Кукловод

Они обе были не свободны: у Иды – Галя, у Инны – девушка в другом городе. Инна с её дамой сердца вроде собирались съезжаться, но всё время что-то мешало.

– С работой у меня нестабильно... Как-то не ладится в последние год-два.

Инна сменила за два года четыре места, сейчас трудилась экспедитором.

– Та ещё работка... Всё время в разъездах. А что поделать? Четыре месяца сидела дома, поэтому была готова схватиться за что угодно.

Когда Инна была в дороге, они иногда переписывались по электронной почте.

«А вообще я мечтаю открыть свою фото-студию. Сейчас так, просто из любви к искусству снимаю, вроде хобби. Но хотелось бы зарабатывать любимым делом».

Что-то было в снимках Инны «этакое» – острый наблюдательный взгляд, чутьё на красоту, талант поймать в кадр прекрасный миг бытия. Даже не фотографии, а маленькие картины – вот что это было. Они одаривали Иду небывалым вдохновением, и она вязала куклу за куклой.

...И опять трель телефона властно выдернула Иду в явь. К счастью, это была не мама с её мебельными неурядицами – звонила Галя.

– Слушай, я утром впопыхах не посмотрела, что из продуктов надо купить. Глянь, а?

Ида, не отрывая телефона от уха, заглянула в холодильник.

– Галь, да всё есть. Хотя нет, купи мяса – говядину и курогрудь. Что-то котлет хочется. И ещё яблок зелёных возьми.

– Хорошо, зайка. Ну ладно, целую тебя...

– А! – вскричала Ида, вспомнив и щёлкнув пальцами. – Финики ещё надо. У меня кончились.

– Хорошо, солнышко. Пока, целую-люблю.

– И я тебя люблю. До вечера, Галь.

Особенность, отличавшая Иду от других людей, не мешала ей быть хорошей хозяйкой. На кухне она управлялась виртуозно – жарила, варила и пекла всё, что только душа пожелает. Мама, вечно рассеянная и беспробудно погрязшая в амурных делах, готовила чуть лучше, чем никак, вот Иде и приходилось совершенствоваться в кулинарии самостоятельно. Дошло до того, что она просто стала выдавать родительнице список продуктов:

– Купи вот это, а приготовлю я сама. Ты к плите вообще не лезь, а то всё испортишь.

Мама делала обиженно-кислое лицо.

– Ну да, конечно, мать лентяйка, мать неумёха, – ворчала она. – Мать всегда всё делает не так.

– Ой, мам, не надо, а? – морщилась Ида. – Ты сама знаешь, что это правда.

Бурчала мама только так, для виду, а стряпню Иды с удовольствием уплетала и она сама, и её мужчины. Им было удобно и хорошо до тех пор, пока Ида не переехала к Гале. Теперь новый муж давился маминой пригоревшей овсянкой.

«Я пью слишком много кофе, – думала Ида, колдуя над новой чашкой. – Надо бы поменьше». Без излишней скромности, кофе она варила сногсшибательный, вдохновенно манипулируя душистыми специями с виртуозностью дирижёра. Галя была покорена, когда Ида после их первой «брачной ночи» подала в постель две чашки этого шедевра – для себя и для любимой.

– М-м, это лучший кофе на свете! – отпив глоток, восхитилась Галя. – Ты чудо, солнышко. Люблю тебя, обожаю...

И она целовала Иду ароматными тёплыми губами.

Инна тоже любила кофе, но из-за недостатка времени обходилась растворимым: бросил в кружку, залил водой – и готово. Изредка они устраивали совместные кофепития по видеосвязи, но прежде чем отправиться на кухню, Ида прикрывала чем-нибудь камеру. Ей не хотелось, чтобы Инна видела её особенность.

– А вот и я, – бодро улыбалась она, вернувшись к компьютеру и сняв с камеры носовой платок.

А однажды Инна огорошила и напугала Иду похоронно-мрачным лицом.

– Ты извини, я чуть-чуть нетрезвая сейчас, – медленно и тщательно выговаривая слова, сказала она. – Но не в этом дело. В общем, спалилась я... Ленка всё узнала. Ну, про наше общение. Планы на совместную жизнь рухнули. Всё. Кранты.

– Ты погоди, может, всё ещё утрясётся, – пробормотала Ида, похолодев. – Ты же объяснила ей, что мы просто общались?..

Взгляд Инны был убийственно грозен.

– «Просто»? Не знаю, Идушка, не знаю. Ты... что-то сделала со мной. Околдовала, обворожила, с ума свела – не знаю, как это назвать. Ты у меня в мыслях круглыми сутками – вместо Ленки. Твои глаза... это что-то невообразимое. Всю душу ты из меня вытянула глазами этими! Приговорила и казнила...

Волны холода, чередуясь с лихорадочным жаром, накрывали Иду одна за другой. А Инна, помрачнев ещё больше, – самая чёрная туча по сравнению с её лицом казалась бы лёгким светлым облачком – вдруг пошла в атаку:

– Погоди, то есть, для тебя это – «просто общение»? Я не верю, что ты ничего не видела, не осознавала. Всё ты понимала, маленькая ведьмочка!.. Но тебе просто нравилось играть мной, как этими своими грёбаными куклами, да ведь?! Это так приятно – играть чужим сердцем! Ну, и чем ты лучше своей мамаши, меняющей мужиков, как перчатки? Чем это отличается от блядства? Только тем, что нет физического контакта, а суть – та же!

Сердце Иды оледенело. Мороз распространялся, выбрасывая острые лучики-ледышки, и вскоре вся грудь стала гулкой и холодной.

– Так, стоп, – оборвала Ида Инну. – Это уже переходит все границы. Не я тебе первая написала, а ты мне – так, на минуточку. Я не навязывалась тебе и ничего не обещала. С какого перепугу ты бросаешься такими обвинениями?

– А вот с такого! – И Инна сунула в объектив камеры ту злополучную куклу. – Ты играешь мной, как кукловод!

– Извини, но ты псих и неадекват, – сказала Ида, стискивая мертвенно окоченевшие пальцы. – В таком тоне я разговаривать не буду. Проспись сначала.

– Я тебя найду, – пообещала Инна. – Я хочу посмотреть тебе в глаза в реале.

Выключив компьютер, Ида откинулась на спинку кресла. Она чувствовала себя мёртвой, выжженной, высосанной до дна. Вот тогда-то она и обожглась о край раскалённой сковородки, в самом буквальном, материальном смысле прочувствовав смысл выражения «руки опускаются». Они действительно повисли сухими лианами, крючок валился из пальцев, нитка путалась. Ни о каких куклах не могло быть и речи в таком состоянии.

У неё было ощущение конца света. Пепел Армагеддона хрустел на зубах, Ида с молчаливым стоном рвала незримые ниточки, которые тянулись от неё к Инне – если таковые существовали, исступлённо кромсала их и рубила вслепую. Виновата или нет? Она грызла себя, разрезала и распахивала настежь, переворачивала себе душу вверх дном в поисках злого умысла, но ничего не находила.

Вконец измучившись, она заболела – просто однажды утром проснулась с осипшим горлом и заложенным носом.

– Ну вот, расклеилось моё солнышко, – огорчилась Галя. И сразу же окутала Иду коконом заботы, даже на работу не пошла.

А ведь с ней Ида познакомилась при сходных обстоятельствах... Тоже была кукла, потом письмо. Галя сразу всё о себе бесхитростно выложила, выслала фото. С экрана на Иду ласково лился солнечный день, и загорелая незнакомка с обалденной фигурой улыбалась ей, зарывшись босыми ногами в пляжный песок. Ида тогда ещё жила с мамой и предложение встретиться сперва отклонила: испугалась. Слишком красивая, потрясающая, крышесносная женщина протягивала ей руку... Нет, всё было слишком хорошо, чтобы верить в это. Ида зажмурилась и пропищала «нет», но Галя оказалась достаточно решительной и настойчивой, чтобы прийти, увидеть и, не дрогнув, сказать «люблю». А потом – на руках унести Иду из родительской квартиры на глазах у обалдевшей мамы. Просто взять и унести – победоносно, напролом. Она тоже состояла тогда в отношениях, но не на расстоянии, как Инна, а с тем самым пресловутым «физическим контактом». Куклу ей подарила её тогдашняя девушка – теперь уже бывшая.