Кукловод
Шрифт:
Я дождался, пока Мария поверила, что всё уже закончилось и что её будут и дальше содержать в комфортных условиях… Только она заснула во второй раз, как куклы скрутили её и потащили на улицу. Во рту у Марии был кляп, дабы она не разбудила моих подданных.
Её отнесли за пределы стены и положили в деревянный гроб, который был настолько узким, что она не могла пошевелиться. Куклы безмолвно заколотили его гвоздями, опустили в яму и начали закапывать. Справились они быстро, всего за каких-то пять минут.
А потом просто ушли, оставив её задыхаться. Я не знал, чего Мария боялась больше всего,
Но убивать я её не собирался. Поэтому уже через полчаса куклы достали Марию, которая была без сознания. Одно целебное зелье, и она очнулась. И чего стоило выражение её лица, когда вместо ангелов она увидела меня. Мария была уверена, что умерла и что всё закончилось, но вновь вернулась в Чистилище.
— Отведите её обратно в «стакан», — отмахнулся я и пошёл назад в деревню.
— Нет! Не-е-ет!!! Пожалуйста!!! — кричала Мария. — Я больше не выдержу!!!
— Ты себя недооцениваешь. Члены рода Оскольд славятся своей выдержкой. Поэтому выдержишь, солнышко, не переживай, — с нескрываемым ехидством выдал я.
— Умоляю!!! — она надрывала горло, а куклы несли её вверх по склону. — Я сделаю всё, что ты скажешь! Прошу! Пожалуйста!!! Карл!!! Я не смогу!
— В первый раз ты выдержала четыре дня, думаю, теперь осилишь и неделю, — размышлял я и шёл рядом.
— Не-е-е-е-е-е-ет!!! — Мария вырывалась, а по её щекам слёзы натурально лились ручьём. — Умоляю! Умоляю… У-мо-ля-ю….
— Тебе наверняка интересно, чего же я добиваюсь? — я посмотрел на её зарёванное лицо, на котором плясало отчаяние. — Ты должна полюбить меня. Искренни. Всем сердцем. Только тогда твои страдания закончатся.
— По… Полюбить?.. — прошептала Мария.
— Ты станешь моей ручной собачкой, хочешь ты того или нет.
— Я готова! — выпалила она. — Я сделаю всё, что ты скажешь! Я буду твоей собачкой! Приказывай, хозяин!
— Я рад это слышать, но в твоих словах нет ни капельки искренности. Ты просто хочешь прекратить свои мучения, а это не то. Полюби меня, Мария.
— Я люблю тебя!!! — вновь закричала она.
— Ложь… — констатировал я. — Для любви нужно время. Много времени. Встретимся через неделю.
— Не-е-е-е-е-ет!!! Ты ублюдок!!! — она всё-таки показала своё истинное лицо.
— Вставьте ей кляп, негоже будить горожан, — приказал я и свернул к своему дому. — Ну ничего, мы из тебя сделаем «человека». Вот твой папаня обрадуется, если каким-то чудом сможет тебя вернуть.
— Как всё прошло? — поинтересовалась Изабелла, встретившая меня в гостиной.
— Небольшой надлом проявился, но этого явно недостаточно. В следующий раз нужно будет придумать что-то поинтереснее… Думаю, устроим психологический тест и позволим ей уйти. Будет забавно понаблюдать над её раздумьями…
— А ты жесток… Вот что власть делает с людьми, однако…
— Не я это начал. Но я это закончу.
— То есть ты хочешь посмотреть, побежит она или нет?
— Ага. В теории Мария должна будет понять, что это проверка. Скорее всего, она захочет остаться и будет изображать собачку. И тогда наступит кульминация…
— Даже боюсь спрашивать…
— Я отдам ей парочку унизительных приказов, один
из которых она либо не выполнит, либо как-то накосячит. И тогда я прикажу вернуться в «стакан». По моим прикидкам, она должна будет пойти добровольно. Если так оно и случиться, значит, она почти достигла точки невозврата.— Хочешь сказать, после таких издевательств её психика уже никогда не вернётся в нормальное состояние?
— Ещё бы! Это неизбежно. Главное, чтобы не померла и не решила себя убить. В ближайшие пару дней надо будет за ней усиленно приглядывать, ведь именно сейчас наступает переломный момент, когда Мария понимает, что к лучшему в её жизни уже ничего не изменится.
— Всё-таки, ты слишком жесток с ней… — Изабелла тяжело вздохнула. — Она виновата лишь отчасти, тебе же София рассказывала, как воспитывают Оскольдов. Да и она наверняка действовала не по своей воле, а по приказу отца.
— Что это ты вдруг начала её защищать?.. — я бросил на Изабеллу недоумённый взгляд.
— Как мне кажется, наказание несоизмеримо с тяжестью преступления… Слишком жестокое…
— Ты просто не сталкивалась с такими людьми, как она. Тебе показать запись из темницы? Она мужику член отрезала! Да, он был преступником, но сам факт, что её это возбуждает… Мы не можем содержать такого человека, как обычного заключённого. К тому же она маг, а антимагическим кандалам я не доверяю.
— Возможно, в чём-то ты и прав… — нехотя согласилась Изабелла.
— Сука, да что такое?! — кукла в кармане начала меня колотить. — Опять тревога… Ни минуты покоя…
— И кто там пожаловал?
— Сейчас глянем, — я достал планшет и подключился к «Малышу», у которого сработал скрипт. — Чего, блядь?! Этот хрен в капюшоне прошёл все посты?! Его обнаружили, когда он переходил мост! А если бы стену не достроили, то и не узнали бы…
— Разве такое возможно?..
— Надо взять его живым! — я спешно тыкал по планшету, активируя все протоколы, предусмотренные на такой случай. — Пойдём схватим этого говнюка!
И пока все куклы поднимались по тревоге, я думал, кто же мог ко мне пожаловать. Причём один! А самое непонятное, почему он намеренно спалился, входя в деревню?
Почему я так думал? Да потому что все «Малыши» были живы, а они составляли идеальную защитную сферу, за каждым квадратом наблюдали минимум двое. Куклы ну никак не могли пропустить объект человеческих размеров. И у меня даже был написан скрипт, который срабатывал и на отключение «Малышей» и на любые аномалии. Да что уж там говорить, они по звуку научились определять шаги!
Нет… Незнакомец явно использовал какой-то чит… И я был почти уверен, что он мог скрытно пробраться в деревню, но почему-то пересёк мост и остановился у всех на виду… Что же он хотел? Поговорить?
Уже тогда я подозревал, что меня ожидала какая-то интересная развязка. Но вот что эта встреча окажется по-настоящему судьбоносной, я и помыслить не мог…
Глава 17
«Здоровяки» подтащили два мощных прожектора, который я сделал из магических ламп и отражателей. Они направили их на незнакомца, стоявшего сразу за мостом. Он спрятал лицо под капюшоном и поднял руки, как бы показывая, что не желает вступать в бой.