Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер

— Кто отец? — спросил Шармаль-младший. — Штильнер?

— Да.

— Эми всегда отличалась неразборчивостью.

Если можно представить брезгливость, упакованную в рефрижератор с охладительным слоем толщиной в парсек, так это была она. Эпитафия, оставленная братом на могиле сестры.

— Я не хочу обсуждать с тобой мою дочь.

— Хорошо, не будем. Почему ты не сказал мне раньше?

— Ждал.

— Чего?

— Разорения евгенического центра. Дискредитации Штильнера. Его изоляции в научной среде. Невозможности повторения эксперимента. Все это случилось.

Помолчав, глядя строго перед собой, как если бы за ничтожный промежуток времени успел просчитать тысячи вариантов развития событий, Айзек задал вопрос — простой, логичный и беспощадный, как смертный приговор:

— Почему ты не нанял ликвидаторов — убрать профессора?

— Я предпочитаю другие методы.

— Почему ты не велел убить детей?

Лицо Шармаля-старшего не дрогнуло ни единой жилочкой.

— Страх? Чистоплюйство? Что?

— Наша кровь, Айзек.

— Кровь, — повторил младший. Словно пробовал слово на вкус. Соли и горечи, и красной меди, похожей на волосы семьи Шармалей, не хватило, чтобы Айзек скривился. Лицо гематра осталось неподвижным. — Значит, кровь. Даже грязная?

— Грязная или чистая, она — наша.

— Кровь…

Это было первое многоточие в речи Айзека. На лацкане его куртки блестел такой же значок, как и на лацкане отцовского сюртука: спираль со звездой.

— На моем месте, — спросил банкир, — ты бы отдал приказ о ликвидации?

— Нет. Мой склад мышления не годится для убийства. Иногда я об этом сожалею. Но я — не ты. Я всегда восхищался твоим умением находить простые решения и воплощать их в жизнь кратчайшим путем.

— Сожалею, что разочаровал тебя.

«Наверное, так остывают солнца», — думал Лючано, цепенея. При нем одна математика случая говорила с другой, обсуждая дела семейства нормальных распределений. Нормальные распределения в свою очередь образовывали масштабно-сдвиговое семейство. Дальше куцые познания Тартальи, сшитые из обрывков случайно подслушанных разговоров, заканчивались. Он и в этом-то не был уверен до конца. Но от неумолимой логичности разговора двух гематров хотелось сбежать на противоположный край Галактики, не дожидаясь масштабного сдвига.

— Ты считал вероятность, отец?

— Да. На сегодняшний день — 67% за то, что открытие Штильнера не будет повторено в ближайшие годы.

— Динамика роста?

— Удовлетворительная.

— Наша кровь, — повторил младший. В светлых глазах его на ускользающе малый миг проявился намек на чувство. Возник, чтобы еще быстрее исчезнуть. — Да. Наверное, я бы тоже отказался от простого решения.

Он с минуту, не произнося ни слова, глядел на играющих детей.

— Ублюдки, — констатировал Айзек без тени оскорбления. — Слишком эмоциональны для гематров. Слишком.

— Нет.

— Да. Стареешь, отец. Делаешься сентиментален.

— Нет.

— Да. Не хочешь видеть очевидного.

— Оставим пустой разговор. Мое решение, моя ответственность. Не забывай делать комплексы Мваунгве. Если я чего-то и не хочу, так это провести остаток дней, посещая тебя в клинике для монополяров.

— Не могу обещать, отец.

— Не обещай. Делай.

Айзек встал.

— Пока я здесь, — сказал он, — я не хотел бы видеть детей Эми.

— Не могу обещать, — ответил Шармаль-старший.

И, отвернувшись, добавил:

— Наша кровь.

Космос, повинуясь слову гематра, черной кровью затопил виллу. Вернулось бродячее солнце, поглотив Лючано, переварив и обратив в бушующий огонь. Солнце перемещалось, ворочалось в мрачных тенетах, надвигалось диким жаром на флот галер, не в добрый час подвернувшихся под лихой протуберанец, и отступало в никуда, грозя в любую секунду вернуться всей мощью огня-странника. А вдали, за спиной, если у солнц бывают спины, парил силуэт птицы-исполина — жемчужно-розовый, с затемнениями по краям.

Сегодня волшебный ящик подчинялся с трудом. Уже во второй раз ситуация срывалась во вселенский бред — по счастью, безопасный. Складывалось впечатление, что огрызок флуктуации, растворенный в новом, плотском носителе, раз за разом находил в континууме нечто, сбивавшее ему настройку. Тарталья впервые задумался о том, что картины в волшебном ящике неизменно опирались на жизнь людей, знакомых ему в реальности: профессор Штильнер, граф Мальцов, отец и сын Шармали, близнецы Давид с Джессикой, Фаруд, ключница Матрена и голем Эдам, в конце концов…

Даже с пилотом Данилой Бобылем он мельком виделся.

Незнакомцы — Эмилия Дидье, проститутка-брамайни, няня-вудуни — появлялись опосредованно, в тесной связи со знакомцами. Их как бы надстраивали, восстанавливали, наращивали на готовый каркас. Вот и сейчас — Тарталья с трезвой ясностью вспомнил, откуда растут ноги у бродячего солнца.

Студия арт-транса «Zen-Tai».

«Гнев на привязи», исторический боевик.

Бой двух флотилий, вехденов и помпилианцев. Знаменитая баталия у Хордада, с участием вехденского лидер-антиса Нейрама Самангана. Так вообразил себе этот бой арт-трансер Гермет, в юности испытавший на собственной шкуре, что означает — быть рабом.

«Я говорил тебе, малыш, — шепнул издалека маэстро Карл. — Твой флуктуативный огрызок — невропаст! Корректирует прошлое, как ты — речь куклы, основываясь на изначально имеющемся материале. Ты работал с Монтелье, там же встретил Фаруда…»

— Поступившие от вас сведения заслуживают доверия? — спросил Айзек Шармаль.

Гематр словно подслушивал.

Солнце съежилось. «Надо кушать, — сказало оно. — Иначе сил не будет. За маму, за папу, за дядю Лючано…» — и погасло. Сгинула жемчужная птица. Исчезли эскадры военных звездолетов. В волшебном ящике, повинуясь влиянию контролирующих пучков, сформировался уже навязший в зубах кабинет. В кресле Шармаля-старшего восседал Шармаль-младший, общаясь с кем-то по внешнему коммуникатору.

На панели горели три красных огонька, обозначая высшую степень защиты.

— Я понял, — молодой гематр кивнул. Видимо, собеседник неслышно подтвердил, что сведениям можно доверять. — Значит, Юлия Руф вышла на профессора Штильнера. Это скверно…

Он отключил связь.

— Это скверно в высшей степени. Госпожа Руф далека от предрассудков. Она не постесняется уделить особое внимание пьянице, шарлатану и прожектеру. У нее достанет средств повторить эксперимент и добиться успеха. О чистоте расы можно забыть. Толпы гематров, неотличимых от ублюдков. Толпы ублюдков, неотличимых от гематров. Наша кровь…