Куда улетают ангелы
Шрифт:
Наверно, ждет красоточку Ирку, подумала я. Он обернулся, и я вспомнила, что уже видела его сегодня. В антракте, когда мы пили в буфете сок, я еще подумала — какой симпатичный мужчина, и почему-то один — театровед, возможно, критик. Лицо интеллигентное, спокойное, хорошо одет.
Дверь гримерки, возле которой стоял импозантный «театровед», открылась. Он машинально поправил шейный платок — оскот, такие платки очень любил мой отчим, у него их было штук десять, с разным рисунком, — и улыбнулся.
Женя Локтев, не замечая нас с Варей, остановившихся
— Женик… Привет! — я тоже растерялась, почувствовала, как заметалась Варька, и крепко сжала ее руку. — Я на секундочку… вот, тоже пришла…
— Ага… — Женька переводил глаза с мужчины на меня и обратно. Раз взглянул на Варьку и тут же отвел глаза. — Ну вот… познакомьтесь… Это — Лена, журналистка. Лена Воскобойникова… И Варя, ее дочка…
— Гусев, — представился мужчина сам, хотя мог бы этого не делать, особенно в присутствии журналистки.
— Мне приятно, — я постаралась улыбнуться. — Прекрасный спектакль, Женя. И ты — просто блеск!
— Правда? — в его глазах я увидела другой вопрос. Про ресторан и как вообще быть…
— Мы пойдем, а то, боюсь, материал уйдет. Там, у меня… Надо интервью… — Я не увидела, а почувствовала, как Варька опустила голову. Конечно, стыдно. Еще бы не стыдно!
— Ага, ну давай. Я позвоню, Ленка! — он сделал шаг ко мне и остановился.
Я помахала ему рукой. И Варька помахала ему рукой. И он свободной рукой помахал нам обеим. Вторую его руку держал импозантный мужчина Гусев и, похоже, собирался тоже помахать нам букетом белых роз.
— Как для невесты, да, мам? — сказала Варька, когда мы спускались в гардероб.
Я опять посмотрела на себя в парадное зеркало и нашла, что стала за это время еще лучше, еще моложе и красивее.
— Как раз с такими золотыми штучками… Я видела у одной невесты в журнале… смотрела, думала, у тебя будет такой букет…
— Варюша… — я поцеловала ее в сбившийся пробор. — Ничего, у меня еще будет такое прекрасное свадебное платье, красивое необыкновенно, с длинным прозрачным шлейфом, и ты понесешь шлейф.
— Не-а… — покачала головой Варька. — Другие понесут… мальчики или девочки.
— А ты?
— А я буду бить в барабан!
— Варюша… А разве на свадьбе бьют в барабан?
Варька снисходительно посмотрела на меня:
— Конечно, мам! Когда объявляют, что невеста идет…
Дома Варя вспомнила, что мы забыли отдать сказку Жене.
— Ничего, Варюша, в следующий раз. Или по почте пошлем. По электронной. Это даже удобнее.
— Мам, а дядя, который дарил цветы Жене, — он странный, да?
— Странный, Варюша.
— А Женя… — Варя посмотрела на меня, — он тоже… странный?
— Женя… талантливый
и, по-моему, очень несчастный человек, — ответила я вполне искренне.Очень своевременно раздался звонок мобильного. Я поймала себя на том, что жду, как на дисплее телефона появятся слова «little grapes», под таким именем я записала номер Толи — те самые «виноградинки», которые раскачивались у него на мониторе.
Моя покойная бабушка, в честь которой названа Варькина любимая рыжеволосая кукла Клава, часто повторяла: «Одной не надо оставаться! Лучше всего пересесть с лошадки на лошадку!»
Вот, бабуля, скажи-ка теперь, как хочешь передай из своего невидимого эфира или околоземного пространства, где мечется (парит? мается? отдыхает от земных страстей?) твоя душа, скажи мне: а что делать, если одна лошадка ускакала, а другая — не прискакала?
Замечательная французская актриса Фанни Ардан, красавица и гордячка, покорившая мир своим роскошным высокомерием не меньше, чем талантом, однажды в интервью сказала, что с возрастом стала мудрой и дерзкой. А вот я, скажем, — какой стала с возрастом я? Горе-наездница… в козлиной шубе, трудолюбивая, исполнительная любовница банкира Виноградова. Не изволите повернуться на бочок? Чтобы удобнее было благосклонно принимать мою любовь…
Будем надеяться, что я просто еще не дожила до того возраста, когда безрассудные страсти сменяются насмешливой мудростью.
На дисплее телефона обозначилось: «Ольга Нов». Ольга новая, плюс ко всем старым, знакомым и полузнакомым, Ольгам. Не зная фамилии, я записала ее так. Пытаясь сдержать вздох, я ответила:
— Да.
А ведь могла бы, манная каша, просто не отвечать.
— Лена? Я не мешаю?
Вот смотри, смотри, говорила я сама себе, как неинтересна становится самая интересная женщина, когда она попадает в зависимость.
— Нет, не мешаешь, Ольга. Я дома.
— А… — она чуть запнулась. — Ты прости меня за любопытство… Просто я даже волнуюсь… — Ну точно — обычная модель моего разговора с Виноградовым, когда я чувствовала, что он начинает ускользать. — «Дома» — это как? В смысле… где? Ты помирилась, да?
— Нет, Ольга.
Мне пришлось рассказать ей вкратце историю с Гариком. Ольга выслушала, разумеется, с интересом, с сочувствием и предложила любую помощь. Вызвалась найти адвоката, и вообще сделать все, что я попрошу.
— Да, собственно, Ольга, тут трудно что-то сделать…
Я, как известно, не умею говорить «нет». И тут мне пришла в голову хорошая, как мне показалось мысль. Если тогда на суде присутствовал хотя бы еще один человек, кто знает, может, Морозова так бы и не распоясалась?
— Может быть, ты придешь на городской суд в следующий четверг?
Игорь предупредил меня, что он, вероятно, задержится и придет только к самому слушанию. Так что мне предстояло сидеть там в очереди напротив или даже рядом с Савкиным и его дамами. Я помнила нелепые узкие коридоры городского суда, где была когда-то по чужому делу. Лучше, конечно, если я буду не одна.