Кукла крымского мага

— Должно быть, с утра померла, — отдуваясь, проговорил он. — Уже окоченела.

Взявшись за лоб и затылок руками, он повернул голову покойной, внимательно осмотрел рваную рану на виске и покачал головой, констатировав:

— Застрелили вашу Чудинову.

Придерживаясь за зеленую, в цветочных обоях, стену, полицейский с трудом поднялся и направился к телефону, но Лиля указала на кухонную дверь.

— Там еще Марта, — прошептала она.

С кухаркой Лилю связывало некоторое подобие дружбы. Марта приехала из чухонской деревушки и поступила к Чудиновым совсем еще девчонкой, а склонный к оригинальности композитор задумал выучить ее грамоте. Учение давалось Марте легко, и вскоре девушка смогла свободно читать и писать. Но благой порыв композитора ему же и вышел боком. Познав прелесть печатного слова, юная кухарка забросила господское хозяйство и большую часть суток проводила за чтением книг из богатой библиотеки Чудиновых. Со смертью барина ситуация только усугубилась. Если раньше Марта из уважения к учителю хоть немного хлопотала по дому, то с его смертью вдова получала из рук прислуги лишь жидкий чай. Чудинова с кухаркой ругалась, скандалила, грозилась выгнать на улицу, но Марта гнула свою линию, клятвенно заверяя хозяйку, что с завтрашнего дня исправится, и все равно просиживала часами в комнатенке, в которой жила, за книгой. Зато никогда не роптала и была довольна тем крохотным жалованьем, которое вдова могла себе позволить потратить на прислугу. С появлением Лили кухарка обрела новый источник духовной подпитки и теперь не только торчала у себя за чтением, но и проводила долгие часы в комнате жилички, обсуждая прочитанное и восторгаясь Лилиными стихами.

Полицейский склонился над девушкой и осмотрел труп.

— И у этой прострелена голова, — заявил он.

— У Вольдемара Владимировича был пистолет, — чуть слышно сообщила Лиля.

— Что? Пистолет? У утопленника Сысоева? — оживился страж порядка. И жестко усмехнулся: — Само собой, был. Он же военный! Ну да не моего это ума дело, пусть следователь разбирается.

Полицейский вышел из кухни и направился к телефону, а Лиля пошла в свою комнату. Открыв дверь, она переступила порог знакомого помещения и обомлела. Книжная полка, на которой сидел Габриак, была пуста. Деревянная фигурка беса, взявшегося охранять Лилю от невзгод, бесследно исчезла. В выстуженной комнате пахло сыростью, и ледяная дрожь пробежала у Лили по спине. Ей показалось, что что-то большое и темное, шурша обоями, ворочается за шкафом. Вскрикнув, девушка выскочила из комнаты. И налетела на полицейского. Выставив перед собой обтянутый форменной тужуркой живот, он неторопливо осматривал квартиру, медленно двигаясь по коридору и заглядывая во все двери.

— Можно, я к подруге пойду? — всхлипнула Лиля. — Мне что-то не по себе. Вы тут без меня, ладно?

— Идите, барышня, — с жалостью глядя на плачущее Лилино лицо, разрешил толстяк. — Значит, Елизавета Ивановна Дмитриева, учительствуете в Петровской женской гимназии, — уточнил он. — Если понадобитесь, мы вас разыщем.

Закрыв лицо ладонями, Лиля опрометью бросилась прочь из страшной квартиры, стараясь как можно скорее миновать кухню и не смотреть на перекошенное смертной мукой лицо вдовы. Сбежав по лестнице, Лиля проскочила мимо застывшего в дверях швейцара, жадно вдыхавшего спертый воздух парадного, навалилась плечом на тяжелую дверь и вылетела на улицу. Промозглый осенний ветер обдал ее лицо сыростью с Невы, и девушка судорожно вдохнула полной грудью. Стало немного легче. Отдышавшись, Лиля, прихрамывая, двинулась через парк в сторону дома Брюлловых. Неяркие фонари раскачивались на ветру, деревья отбрасывали на аллею затейливые тени. Стараясь не сбиваться на бег, девушка торопилась миновать темный безлюдный парк, и шаги, хрустевшие гравием за ее спиной, придавали ей уверенности. Значит, она здесь не одна, есть кто-то еще, кто сможет защитить, если из темноты появится Падший Ангел и протянет когтистые руки, чтобы схватить ее и утащить с собой в ад. Хруст гравия за спиной раздавался все ближе и ближе. Девушка оглянулась и увидела две высокие фигуры — мужскую и женскую. И третью, маленькую, детскую, идущую между ними.

— Сударыня, — окликнул ее мужчина, ускоряя шаг. Лиля остановилась под фонарем, ожидая, когда незнакомец приблизится. Он шел неторопливо, чуть припадая на левую ногу. Спустя минуту господин поравнялся с Лилей. На раскрытой ладони мужчины что-то лежало. — Сударыня, — учтиво улыбаясь, проговорил он. — Вы обронили…

Лиля бездумно взяла с его руки темный холодный предмет и с удивлением узнала в нем сердоликовое кольцо, надетое Максом на деревянного черта.

— Но я не могла… — пробормотала она.

Взглянув в лицо учтивого господина, Лиля в ужасе отшатнулась — из темноты на нее смотрели белые глаза Того Человека, ее Падшего Ангела, и злобной улыбкой змеился тонкий рот. Слегка запыхавшаяся женщина, державшая за руку светловолосую малышку, торопливо приблизилась к своему спутнику и, бросив на Лилю пронзительный взгляд холодных зеленых глаз, поправила выбившийся из-под шляпки медный локон. Сердце в груди Лили оборвалось и ухнуло вниз. Да ведь это сам Габриак, позабытый и брошенный в ее тесной комнатке, вместе с настоящей Черубиной и ее мертвой доченькой! В голове Лили тут же всплыли строки, посвященные малютке Веронике.

Детский профиль на белых подушках, — И всю ночь ты шептала в бреду О цветах, о любимых игрушках И о гномах в осеннем саду. В эту ночь ты дышать перестала… Повинуясь желаньям твоим, Я о смерти твоей рассказала Только маленьким гномам лесным. И столпились они у кроватки, Свои темные сняв колпачки, И в лучах темно-красной лампадки Были лица их полны тоски. Но тебя, их живую подругу, Было трудно в умершей узнать, И они говорили друг другу: «Вероника вернется опять». Умерла вчера инфанта На моих руках. Распустились крылья банта В пепельных кудрях. И в глазах бледно-зеленых Смеха больше нет. Много гномов есть влюбленных В их неверный свет. Рот увял в последнем стоне, Словно алый мак, И на маленькой ладони — Ранней смерти знак. Смерть, как призрак белой дамы, Встретилась с тобой, И, отняв тебя у мамы, Увела с собой.

Вот он, черт Габриак, стоит перед нею вместе с Черубиной и Вероникой и, возвращая кольцо, объявляет ей войну! Случилось то, чего Лиля боялась больше всего. Призраки явились за ней, требуя ответа.

* * *

Убийство вдовы и ее прислуги взбудоражило весь район. Однополчане подозреваемого самоубийцы уверяли, что Сысоев по-крупному проигрался в карты и собирался взять денег у сестры. Соседка из квартиры напротив слышала крики вдовы и плач кухарки, но подумала, что Чудинова снова выгоняет Марту из дома, как это часто у них бывало, и не придала ссоре значения. Следующее утро Лиля вместе с Лидушей провела в полицейском управлении, отвечая на вопросы следователя. А вечером вместе с подругой отправилась на «башню» к Иванову. Хотелось отвлечься и забыть о тех ужасах, которые девушка пережила на улице Луталова. Тем более что юная жена Вячеслава Великолепного собирала у себя кружок литературных дам, куда каким-то образом затесался «аполлоновский» переводчик Гюнтер. Это могло быть забавным, и Лида уговорила загрустившую Лилю составить ей компанию.

Нельзя не упомянуть, что Черубина в то время была так популярна, что собиравшиеся больше трех любители литературы непременно начинали говорить о ней.

— Глупые, нарочитые стихи, — с привычной непримиримостью стала нападать на Черубину Дмитриева.

Гюнтер, положивший глаз на Брюллову, распушил перья и надменно оборвал девушку:

— Ваше отношение к Черубине Георгиевне вполне объяснимо. Невзрачные женщины красавиц не жалуют.

Он многозначительно посмотрел на Лиду и продолжал:

— Нельзя не считаться с тем, что весь литературный Петербург преклоняется перед мадемуазель де Габриак. Взять хотя бы Волошина. Какой он сочинил для нее гороскоп! Поэма!

Макс и вправду написал примечательное посвящение Черубине, начинающееся следующими словами:

«Когда-то феи собирались вокруг новорожденных принцесс, и каждая клала в колыбель свои дары, которые были, в сущности, не больше чем пожеланиями. Мы — критики — тоже собираемся над колыбелями новорожденных поэтов. Но чаще мы любим играть роль злых фей и пророчить о том мгновении, когда их талант уколется о веретено и погрузится в сон. А слова наши имеют реальную силу. Что скажем о поэте — тому и поверят. Что процитируем из стихов его — то и запомнят. Осторожнее и бережнее надо быть с новорожденными…Сейчас мы стоим над колыбелью нового поэта. Это подкидыш в русской поэзии. Ивовая корзина была неизвестно кем оставлена в портике Аполлона. Младенец запеленут в белье из тонкого батиста с вышитыми гладью гербами, на которых толеданский девиз «Sin miedo» [7] . У его изголовья положена веточка вереска, посвященного Сатурну, и пучок «capillaires» [8] , называемых «Венерины слезки».

7

Без страха (исп ).

8

Трубочек (фр .).

На записке с черным обрезом написаны остроконечным и быстрым женским почерком слова:

«Cherubina de Gabriack. Nee 1877. Catholique» [9] .

Аполлон усыновляет нового поэта».

И дальше следовало все в таком же духе. Символический гороскоп был опубликован во втором номере «Аполлона» вместе с подборкой сонетов Черубины, на месте выкинутых стихов доброго Анненского, и, нельзя не признать, что посвящение Волошина придавало загадочной поэтессе в глазах почитателей особый шарм.

9

Черубина де Габриак. Родилась в 1877 году. Католичка (фр. ).