Куда уходит любовь

Она прервала меня.

– Но вы говорили мне, что никому еще не везло три раза кряду.

– Так получается, – пришлось мне признать.

– Значит, вы в самом деле не позвоните мне. Никогда. – И в голосе ее звучала странная печаль.

– Я готов бесконечно просить у вас прощения. Извините меня. Несколько секунд она смотрела на меня, а потом вылезла из машины.

– Не люблю прощаний.

Я не успел даже ответить, потому что она, не оглядываясь, взбежала по ступенькам. Закурив, я остался сидеть, наблюдая, как она звонит в двери. Через мгновение показавшийся в дверях мужчина впустил ее.

Когда к трем часам я вернулся в свой мотель, под дверью меня ждала записка.

«Пожалуйста, позвоните мне утром, чтобы мы могли продолжить наш разговор.»

Она была подписана Сесилией Хайден.

Я сердито смял записку и швырнул ее в мусорную корзину. Утром я поехал в Ла Джоллу, и звонить ей не собирался.

Через неделю я уже летел обратно в сторону Австралии, где меня ждала война. И если бы мне пришло в голову, что старая леди, в самом деле, ждала моего звонка, я бы только рассмеялся.

Но было то, что не могло ждать. На следующий день она позвонила Сэму Корвину.

4

– Миссис Хайден, – сказал Сэм Корвин, входя в комнату, где его ждала старая леди, – надеюсь, не заставил вас ждать.

– Нет, мистер Корвин, – сухо ответила она. – Прошу вас, садитесь. Опустившись в кресло, он с любопытством посмотрел на нее. С той минуты, когда она утром позвонила ему, он не переставал ломать себе голову, чего это ради она захотела увидеть его. Она сразу же перешла к делу.

– Нора названа как кандидат на премию Фонда Элиофхайма в области скульптуры.

Сэм посмотрел на собеседницу с чувством внезапного уважения. Об этом ходили только слухи. Но имена кандидатов держались в строгом секрете. Особенно и потому, что то была первая премия, которая должна быть вручена с начала войны.

– Откуда вы знаете? – Даже он пока не мог ни подтвердить, ни опровергнуть эти сведения.

– Неважно, – отрывисто сказала она. – Главное, что я знаю.

– Хорошо. Я очень рад за Нору. И надеюсь, что она ее получит. Она ее заслужила.

– Именно по этому поводу я и хотела вас увидеть. Я хочу быть уверенной, что она ее получит.

Сэм молча смотрел на нее. У него не было слов.

– Порой преимущество обладания деньгами оборачивается ужасной стороной, – продолжила миссис Хайден. – Особенно в области искусства. Я хочу быть уверенной, что состояние моей дочери не лишит ее этой возможности.

– Я уверен, что оно не сможет ей помешать, миссис Хайден. Члены жюри выше подобных соображений.

– Никто не свободен от тех или иных предрассудков, – с предельной определенностью вымолвила она. – А в настоящий момент мне кажется, что мир искусства, преисполненный либерализма, ориентируется на коммунистическую идеологию. И почти каждый, кто не принадлежит к их группе, автоматически отвергается как буржуа, творчество которого не достойно внимания.

– Не упрощаете ли вы?

– Неужто? – отпарировала она, в упор глядя на него. – Вот вы мне и объясните. Каким образом почти каждая значительная награда в искусстве за последние несколько лет вручалась только тем художникам, которые, если и не являются коммунистами, во всяком случае, тесно примыкают к ним?

Сэм не ответил. Она почти точно оценила ситуацию.

– Предположим, что я готов согласиться с вами. Но я по-прежнему не вижу, что тут можно сделать. Элиофхайма не купить.

– Знаю. Но оба мы знаем, что есть такие вещи, как влияние, как сила внушения, и мало кто может им сопротивляться. А члены жюри всего лишь только люди.

– Но с чего начинать? Их могут заставить прислушаться к себе только очень влиятельные люди.

– В Сен-Симеоне я поговорила с Биллом Херстом, – сказала она. – Он убежден, что Нора заслуживает этой награды. Он считает, что это будет триумф американизма.

Наконец их разговор стал обретать смысл. Он должен был бы догадаться, откуда к ней поступила информация.

– Херст может быть полезен. Кто еще?

– Первым делом ваш приятель профессор Белл. – Напомнила она. – И Херст уже поговорил с Берти Маккормиком в Чикаго. Он тоже очень заинтересовался. И если вы поломаете себе голову, то не сомневаюсь, что появится и много других.

– Потребуется как следует поработать. Сейчас февраль, так что у нас остается не более трех месяцев до мая, когда будут присуждать премию. И даже тогда мы не будем уверены.

Она взяла со стола листок бумаги.

– Вы получаете в газете примерно четыре с половиной тысячи. Плюс к этому еще примерно двести долларов за статьи в журналах и все остальное. – Она внимательно посмотрела на него. – Не очень много, не так ли, мистер Корвин?

Сэм покачал головой.

– Да, действительно, немного, миссис Хайден.

– А у вас есть вкус к дорогой жизни, мистер Корвин, – продолжила она. – У вас прекрасная квартира. Вы живете на широкую ногу, хотя и не в той мере, как бы вам хотелось. За прошедшие несколько лет каждый год вы делали долгов на сумму более трех тысяч долларов в год.

– Долги меня не очень беспокоят. – Он улыбнулся.

– Понимаю, мистер Корвин. Я понимаю, что большая часть этих денег никогда не будет выплачена наличными, а будет возмещена в виде добрых услуг. Не слишком ли я ошибусь, если предположу, что ежегодный ваш доход равен приблизительно десяти тысячам долларов?

Он кивнул.

– Не ошибетесь.

Она положила листок обратно на стол.

– Я готова уплатить вам десять тысяч долларов за содействие в получении моей дочерью премии Элиофхайма. Если она ее получит, мы обговорим контракт на десять лет, который будет гарантировать вам двадцать тысяч долларов в год, плюс десять процентов от ее заработков.

Сэм быстро прикинул. При сегодняшней репутации Норы, если она к тому же получит награду, она сможет зарабатывать на заказах от пятидесяти до ста тысяч долларов в год.

– Пятьдесят процентов.

– Двадцать пять, – тут же отреагировала она. – Ведь кроме того, моей дочери приходится еще платить и за галерею.

– Минутку, миссис Хайден. Все это слишком неожиданно свалилось на меня. Дайте разобраться, правильно ли я вас понимаю. Значит, вы нанимаете меня как пресс-агента, чтобы помочь Норе получить премию Элиофхайма?

– Совершенно верно, мистер Корвин.

– И если она ее получит, мы заключим соглашение, по которому я буду ее личным представителем, агентом, менеджером, как бы его там ни называть, на период в десять лет? За это я буду получать двадцать тысяч долларов в год плюс двадцать пять процентов гонораров за ее работы.