Шрифт:
Часть первая.
Загадочная история Геннадия Олеговича и его нового знакомого.
Глава 1. Натура.
Геннадий Олегович проснулся на своем старом диване от противного кашля, который не покидает его последние лет девять. По телевизору, о котором уже стабильно в течение восьми лет забывает Геннадий Олегович перед сном, шла какая-то околонаучная передача с молодым гостем, который говорил следующее: «Эволюция социума - это отказ от любых конфессий в пользу космополитизма и футуризма во всех направления: от литературы до науки. Отказ от религии означ…». Фраза оборвалась.
Уже на пороге его встретила знакомая медсестра и сделала комплимент старику по поводу его внешности, а тот ответил, что от неё приятно пахнет. Геннадий не любил эти формальности, но не ответить лестью он не мог. Позже ему сообщат о том, что курить в молодости не стоило и что рак на последней стадии вылечить не реально, а пока он направлялся с жизнерадостным настроем к кабинету своего старого друга, а по совместительству и врача, Михаила Павловича.
– Михал Палыч, ну что там, как?
– стандартный вопрос прозвучал из уст Геннадия.
– Ну, ты сам же знаешь, что у тебя рак. Это последняя стадия, Гена, о чём ты думаешь? Думал. Сейчас-то думать нечего, поздно думать, Гена!
Геннадий лишь обречённо вздохнул, но не раскаиваясь, а лишь подтверждая, что своей порядочной жизнью он заслужил жизнь лучшую на небесах.
– О чём ты думаешь вообще? Нет, хотя тебе завидую с одной стороны, а с другой - мне тебя жаль. Как ты дожил-то так? Шестьдесят восемь лет - ни жены, ни детей. Каждый день одно и то же…
– Палыыыыыч, это я духовной жизнью занят. Помолись утром, и день лучше будет. Так, кажись,и зачтётся нам там, после смерти.
– Геннадий указал пальцем в потолок, но Палычу было всё равно.
Михал Палыч скептично относился ко всем этим рассказам про бога, про ад и рай. Сам, конечно же, верующий…
– Олегыч, ты пойми, я и сам человек верующий, но не до такой же степени. Нужно меру знать.
– Да ты очнись, какую меру? Бог один, он нам нормы и назначает. Так ещё мой отец говорил.
– Да твой отец хотя бы этим серьезно занимался, а ты ничем не занимаешься, а в грудь бьешь и говоришь, мол, я такой крутой, а вы все говно ничтожное, с семьями и проблемами.
– Знаешь, Палыч, пойду я помирать. Ты тут не скучай.
– Геннадий быстро встал и отшутившись направился в сторону двери.
Знал бы тогда Олегыч, что шутки-то со смертью плохи. Да и грешно это всё же.
Глава 2. Смерть.
Олегыч направлялся по полупустой улице и одновременно ворчал на палящее солнце.
– Дайте, пожалуйста, чего-нибудь от этого проклятого демона.
– обратился Геннадий к мороженщику, указывая на солнце.
Заплатив тридцать рублей, он пошёл дальше, рассуждая о том, как можно было бы ещё оправдать свою жизнь.
– Нет, ну пятьдесят лет проработал на заводе. Сам Сталин грамоту подписал, прислал. В Крым ездил с… один. Медаль ветерана труда есть. Нет, ну столько сделал, а он говорит, что ничего к моим годам нет. Я-то проработал на хорошем заводе, а он завидует сидит в своей больнице, получая копейки. Ну тогда понятно. Бедная душа. Грешная душа, ведь зависть - грех.
Итак, что я ещё сделал? Ну, статью о вреде токсинов
заводских написал. В газете два раза аж печатали.– не выходя из раздумий, Геннадий взял какую-то листовку - не пью, никому жить не мешаю.
Хороший я человек всё-таки.
– взгляд упал на листовку.
«От выбора сегодня зависит наше завтра».
– Опять политика, что ли? Сталина на них нет.
Геннадий уже было развернулся, что бы это повторить, но уже громче, но пелена заслала глаза, а сам он грохнулся на асфальт.
Глава 3. Дорога дальняя.
Геннадий очнулся на дороге в какой-то пустыне. «Что случилось? Это не похоже на рай.»
– А это и не рай вовсе.
– пробасил голос из неоткуда.
– Кто здесь? А я где? Что я тут делаю?
– растерянно спрашивал старик.
– Ты перед богом. Один. Представь, что это суд.
Геннадий быстро поднялся, отряхнулся и был готов принимать пропуск в рай, только где здесь ворота?
– В рай хочешь, Гена?
– спросил голос из неоткуда?
– Хочу, конечно.
– А за какие такие заслуги ты хочешь в рай-то?
– Нууу, как… я честно трудился пятьдесят лет на заводе. Сталин сам грамоту подписывал.
– Это тот грузин, который моих святых перестрелял в советское время?
Честно сказать, Геннадий подробностей не знал. Его не волновала политика.
– Где мы?
– Мы? Ты тут один, если ты ещё не заметил. Это дорога. Она для таких отчуждённых и потерянных, как и ты.
– Ничего не понимаю. Что, я не так жил как-то?
– А ты жил? Ты любил когда-нибудь? Господь нас всех учит любви. А ты помогал когда-нибудь просто так, а не для того, чтобы в рай попасть?
– Ну подождите, подождите.
– Геннадий сел на асфальт и начал потирать виски. Впервые в жизни он засомневался в происходящем, но боялся, что это явь, и не стал упускать возможности поговорить с богом.
– Так а что мне делать-то?
– Отправляйся в путь. Ты должен выбрать тот пункт, на котором ты оступился.
Спустя два часа ходьбы по жаркой пустыне Олегович уже был готов помереть, но сожалел о том, что уже помер, однако больше не было противного кашля. Гена остановился, чтобы присесть и отдохнуть, но все резко поменялось.
Перед Олеговичом стояла странная картина: над пустынной поверхностью стали образовываться волны. Можно было подумать, что это от жары, но позже волны преобразовались в некий экран с картиной.
– Да, я понял… – сказал Гена и шагнул в картину.
Глава 4. Не тот путь.
Геннадий стоял у стойки, за которой сидела кассир и требовательным тоном говорила:
– Мужчина, ставку делаем сегодня?
Олегович помнил этот день. Именно в этот день Олегович проиграл свой автомобиль, поставив на победу сборной Аргентины в матче против сборной Новой Зеландии. Но теперь он так не ошибётся.
– Автомобиль на счёт – с каменным лицом произнес Гена.
"Второй раз будет не так обидно проиграть, а если всё, что было – не сон, то я миллионером стану" – размышлял Гена.
– Какой счёт, мужчина? – требовательный тон прервал долгое трехсекундное мышление.
– 1:2 в пользу Зеландии.
После этих слов в зале приема ставок стало тихо. Тишина прервалась спустя секунд пять волной шепота, среди которого можно было разобрать слова "дурак" и "сумасшедший". Миша потянул за рукав своего друга: