Кукловод

В поселок уже вползли первые предрассветные сумерки, дорогу и без фонаря видно. Задами прошли к соседнему дому, пустующему, давно заброшенному. Стекла выбиты, рамы и наличники с окон сорваны, на дрова. Дом покосился на бок, врос в землю так глубоко, что через подоконник в комнату можно одним шагом переступить.

Пригибаясь, влезли внутрь через оконный проем, посовещались шепотом. Договорились, что Галим останется на внизу, а Акимов займет позицию на чердаке. Станут ждать, когда совсем рассветет, а там по обстановке. Акимов, забравшись наверх, высунулся в окно, наблюдая, как три всадника спешились.

Щелкая кнутами, переругиваясь, загнали скот в здание правление, словно специально приспособленное под коровник. Лошадей привязали на улице к бабкиному заборчику. Притащили и бросили лошадям по худой охапке влажной соломы. Один из мужиков подошел к «Ниве», ладонью похлопал ее по капоту, подергал дверь и отошел. Двое других уже стучались в дом Игнатьевны.

После долгих расспросов кто, да откуда, старуха открыла дверь, впустила трех мужчин. Окна засветились тусклым светом керосиновой лампы.

– Слышь, они вошли, – сказал Акимов. – Сейчас будут спрашивать старуху, в каком доме остановился перекупщик. А она им: я почем знаю? Игнатьевна свой человек. Но искать по селу перекупщика они сейчас не пойдут, лягут отдохнуть с дороги.

– Посмотрим, – отозвался Галим.

Акимов выглянул в окно. Сумерки наливались утренним светом, небо на глазах меняло цвет, становясь из темно-серого голубым. Акимов сел на корточки, развязал рюкзак.

– Поднимайся сюда, перекусим. Выпьем по глотку. Может, ждать Назарова придется хрен знает сколько.

– Что-то у меня предчувствие нехорошее, – сказал Галим. – И аппетита совсем нет.

– Накаркаешь, – поморщился Акимов.

Последнее слово он произнес шепотом. Показалось, где-то рядом урчит автомобильный мотор. Акимов зашнуровал рюкзак, не время для перекусов.

– Слышишь? – спросил он Галима. – Или мне мерещится?

– Слышу, – ответил тот. – Тихо. Вроде едет.

Звук двигателя становился все явственней, отчетливей. Акимов подтянул к себе АКМ, перекрестился, поднял флажковый предохранитель. Передернув затвор, поставил переводчик в положение одиночной стрельбы. Он устроил локоть левой руки на полу, ладонью ухватился за цевье.

Хоть старый дом и не высок, но позиция Акимова хорошая. С чердака все пространство перед правлением, как на ладони, виден дом бабки, три трущобы через улицу.

По раскисшей дороге к правлению подполз «газик» защитного цвета с брезентовым верхом, остановился рядом с «Нивой». От чердака по прямой метров сто с небольшим. То ли от внезапного волнения, то ли от резких порывов ветра, залетавших на чердак, на глазах Акимова навернулись слезы. Он положил автомат, протер глаза ладонями.

Теперь он видел, как распахнулась дверца машины, с водительского места вылез человек в солдатском бушлате с меховым воротником и серой солдатской шапке. Человек встал спиной к Акимову, хлопнул дверцей, расправил плечи.

Акимов щурился, стараясь понять, что это за человек. Назаров? Ветер дул прямо в лицо, мешал разглядеть человека. Человек повернулся в пол-оборота к Акимову.

Он или не он? Акимов щурился, напрягал глаза…

* * *

Из кузова грузовика Величко хорошо видел, что происходит внизу. Собаки уничтожили горячую, как огонь, кашу за несколько мгновений. Но Величко не терял времени понапрасну. Он схватил автомат, стоявший в углу кузова, решив стрелять одиночными выстрелами.

Что ж, он лишился раннего завтрака, но зато получит удовольствие иного характера. Величко прицелился в черного кобеля, медленно надавил пальцем на спусковой крючок.

Выстрел. Пуля вошла в бок собаки. Кобель подскочил, пронзительно завизжал от боли. Но тут же повалился на бок, дернулся и испустил дух. Другие собаки бросились в стороны. Но отбежали не далеко, всего на десяток метров. Голод поборол страх. Псы застыли на месте, повернули морды назад. Величко прицелился в длинного худого пса, серого, с темным пятном на боку.

Еще выстрел. Кровь брызнула по сторонам. Собака подскочила, завизжала пронзительно, тонко. Завертелась на месте, словно хотела укусить собственный хвост. Величко несколько раз пальнул по отступавшим к склону оврага собакам.

Ему стала нравиться жестокая бойня, он вошел во вкус. Так раздухарился, что забыл о ноющем желудке, о пропавшей каше. Забыл обо всем на свете. Он спрыгнул с кузова вниз, стал карабкаться вверх по склону оврага. Еще десяток диких псов он пристрелит наверху.

Глава шестнадцатая

Акимов, лежа на чердаке, наблюдал через прицел автомата за мужиком в солдатском бушлате и шапке. Человек все топтался возле «газика» и никак не хотел повернуться к нему лицом. Назаров или не он? – не мог решить Акимов. Он волновался, пыхтел от напряжения, вытирал рукавом пот.

И тут раздались эти выстрелы. Один, второй…

Акимов чуть не раскрыл рот от неожиданности. Кто стреляет? Выстрелы, сухие, как треск обломившихся старых сучьев, продолжались. Мужик в бушлате полез в кабину «газика», вытащил ружье. Подумав секунду, бросился к дому старухи Игнатьевны, но не успел добежать до крыльца. Навстречу ему спешили погонщики скота, одетые, с двустволками на плечах и кнутами в руках.

На ходу мужики о чем-то переговаривались, махали руками. До Акимова долетели слова неразборчивые отрывистые слова, матерная брань. Мужики, видимо, не собирались расставаться с угнанным скотом. Они побежали к правлению, где оставили коров. Человек в бушлате, так и не повернувшись лицом к чердачному окну, побежал следом, подлез под перекладины, перегораживающую дверной проем, исчез из виду.

Сердце Акимова подсказывало – это Назаров. А вдруг не он? Эта мыслишка точила и точила мозг. Мужики сняли перекладину, стали выталкивать коров наружу кнутовищами и пинками. Животные, уставшие от долгого перехода, выходили неохотно.

А выстрелы все не смолкали. Теперь Акимов слышал не только пальбу, но и тонкий собачий визг. Что за черт? Что могло произойти? Величко? Разумеется, он. Только от кого отстреливается?

– Что это за пальба? – снизу спросил Галим.

Акимов заскрипел зубами. Он был зол на Величко, испортившего бессмысленной пальбой всю малину, обосравшего всю масть. Еще сильнее сердился на самого себе. По походке, по движениям он просто обязан был узнать человека, встречи с которым ждал столько лет.