом с добрыми глазами.Мой детский мозг лихорадочно искал какие-то закономерности в поведении отца и не находил их.

С этого же времени я стала частовидеть папу пьяным. Далее, с возрастом, я почти никогда не видела его трезвым. Он не валялся, не проявлял классического алкогольного психоза – типа лежать мордой в салате, или бубнить что-то невразумительное, или валяться в луже у дома. Нет, этого не было почти никогда. Но он всегда был «поддатым».

Я все это вспоминаю сейчасусиленно, подробно,чтобы понять, где и когда проявились признаки, что папа почувствовал: он заболел. И я думаю, что папа был болен уже в возрасте 32–33 лет.

Шли годы – болезнь развивалась. Приступы гнева учащались. Неадекватное поведение, шальные необдуманные решения, очень похожие на сверхценные,идеи – это я с ужасом наблюдала уже в своем отроческом возрасте.

Я могу сейчас сделать условную периодизациюсвоего отношения к отцу в течение моей жизни:

1. Раннее детство. Страх. Интерес.

2. Отрочество. Страх. Непонимание.

Конец ознакомительного фрагмента.