Куда приводят сундуки

Я прислонилась к фонарному столбу. В сапогах хлюпало, прилечь куда-нибудь хотелось ужасно, тоска по горячей ванне затмевала собой всю глупость моего положения (одна, в десятом часу вечера, в малонаселённом подмосковном посёлке, с сумкой, бежала целый час за незнакомой старушкой и заблудилась). «Почему я решила, что это наивное послание написали дети? – вслух произнесла я. – А если это не дети, а моя старушка?! Но когда же она успела его написать – на ходу? Маловероятно: у неё в одной руке был ридикюль, в другой – тортики… Оставалось только одно – записка была приготовлена заранее и хранилась при ней…»

Только мне показалось очень странным то, что эта разведчица, зная о моём существовании, всё равно опустила записку в ящик: она, что, была уверена, что я не достану её? А если бы я её не вернула на место? Или она в любом случае посещает адресата через «чёрный ход» по заранее установленным правилам? Может быть, старушки тоже в казаков-разбойников играют на досуге? Вырастили потомство – теперь свободны…

Я ругала себя за собственный детский поступок, представляя себя наутро стоящей в очереди в аптеке, потому что с такими мокрыми ногами нечего было надеяться на завт-рашнее радостное пробуждение…

Значит, выходило, что за те десять минут, что я отсутствовала, у этих почтовых ящиков кто-то был, и этот кто-то записку изъял. И он либо заранее знал о записке, либо крался за нами третьим. Но в эту сторону развивать мысли мне совсем не хотелось. Наверное, следовало сесть в засаду у этих ящиков, сразу, как только я их обнаружила – хлеба и эклеров мне бы до утра хватило… Но это, конечно, было бы совсем уже смешно со стороны!

Шпионские страсти по-салтыковски!..

Тишину нарушила кошка, совершенно по-человечески трижды мяукнув где-то за забором, на задворках тёмного мокрого сада… Через несколько секунд там, в темноте, звякнула щеколда открывающейся и закрывающейся калитки… Послышались приглушённые голоса, мужской и женский, довольно близко, но слов было не разобрать… И тут мимо меня по улице пронёсся мокрый вихрь, моментально уйдя под ближайший забор.

Я не смогла сдержать визг. Одновременно в конце сада, где кто-то так выразительно мяукал, произошла возня, если не драка и… там тоже завизжали. И это был голос моей шпионки! Я узнала его! Я снова слилась со стволом ближайшего дерева. Вскоре что-то мокрое поддело мою опущенную руку: это был родной Шарик. Выходило, что я всё это время топталась недалеко от Аптекарского переулка…

Шарик, подмигнув мне, свернул в какой-то тёмный проход между заборами, не нюхая дороги – видимо, он твёрдо знал, куда надо идти. Я не раздумывая побежала за ним. Очень скоро мы оба стояли на знакомом резном крыльце под известной табличкой.

Если бы у меня тогда был хвост – я бы виляла им ещё активнее, чем Шарик.

– Ребята, я остаюсь у вас на ночь, соглашайтесь! – выпалила я с порога.

– Милости просим, – Лев Георгиевич картинно раскрыл объятия. – Мне уходить в ночное, а Ирине будет нескучно одной. Так даже лучше. На электричку опоздали?

– Нет! Чёрт за ногу дёрнул пойти за одной старушкой. В сыщика поиграть решила, балда! – я устало опустилась на стул. – Это оказалась форменная шпионка. Спасибо вашему псу – спас от мокрой смерти.

– Что за старушка? – очень серьёзно спросила Ирина.

– С брошкой под подбородком! Платок сверху шапки, ридикюль… И четыре тортика… Роста маленького… Вела меня за собой, пока я не заблудилась. Вот бред, а? Она шла на встречу к кому-то, от станции. И явно хотела прийти на эту встречу без меня. Поняв, что за ней следят, она сунула записку – «за мной слежка» – в ваши уличные почтовые ящики. Прямо не ящики, а настоящая избушка бабы Яги! Эту записку через десять минут кто-то вынул. Как это успели сделать – не знаю. Я бежала в это время за моей шпионкой. А старушка до адресата добралась в итоге – я сама слышала. Вот и вся история. Поверить не могу! Если бы не ваш Шарик – пришлось бы там заночевать, под этими ржавыми ящиками.

– Вера, а Вы место это вспомните? – без малейшей иронии спросил Ирин отец (вообще я была удивлена, что в этом доме никто не посмеялся над моим приключением). – Я, кажется, догадываюсь, кто была эта старушка с брошкой.

– Пап, ты иди, мы тут дальше сами. Если что – мы до тебя прогуляемся, у нас идеальная охрана, не волнуйся.

– Подождите, я вот ещё что вспомнила: когда старушка тортики покупала у станции, то есть в тот момент, когда я имела несчастье её впервые увидеть, она называла продавщицу по имени – Лена, кажется, а та её – не уверена в имени, но отчество какое-то было особенное, редкое: Мироновна или Платоновна…

– Надежда Платоновна! – хором ответили мне отец и дочь.

– Так вы её знаете?!

– Мне это сразу стало понятно, по броши. Вот так особа! – рассмеялся Лев Георгиевич. – А интересно, что за тортики она покупала?

– Четыре маленьких Наполеона – это я хорошо запомнила.

– Ого! Я всегда был уверен, что их есть ещё неудобнее, чем Киевские и Полёты.

– Пап, а если она их не ест? Может, она под какие-то нужды хозяйственные их приспосабливает?

– Дочь, я уверен, что кур она никогда не держала – больше мне ничего в голову не приходит относительно вариантов судьбы изделий из слоёного теста. Извините, вынужден вас покинуть – моя смена через полчаса. Ирин, я бы ещё нашу печку полешками берёзовыми подкормил, а то сапоги у Веры до утра не высохнут. Сделаешь, ладно?

– Да, конечно, будь спокоен.

Как только калитка за отцом захлопнулась, Ирина немедленно бросилась к комоду и выудила оттуда совершенно современный металлический фонарь на длинной ручке.

– Работает исправно! – просияла она. – Вера, одевай мои запасные сапоги: прошлый век, зато – сухие. Телогрейку папину хочешь?

– Я согласна сейчас и на шапку-ушанку, и на варежки кочегара. Мы отправляемся на поиски той большой семьи, куда ваша Надежда Платоновна понесла свои тортики – я пра-вильно понимаю?

– Да! И как можно быстрее.

Шарик уже сидел на коврике у порога, мордой к двери, и чистил пол вокруг себя своим радостным хвостом. Ирина ему подмигнула. Он ей – тоже. Удивительный пёсик, чувствительный!

– Ира, ты думаешь, что он тебя сейчас поведёт к этой старушке?

– Непременно! Смотри внимательно…

Ирина выгребла из-под папиных тетрадей на столе какие-то жёлто-серые картонки и сунула их Шарику под нос (на одной из них я успела прочесть «тульский самовар»).

– Давай, драгоценный наш, нюхай и ищи! Ищи!

Шарик навалился тощей грудью на дверь и рванул в чёрную мартовскую ночь с радостным лаем.

– Ирина, что ты ему дала? – спросила я на ходу (вернее, на бегу).

– Образец музейных бирок для мебельной выставки, принадлежат Карениной.

– Кому?!

– Это наша Надежда Платоновна. Бабулька с брошкой!

Бежали мы недолго. Без сумок передвижение по спящей Салтыковке оказалось даже приятным. Ирина была потрясена, что искомый дом находился буквально на соседней улочке.

– Эти безобразия происходят у папы под носом, а он даже не подозревает! – сокрушалась она.