Кухня

Мне не очень нравится сентиментальность слов «никогда больше…» и вытекающее из них ощущение ограниченности. И именно тогда тяжесть и беспросветность этих слов нахлынули на меня.

Мне хотелось размышлять о таких вещах бесстрастно, отстраненно, по наитию. Покачиваясь в автобусе, я все еще не отрывала глаз от парившего в небе маленького дирижабля. Я даже не успела заметить, что слезы дождем льются мне на грудь. Я растерялась.

«Неужели я теряю над собой контроль?» — подумала я. Так случалось, когда я была вдребезги пьяна, и слезы катились непроизвольно. Я почувствовала, что от стыда даже покраснела. Поспешно я вышла из автобуса.

Я посмотрела, как он удаляется и, не раздумывая, нырнула в тускло освещенную аллею. Опустив свою поклажу, я разрыдалась, всматриваясь в темноту. Никогда раньше я так сильно не плакала навзрыд. Чувствуя, как горячие слезы текут по моим щекам, я вспомнила, что после смерти бабушки еще ни разу сильно не рыдала. Я сознавала, что плачу не из-за какой-то обиды, а по самым разным причинам.

Вдруг я заметила, как из освещенного окна над моей головой поднимается белый пар и расплывается в темноте. Я прислушалась. Изнутри доносились звуки какой-то работы, бульканье воды и бряцанье столовой посуды.

Это была кухня.

Мое мрачное настроение сменилось радужным, и, обхватив голову руками, я слегка улыбнулась. Я поднялась, оправила юбку и направилась в дом Танабэ, где сегодня собиралась ночевать.

О боги, даруйте мне возможность жить!

— Я хочу спать, — вернувшись домой, объявила я Юити и сразу отправилась в постель.

У меня был ужасно утомительный день. Однако, после того как я выплакалась, мне стало легче. Я заснула со спокойным сердцем.

Мне показалось, что каким-то уголком мозга я слышу голос Юити, который вышел на кухню выпить чаю и спросил:

— Ты спишь?

Мне приснился сон.

Я мыла раковину в кухне, которую только что прибрала. Больше всего мне нравился желто-зеленый цвет пола. Пока я жила там, этот цвет меня раздражал, но я полюбила его, когда настало время уезжать. Я заметила, что на полках и столике на колесиках уже ничего не было. На самом деле все уже давно было упаковано. Я увидела, что за моей спиной Юити тряпкой протирает пол. Я обрела полное успокоение.

— Передохни. Я приготовлю чай. — Мой голос эхом раздавался в пустом помещении. Оно казалось просторным, очень просторным.

— Хорошо, — поднял голову Юити.

Я подумала, что это в его духе — потея, натирать до блеска пол в доме, из которого кто-то должен выезжать.

— Это была твоя кухня, — произнес Юити, сидя на полу на подушке и попивая принесенный мной чай из стакана (чашки уже были упакованы). — Это была хорошая кухня.

— Верно. — Я пила чай, держа большую миску для риса двумя руками, как во время чайной церемонии.

Было тихо, как в стеклянном ящике. На стене остался только след от висевших там прежде часов.

— Который час? — спросила я.

— Наверное, полночь, — ответил Юити.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что на улице темно и тихо.

— Ты, видимо, считаешь, что я убегаю под покровом ночи.

— Давай вернемся к нашему разговору, — сказал Юити. — Ты собираешься нас покинуть? Не уходи!

Я удивленно посмотрела на Юити, поскольку это не было продолжением разговора.

— Возможно, ты считаешь, что я, подобно Эрико, живу, руководствуясь импульсами, но, прежде чем пригласить тебя, я все тщательно обдумал. Бабушка всегда о тебе волновалась, и, пожалуй, я лучше, чем кто-то другой, тебя понимаю. Я знаю, что, когда ты будешь здорова, на самом деле полностью здорова, мы сможем расстаться и ты будешь жить, как сама захочешь. Но пока еще ты не вполне в норме. Никто, кроме меня, не способен сказать тебе правду. Деньги, которые накопила моя мама тяжелым трудом, уходят не только на покупку соковыжималки, но и на такие случаи, — с улыбкой сказал он. — Оставайся с нами! Не уходи! — произнес он с такой искренностью, словно уговаривал убийцу сознаться в преступлении.

Я согласно кивнула.

— Мне нужно закончить мытье пола, — сказал он.

Я встала, чтобы вымыть чайную посуду.

Когда я мыла посуду, сквозь струящуюся воду до меня донеслась песенка, которую напевал Юити.

Чтобы мне не мешалиТени от яркой луны,Я причалил лодкуК оконечности мыса.

— Я знаю эту песенку! Как она называется? Мне она очень нравится. Кто ее исполнял?

— М-м… Кикути Момоко. Она запала тебе в душу? — улыбнулся Юити.

— Да, да!

Пока я драила раковину, а Юити натирал пол, мы на два голоса пели эту песню. Было приятно слышать, как раздаются наши голоса в полночь в тихой кухне.

— Мне особенно нравится вот это место, — сказала я и спела второй куплет:

Кружащийся свет маяка вдали,И нас только двое в эту ночь.Как лучи солнца сквозь ветви…

Мы спели ее еще раз вдвоем.

КРУЖАЩИЙСЯ СВЕТ МАЯКА ВДАЛИ, И НАС ТОЛЬКО ДВОЕ В ЭТУ НОЧЬ, КАК ЛУЧИ СОЛНЦА СКВОЗЬ ВЕТВИ…

— Если мы будем петь в полный голос, то разбудим бабушку-соседку, — сказала я и собралась прекратить пение.

Казалось, что Юити со мной согласен. Он резко прекратил мыть пол и, повернувшись ко мне, с тревогой посмотрел мне в глаза.

Растерявшись, я попыталась отделаться смешком.

Сын, которого так нежно воспитывала Эрико, в такие моменты вдруг превращался в принца.

— Когда мы все здесь закончим, давай съедим в парке по дороге к дому по миске лапши, — предложил он.

Вдруг я проснулась.

Я еще никогда в доме Танабэ не ложилась спать так рано. «Странный сон», — подумала я и пошла на кухню выпить воды. На сердце у меня было холодно-холодно. Было два часа ночи, а Эрико еще не вернулась.

Ощущения сна все еще жили во мне. Слушая звук воды, льющейся в раковину из нержавейки, я подумала, не почистить ли мне раковину?

Была тихая, безмолвная ночь: казалось, что можно услышать, как по небу движутся звезды. Я опрокинула стакан воды на свое иссохшее сердце. Было немного холодно, мои босые ноги в шлепанцах дрожали.

— Добрый вечер! — вдруг раздалось у меня за спиной, и я испугалась, это появился Юити.

— Ч-что случилось? — обернулась я к нему.

— Я проснулся, почувствовал голод и подумал, не сварить ли немного лапши?

Настоящий Юити был совсем иным, чем в моем сне. У этого было заспанное лицо, и он мямлил что-то невразумительное.

Мое лицо тоже было распухшим — от слез.

— Я сама приготовлю. Присаживайся на мою софу.

— На твою софу? — с этими словами он туда сел.