Куда Уехал Цирк. Дорога-3
Шрифт:
– Да не я это придумал, - не стал присваивать себе идею Краузе.
– Вон тот черный циркач предложил.
Народ с интересом посмотрел на того черного, что помогал тому узкоглазому пухляку спасать их соседа. А что спасать, поняли многие. Им ли, проехавшим полмира и живущим сейчас в этой бескрайней степи, не понять, случись что, и помощи ждать можно только от соседа, да надеяться на чудо. Так почему, когда это чудо произошло, так ярится их пастор?
ЖЕЛЧЬ
НАСТОЯЩАЯ ФОТОГРАФИЯ ВОЖДЯ ЖЕЛЧЬ.
Глава 12
Под руководством бывшего шахтера проходческие
В четыре руки молодого паренька, что называется, закатали в гипс. Он ухитрился сломать ключицу, бедро и лучезапястный сустав в придачу. Сначала местный товарищ косился, следя за действиями Ло, но быстро успокоился. Однако сидеть, сложа руки, врачам не дали, на них посыпалась череда мелких травм. Кто-то оступился и пробил ногу гвоздем. Кто-то выдернул не ту доску, не успел отскочить и заработал набор ссадин и длинный порез. Ло достался мужик, трясший окровавленной рукой и отчаянно матерящий соседскую собаку. А чего он хотел-то? Бедная псина получила порцию страха: от грозы с градом и ливнем, до рухнувшего на ее будку забора. Потом сверху отбарабанила летающая черепица. После долгого сидения в темноте, когда снаружи слышались только чужие громкие голоса, вдруг опять начало грохотать, а в его жилище влезла незнакомо пахнущая рука. Да у этого пса вообще нордический характер! Он только обозначил свой прикус, мог бы, судя по размеру следа, пару пальцев напрочь оттяпать. Все это док и объяснил страдальцу, в выражениях простых и очень доходчивых. Но дискуссию пришлось срочно свернуть.
Фрау Браун, в полусознательном состоянии, лежала на руках своего испуганного мужа и тихо стонала. Всех, кроме пожилой повитухи, которая была тут медсестрой, выставили вон. Роженицу осмотрели, переглянулись и провели блиц-консилиум.
– Родовой деятельности практически нет...
– Пациентка полностью обессилела...
– Кесарево делали, коллега?
– Ассистировал пару раз...
– И я...
– Обезболивание?
– Эфир...
Ло поморщился, но кивнул, применять имеющийся современный наркоз было нельзя ни в коем случае. Уж местный док заинтересовался бы всенепременно, без вариантов. Два врача плечом к плечу вышли к ожидающим их людям. Впереди всех стоял будущий отец, он мял в руках фетровую шляпу, преобразуя ее в некий абстрактный объем.
– Мистер Браун, вашу жену можно спасти только, сделав кесарево сечение, - доктор Вилсон взял на себя функции переговорщика.
– Это как?
– не понял мужчина.
– Это разрезать живот и вынуть ребенка, - перевел на армейский Ло.
– Верней, обоих.
– Кого обоих?
– с недоумением переспросили и местный доктор, и будущий папаша.
– Детей двое, - Ло посмотрел с таким же недоумением, как можно было не услышать, как бьется два сердечка. Хотя одно очень слабо.
– А Бригитта жива останется?
– мужчина смотрел умоляюще.
– Если сделать операцию прямо сейчас, то шансы очень велики, - местный док просто излучал уверенность.
– Господь повелел женщинам рожать в муках!
– прокаркал сбоку пастор.
– И гореть тебе и твой жене, и твоим детям в аду, если ты послушаешься этих схизматиков!
–
Лучше, чтобы умерла женщина и двое еще не рождённых детей?– хмуро поинтересовался шериф.
– Невинные младенцы станут ангелами господними, а женщина сосуд греховный! И никакими муками не искупить ей грех Евы!
– пастор сложил руки и воздел взгляд горе.
– А тебя, пастор, наверное, лягушка родила…
– Знаете, коллега, клятвы Гиппократа еще никто не отменял!
– Ло повернулся к врачу, напрочь игнорируя всех собравшихся.
– Вы можете тут и дальше теологические диспуты проводить, а я пошел готовить женщину к операции.
– Еще раз выслушав эту ересь, я в который раз порадовался, что отношусь к доброй католической церкви, - местный доктор покачал головой и двинулся следом за Ло.
– Ох уж, эти протестанты! Представляете, они требовали признать, что у индейцев нет души и они животные! И убивать их можно, как животных, ну как так можно...
– Тут только предлагали, а у нас так и делали!
– возмутился Сонк.– Сколько людей убили. Святоши...
– Только не нужно рассказывать сказки о добрых самаритянах католиках!
– Ага, те же яйца, только в профиль!
– Инквизицию вспомним... Ага
Пока длилась операция, пастор расписывал все ужасные муки, которые ждут грешниц в аду. Со смаком и подробностями. Он так увлекся, что даже не заметил, как к толпе примкнули не раз проклинаемые им фигляры-циркачи.
– Джонатан, – Марья вызвала аналитика по прямому каналу, где могли общаться только двое.
– Мне кажется или он получает сексуальное удовольствие, представляя, как пытают женщину? Ты сильней меня намного, прослушай его поглубже.
Пастор уже толкал проповедь о грехе прелюбодеяния, обвиняя всех и вся, а особенно схизматиков. Народ стоял молча, и глаза у людей стекленели, а лица становились какими-то одинаковыми. Люди стали медленно оглядываться, их взгляды цеплялись за чужаков и прилипали.
– Капец с песцом! Он их гипнотизирует и программирует на подсознательном уровне! – буквально заорал по связи Гари.
– Гаси урода!
Пастор знал о своих способностях и о том, как влияют его проповеди на людей, тоже знал. Такой гнилой радостью и торжеством светились его глаза, он так упивался своей властью, что не сразу заметил, люди, стоящие вокруг, встряхивают головами, смотрят уже осмысленно и моргают, стараясь понять, что с ними...
– А что тут страшного, что я свою невесту за руку держал?
– вдруг прервал проповедь удивленный мужской голос, и вперед протолкался молодой парень.
– За это вы, пастор, хотели ее выпороть перед самой свадьбой-то?!
– Может, тебе нравится мучить женщин?
– вкрадчиво поинтересовалась циркачка и добавила почти нараспев: - Сладко, когда им больно... ой сладко-о-о.
Пастор мотнул головой, обвел всех яростным взглядом и вдруг зашипел:
– Сладко, когда эти шлюхи корчатся от боли и унижения. Все шлюхи! Кожу с вас сдирать надо живьем!
– пастор вдруг сунул руки под рясу, его лицо исказилось гримасой сладострастия, он застонал и опустился на колени. Этот стон узнал каждый из стоящих вокруг взрослых. Может, ходоки и перестарались с мерой воздействия, но впоследствии об этом не жалел никто. В мертвой тишине было слышно только тяжелое дыхание священника. Громкий крик сначала одного младенца, а потом слабое мяуканье второго, заставил толпу отвернуться и податься к двери "госпиталя".