Кукла маниту
Шрифт:
Странно, что никто больше не смотрит на животных. Обычно возле них топчется немало зевак. Наверное, тут виновата погода. Горилла повернулась к Лиз спиной, а над высокой кирпичной стеной, как серая змея, извивался хобот слона. Такое впечатление, будто все и вся поддалось унынию.
Лиз не смогла бы ответить себе, почему она прошла вдоль стены и свернула за угол. Уж всяко не для того, чтобы поглазеть на грязного африканского слона. Должно быть, неосознанно предположила, что может встретить там Ровену. Шагая по грязи, она миновала ряд больших ящиков, переполненных мусором. Лиз затошнило от запаха гниющих отбросов.
Слон стоял на прежнем
Он был уродлив – по всей видимости, перенес полиомиелит. Хилые ножки с трудом поддерживали толстое туловище, непомерно длинные мускулистые руки обладали силой, которой так недоставало ногам. Движениями он напоминал гориллу, лицо носило отпечаток всех пережитых несчастий и ненависти к вам – за то, что при виде его вы не в силах утаить отвращение. Глаза были посажены слишком тесно, правый, большой – ниже крошечного левого; вместо носа – две неровные дырочки в обрамлении высохших соплей; рот – косая щель с торчащими наружу верхними желтыми клыками. Шея отсутствовала, голова росла прямо из туловища. Череп обтягивала гладкая бледная кожа, сквозь которую с трудом, как колосья злаков сквозь корку высохшей грязи, пробивалось несколько волосков. Одежда – явно со свалки; рукава и штанины укорочены тупыми ножницами.
– Я… ищу маленькую девочку. – Лиз не знала, зачем произносит эти слова. Может быть, для того, чтобы хоть чуть-чуть притушить ненависть, горящую в глазах карлика. Она попятилась. Надо уходить, здесь ей нечего делать.
– Гы? Маленькую девочку? – Уборщик двинулся к Лиз, его рот изобразил не то улыбку, не то злобный оскал. – Небось, красивую, гы?
Фу! Кажется, от него пахнет рвотой. Впрочем, возможно, это от мусорного ящика. Какой противный карлик! Грязный, весь в струпьях! Полвека назад такие участвовали в шоу уродцев.
– Да, красивую маленькую девочку. Рыженькую, со слуховыми аппаратами. Она глухая.
– Глухая! Глухая! Глухая! – Раскат визгливого смеха, настолько безумного, что по спине Лиз побежали мурашки. Из жуткого рта уборщика выступает пена. – Красивая глухая девочка!
Ярость в душе Лиз перевесила страх. Да как смеет это бесформенное чудище насмехаться над чужим физическим недостатком?!
Карлик хохотал, запрокинув голову. “Да ты же псих! – подумала Лиз. – Кто тебе позволил разгуливать на свободе? – Тут же родилась мысль пострашнее: – Ровена! А вдруг этот ублюдок с ней что-нибудь сделал?”
Закружилась голова. Лиз пошла прочь, карлик засеменил следом. Она огляделась – кого бы позвать на помощь? Кругом – ни души. Справа – пустырь, огороженный стенами павильонов и ржавой решеткой зверинца. Она узнала похожий на огромный ящик театр. Под натиском дождя с него почти целиком свалился чехол из просмоленной парусины, на Лиз смотрели крошечные глазки.
Панч! Размалеванная физиономия, рот, одеревеневший в злобной ухмылке…
Голова Лиз металась то вправо, то влево – словно кто-то дергал за невидимую проволоку.
Панч. Карлик. Опять Панч. Воля против воли, две злобные твари перетягивают гипнотический канат в борьбе за власть над ее разумом.
Она бросилась вперед и вырвалась на свободу. Бежала, спотыкаясь и расплескивая лужи, но не решаясь оглянуться. Хотела кричать, но голос пропал, из горла вырывалось только бульканье. Вслед ей летел дикий хохот.
Наконец-то она
среди людей. Ничего не случилось. Ей все померещилось. Конечно, она видела карлика и Панча, но они совершенно безвредны. Просто ее перепуганный разум по-своему истолковал злобные гримасы на их лицах. Надо забыть о них.С моря шли тучи. Дождь хлестал обливавшуюся потом и дрожащую женщину по лицу, остужал воспаленный разум и возвращал ее в реальность. Она слишком возбуждена и забыла, что надо искать Ровену. Господи Боже!
– I'm nobody child… [4] – прорвались сквозь музыку слова песни.
Лиз стояла, бросая взгляды на равнодушных людей. Им нет дела ни до чего, даже до происшествия в “пещере призраков”. Потому что несчастье постигло не их. Вот опять полицейский автомобиль в сопровождении “скорой”, но мигалки погашены – это значит, что спешить некуда, жертве очередной трагедии уже ничем не поможешь.
4
Я ничей ребенок… (англ.).
– Мама… мама!
К ней бросилась маленькая девочка с мокрыми светло-ореховыми волосами и в синем анораке и заляпанных грязью носочках. В руке она держала крошечную куклу.
– Ровена! – Объятья, восторг, затем гнев – Лиз замечает двух человек, стоящих в нескольких ярдах от нее.
– Что ты здесь делаешь? – Вопрос был адресован Рою, но сузившиеся глаза впились в индианку.
– Ищу тебя. – Рой надеялся, что жена поверит. – И Ровену, конечно. Джейн помогла ее найти. – А вот это уже не ложь.
– Кажется, я говорила, что никто из нас больше не придет сюда. – Слова хлестнули Роя, как бич.
– А что еще оставалось делать? – Вопреки обыкновению Рой не стушевался – в присутствии молодой индианки в нем проснулась давно забытая гордость. – Не волнуйся. Мы ее нашли, и почти весь день она провела с нами.
– Почти весь день! – Лиз фыркнула. – Ты спятил, я из гавани – прямо сюда. Она ушла не больше часа назад…
Лиз умолкла, опустив взгляд на свои часы. Под стеклышком, о которое разбивались капли дождя, стрелки показывали пять минут пятого. Лиз встряхнула часы, поднесла к уху. Идут. И тут у нее снова закружилась голова, откуда-то донесся визгливый смех карлика. А может быть, Панча?
7. Ночь со среды на четверг
Обычно главный инспектор Ленденнинг ужинал с женой в ресторане. В понедельник эта традиция была нарушена из-за битвы Ангелов и Гладиаторов. Сегодня, несмотря на убийство констебля Эндрюса, он собрался вернуться домой пораньше, и вот на тебе – труп в “пещере призраков”! Придется звонить жене. Не хотелось бы – она заинтересуется подробностями убийства, а это уж совсем ни к чему. Если сам Ленденнинг лишился апетита, что, спрашивается, будет с ней?
Выход нашелся легко: Патриции позвонит из управления дежурный сержант, и она узнает подробности не раньше завтрашнего утра, когда получит газеты. А может быть, и вообще не узнает.
По приезде в управление ему не удалось уклониться от встречи с прессой. Три пары глаз сразу заметили озабоченное выражение на бледном лице инспектора. “Почуяли запах жареного, – мрачно подумал он. – Не зная фактов, будут печатать самые нелепые домыслы, так что лучше рассказать им правду. А это не так-то просто, если сам ничего не понимаешь”.