«Куда смеяться? или В поисках рофла»
Шрифт:
Сережа зашел в одноэтажное здание с яркой красной вывеской «Ням Ням». В дальнем углу помещения за столом сидел и ждал лысый худой мужчина лет 50-ти.
– Привет – бросил ему Сережа.
Он никогда не называл его отцом, так как это означало бы близость с ним. Он старался держать дистанцию, наслушавшись бабушкиных историй о том, как он бросил сына без единой копейки.
– Привет, привет – мужчина потер свой кривой нос с горбинкой.
Его черные маленькие глазки внимательно рассматривали сына.
– Да ты располнел – заметил он.
– Есть такое. Что нового? – парень проглотил легкую неприязнь, словно
– Все по-старому – машинально ответил мужчина.
Отцу было стыдно рассказывать о своей работе кондуктора и о нищенской зарплате, большую часть которой он пропивал.
Они сели друг напротив друга и не смотрели друг другу в глаза: сын отвел взгляд в сторону окна, открывающего вид на лесную опушку через дорогу, а отец размешивал чай в картонном стакане и сопровождал это взглядом.
«Как учеба? Чем занимаешься? Сколько стипендия у тебя? Как дома?» – обычные вопросы отца к сыну. Последний редко интересовался делами отца. Но иногда интерес к жизни у Сергея затрагивал и эту сторону жизни.
– Интересно, а чем ты занимаешься в свое свободное время? Ты меня постоянно спрашиваешь, вот и мне стало интересно.
Отец слегка замешкал.
– Ну… Да ни чем таким. Смотрю хоккей или футбол по телеку. Всякие такие новости из политики. Кстати, может, видел, опять этот старик Байдон там корки мочит…
– Я не смотрю телек…
– Точно. Все время забываю – с некоторой издевкой произнес он.
– Ну и что там Байдон?
– Да опять дверь перепутал… Зачем америкосы слабоумного у власти держат, не пойму – отец ожидал какой-либо реакции со стороны Сережи.
– Да это так, говорящая голова.
– Ну что-то же он решает там. Или Путин тоже по-твоему говорящая голова?
– В том числе и он.
– Ага, конечно. Ты из интернета своего вылазишь хоть? – мужчина слегка напрягся.
– В интернете тоже много мусора, но тем-то он и хорош, что в тоннах говна ты учишься находить бриллианты – сказал сын, не отрывая взгляд от окна.
– Не знаю. Все нужное мне я могу найти на первом и иногда на Рен-ТВ.
– Давай, расскажи мне, как возникла наша цивилизация – подколол Серега отца.
Они оба усмехнулись.
– Между прочим, иногда там интересные вещи говорят. Например, про подводный мир.
– Или про цивилизацию отходов в канализации.
– Не без этого. Про историю, кстати, там много интересного тоже. Вот, я второй сезон «Игры престолов» недавно начал смотреть…
– В общем, ты тоже за пределы телека не вылазишь, я смотрю – прервал его Серега.
– В отличие от некоторых, у меня еще и работа есть. А в твоем возрасте я уже о семье подумывал – намекнул отец.
– Работа – это хорошо. На счет семьи – не знаю. Вот ты, например, зачем сына заводил? – интереса ради спросил Сергей.
– Ох, ну и вопросы у тебя. Чтобы не скучно жить было. Вот сейчас чтобы так вот посидеть поговорить с кем, было под старость лет.
– Ясно – отозвался сын.
«Он завел ребенка от скуки. Создал жизнь ради того, чтобы вести беседы раз в три месяца. Это что, блять, какая-то игрушка?» – все это было непонятно Сергею, и он это тщательно обдумывал.
В детстве он ждал каждой встречи с отцом, разинув рот, слушал его интересные истории. Лишь выросши, он понял, что отец еще более рассеянный и некомпетентный еблан, чем он
сам. Что это то, чего надо избегать. Поэтому каждый свой косяк Сережа рассматривал в первую очередь с той точки зрения, а не похоже ли это на поведение отца.Они просидели так еще час и разошлись.
– Ну что, предатель, все рассказал про меня? – с распростертыми объятиями встречала внука Таисия Ивановна дома.
– Мы о тебе редко говорим – ответил тот.
–Ну, ну – выразила она сомнение.
Бабушка не пускала отца Сережи в дом и не одобряла эти встречи, но и не препятствовала им. Все-таки ей было интересно, какие новости принесет ей внешний мир через входную дверь, а не телевизор. Пусть новости эти будут хоть от врага всей ее жизни.
***
Все эти встречи с «одномерными» родственниками и друзьями продолжали питать Серегин снобизм, пока каникулы не подошли к концу. Одногруппников, с которыми юный филолог себя все больше и больше отождествлял, он встретил без восторга и без ненависти. С восторгом он встретил пары по зарубежке. Одним из первых он пришел в аудиторию и занял последнюю парту для лучшего обзора.
Когда вошла Лена, он посмотрел на нее и, вспомнив прошлый осадочек, подумал: «Алкашка даже не посмотрит в мою сторону. Наверное, без очков не видит».
Хотя Лена смотрела в его сторону и не раз, особенно во время его выступлений. Но когда мы озлоблены на весь мир, то предаем значение только злобе и ненависти, а доброту и понимание склоны нивелировать.
Преподаватель задерживался на 5 минут каждую пару. Таким вот образом Покровская Надежда Олеговна давала фору опаздывающим, а сама наслаждалась свежим воздухом лишних 5 минут. Её преподавательский портрет в коридоре филфака выделялся среди прочих необычайно темными глазами, длинными, покрывающими половину спины, кудрями и орлиным носом.
Подобно античной богине она, наконец, влетела в аудиторию на крыльях пегаса, развивая свои длинные волосы.
– Садитесь – она быстрым движением растопыренной ладони провела сверху внизу – На чем мы остановились в прошлом году?
Студенты захлопали глазами, оглядывая соседние ряды в поисках помнящих.
– Так и думала – бросила она с легкой иронией – Ну что, с новым семестром вас. Лекция по европейскому романтизму. И сразу запишите, чтобы не забыть: на следующий семинар готовим материал по немецкой идеалистической философии. Это нам понадобится для понимания историко-культурного контекста.
С этих самых пор Сергей внес в свою систему координат философию, связанную по рукам и ногам историей и литературой. «Вот бы у нее писать курсач» – мечтал он. Зарубежная литература увлекала его куда больше отечественной, давала ему пищу для размышлений, знакомила с чем-то новым. Потом он вспомнил, что его нынешняя курсовая готова только на половину и с этим что-то нужно делать. Перспектива огорчить Аллилуеву пугала своей неопределенностью. Как-то раз он дал ее номер одногруппнице, после чего три часа выслушывал от нее лекцию о деловой этике. Да и почвенничество Достоевского не откликалось в душе… неужели еще три года писать о Достоевском? «Неужели ничего нельзя с этим поделать?» – вопрос он снова адресовал потолку в порыве волнений, вызванных тревожной думой. Достоевский мог бы не одобрить этой установки, хотя с другой стороны он много чего не одобрил бы: евреев, к примеру…