Кудеяр
Шрифт:
— Опять заметили нас, гады, теперь вся надежда на пушку. Афоня, открывай огонь!
Афоня навёл пушку на ворота, насыпал пороху, поднёс фитиль. Оглушительно грянул выстрел, от ворот далеко в стороны полетели щепки.
— Вот это дело! — похвалил Филя. — Теперь Планида не скоро очухается.
Между тем среди защитников началась паника, почти никто из них на своём веку не видел пушки.
— А ну, бросай оружие! — приказал Кудеяр. — Слезайте с колокольни, не то и её разнесём!
Боярские слуги поспешно оставили колокольню, побросали пищали, луки, колчаны со стрелами, мечи.
— Филя, Корней,
Через разбитые ворота ребята вошли во двор. Навстречу им, радостно улыбаясь, ковылял двухлетний малыш. Увидев его, Олекса рассмеялся.
— Глянь, Филя, на парня — вылитый ты, такой же весёлый и курносый.
Филя подхватил малыша на руки.
— Ты чей будешь?
— Матушкин!
И от того, что ребёнок доверчиво прижался к нему, обвил ручонками шею, на глазах у Фили вдруг проступили слёзы. Кто он есть? Скоморох, у которого ни кола ни двора, бездомный бродяга, шут гороховый. Не зря в народе говорят: скоморох голос на дудке поставить умеет, а житья своего не устроит. Может, и вправду это его сын?
— Как тебя звать?
— Петькой.
— А кто твой отец?
Малыш не ответил, снял с Фили шапку, напялил на свою голову и весело рассмеялся.
— Петька, ступай сейчас же ко мне! — от боярского дома к ним спешила Агриппина.
Олекса присвистнул.
— А у тебя, Филька, губа не дура!
Филя и сам был озадачен: вместо девицы с плоским заспанным лицом перед ним была молодая красивая баба, одетая в нарядный сарафан. Вот что значит боярская кровь!
— Ступай, ступай к бабушке! — Агриппина отобрала у Фили малыша.
— Агриппинушка, видать, забыла меня?
— Не я, а ты забыл!
Подошёл Кудеяр.
— Так-то вы оружие собираете?
— Не до того, Кудеяр, было, — объяснил Олекса, — Филя наш отцом стал, а мы о том и не ведали. Вон уж какой большой парень у него вырос.
— Ну что ж, придётся женить Филю. А где же тестюшка?
— Да вон шествует вместе с Елфимом.
Увидев Кудеяра, Плакида повалился на колени.
— Прости, Кудеяр, мои прегрешения, но не ведаю, в чём провинился перед тобой?
— Была бы спина, сыщется и вина. Помнится, как-то ты похвалялся сделать из меня лепёшку…
— Так то пустая похвальба была, притом давняя.
— Твой прикащик Нестор суд неправый творит, безвинных людей кнутьем бить собрался, а ведь царь Иван Васильевич велит судить людей по правде, по совести.
— Тотчас же прикажу тех людей освободить, а Нестора посадить за сторожи.
— С Нестором у нас разговор будет особый. Где он?
Привели бледного, трясущегося приказчика.
— Разденьте его да всыпьте ему плетей, чтобы впредь ведал, каково оно — под правежом быть.
Нестора тут же раздели, повалили на землю и отхлестали плетьми. Он молча, сжав зубы, перенёс наказание. Под завывание жены его бесчувственным унесли домочадцы. Кудеяр обратился к Плакиде:
— Много зла причинил ты, боярин. Ичалку, жившего до тебя на своей собственной земле, ты прогнал, земли его присвоил, избу спалил, семью разорил.
— Верну Ичалке землю, отстрою избу, денег на обзаведение дам, не губи только!
— Слышал, Ичалка, что Плакида сказывал? Так ты, боярин, коли жив останешься, не забудь свои
обещания. Я тебя из-под земли достану, накажу за порушенное слово. А теперь выбирай, что тебе по душе. Первое дело — висеть тебе в воротах на перекладине. Мой друг Филя уж больно хорошо петли из аркана делает. Раз — и нет человека. Можем и по-другому тебя наказать: соберём всех твоих людишек, сымем с тебя порты и при всём честном народе станем учить уму-разуму, чтобы ты впредь никого не обижал, судил людей по правде, по совести. Ну а третье… Боярин насторожился.— Третье наказание самое веселое — свадьба!
— Какая ещё свадьба?
— Дочери твоей Агриппины и моего друга Фили.
— Ну уж нет, Кудеяр, вели казнить меня, как найдёшь нужным, но от такого позорища — уволь!
— Чем же тебе не нравится женишок? Молодой, красивый, а уж ловок — никто с ним не сравнится в сноровке.
— Не в том дело, Кудеяр: я боярин, а он — холоп.
— Живёшь ты, Плакида, по старине, по обычаю, а в Москве обычаи давно порушены. Сам знаешь: царь Иван Васильевич бояр от себя отринул, дал власть безвестным дьякам и дворянам, своим холопам.
— То-то и плохо!
— Новые времена — новые хозяева. Ты же за старину цепляешься. Да и о том подумай: Филя — отец ребёнка твоей дочери, по-христиански ли будет разлучить его с кровным детищем?
— Так это он, окаянный, совратил Агриппину, опозорил мой род честной?!
— Дело житейское, боярин, сам-то, когда молодым был, нешто не грешил?
— Может, и грешил, да дело своё разумел, женился, как тому положено, на ровне — на боярской дочери.
— Но ты же в церковь ходишь, Плакида, молишься Богу, а во Христе все равны.
— Равенство во Христе на том свете будет! А здесь, на земле, кулик на месте соколином не будет птичьим господином.
— В народе говорят: добро творить — себя веселить. Повесели душу свою — сделай доброе дело, боярин.
— Что же это за доброе дело — отдать своё кровное детище, боярскую дочь за татя?
— Весёлый человек — Филя…
— Скоморох — хуже татарина!
— Ну как знаешь, боярин, не хочешь отдать свою дочь за доброго молодца, готовься к смерти.
Тут с крыльца боярского дома сорвалась жена Планиды Василиса, громко запричитала:
— На кого ты нас, Плакидушка, покидаешь? И чего тебе, соколик наш ясный, не живётся? Разве плохо тебе станет, если-дочь замуж отдашь? Да разве кто из бояр прельстится ею? Может, горбун какой или старик…
Агриппина тоже с крыльца сошла, руки заломила, заголосила, повалилась отцу в ноги.
— И чего вы разорались? Не покойник я ещё. Коли вам женишок люб, так и берите его, не мне с ним жить.
— Слышь, Филя, Плакида согласен взять тебя в зятья. Так ты поблагодарил бы боярина за оказанную тебе честь.
Филя послушался Кудеяра, стал на колени рядом с Агриппиной.
— Прикажи, боярин, в колокола бить, молодым в церковь идти, а потом и за стол.
— Да как же… — усомнился было Плакида. — Ин ладно. Василиса! Вели накрывать столы!
От выпитого вина боярин порозовел, стал разговорчивым.
— Люблю я тебя, Кудеяр, как сына родного. Не дал Господь мне наследника.
— А Филя чем плох, Плакида Кузьмич? Не благодаря ли ему у тебя наследник, внук Петька, народился?