Кукушонок

– А знаете, какой награды у него не было? – поддакивал Жора, сам же и отвечая: – ордена «Мать-героиня»!

Нисколько не церемонились и с другим Ильичом – вождем и основателем первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян. Ленинградцы рассказали байку про старика-горца и внука:

– Деда, – спрашивал малец, – кто у нас главный джигит?

– Ленин, – отвечал тот.

– Почему? У него самая большая бурка?

– Нет!

– У него самый быстрый конь?

– Нет!

– У него самая острая сабля?

– Нет!

– А что тогда?

– Знаешь, как он отомстил за казнь своего брата? До сих пор никто очухаться не может!

А москвичи в ответ прочитали стих про ленинский субботник:

«Он бревно на мелкие поленья

Разрубил движением руки…

Мужики спросили: «Кто ты?!»

«Ленин!»

И оп…денели мужики!»

Жора тут же вклинился в этот обмен анекдотами, рассказав про малыша, умолявшего маму не оставлять его одного дома с не выключенным радио, которое всё время его пугало: «Съест КПСС! Съест КПСС!»

На что мэтры, будучи уже в хорошем подпитии, тут же продекламировали почти нецензурно:

«Ветер, ветер ты могуч, ты гоняешь стаи туч, прославляя до небес мать твою(!) – КПСС!».

А Жора снова вставлял свои «пять копеек»:

«Дедушка в поле гранату нашел,

Вместе с гранатой к обкому пришел,

Дернул колечко, бросил в окно,

…Дедушка старый – ему все равно!»

Не особо выбирая выражения, они ёрничали и по поводу начавшейся чуть ли не ежегодной смены престарелых генсеков. Ради, как говорили москвичи, получения по дороге в могилу очередной геройской звезды и вожделенной строчки в будущем некрологе – «выдающийся», а не просто «видный деятель Коммунистической партии и Советского государства», дающей надежду на почетные похороны у Кремлевской стены.

– Как будто мертвым не все равно, где их закопают, – опять встревал с хохотком Жора, подумав при этом: «Слышал бы меня сейчас тесть, – убил бы!»

Рабы и оковы

Его сосед по комнате – всегда щеголевато одетый, носатый, очкастый, напоминавший своим менторским тоном лектора общества «Знание», экономический обозреватель «Вечерней Москвы» Михаил Круглов – считал своим долгом открыть изображавшему наивного провинциала Жоре глаза на «мерзости» советской действительности. Приняв перед обедом стакан-другой местного дешевого вина и немного захмелев, он отважно громил «самоедскую» экономику развитого социализма.

– Понимаешь, Георгий, она не жизнеспособна, и это замечательно доказал наш бывший соотечественник, американский экономист Василий Леонтьев, за что и получил Нобелевскую премию, – внушал он Горелову, расхаживая по комнате и постоянно протирая носовым платком запотевающие очки. Жора слушал его, лежа на застеленной кровати и лишь изредка вставляя реплики. – Глобальное плановое хозяйство даже в принципе невозможно! А мы все время чего-то там планируем, тут же сокрушая это «планов громадьё» то стахановскими рекордами, то «рабочими эстафетами», то выполнением отдельными ударниками за три года пяти, шести или даже десяти годовых норм. Слава богу, что у пекарей, к примеру, хватает здравого ума не поддерживать очередной, одобренный ЦК, идиотский почин и не переводить за смену месячную норму муки в хлеб, который пришлось бы скармливать свиньям.

– А эти безумные показатели! – горячился он. – Тонно- километры, например. Слыхал о таком? Я недавно вернулся с БАМа, в который страна вбухивает чертову тучу миллиардов. Строят эту дорогу, как ты, наверно, знаешь, одновременно с двух концов – с запада и востока, и на каждой из сторон есть своя звеносборка. Вроде разумно, да? Так вот, их периодически и, как я понимаю, специально останавливают под благовидным предлогом: дескать, смежники подвели – то рельсы вовремя не поставили, то шпалы, то креозот для их пропитки закончился, а укладка пути стоять, мол, не может. Знаешь, зачем? – выдерживал Круглов театральную паузу, – а чтобы увеличить плечо перевозок ради выполнения плана этих самых тонно-километров и получения премии! То есть, готовые звенья везут окольным путем на противоположную укладку, через полстраны, тратя на это огромные деньги!

– А как же «экономика должна быть экономной!»? – лениво напоминал популярный партийный девиз Жора.

– Ну, лозунговать правильно мы умеем. Жаль только, что эти призывы не совпадают с суровой правдой жизни. Ты в своем вузе, наверное, изучал такой предмет, как «Политическая экономика», что-нибудь понял?

– Честно? Контрольные с учебника сдирал, а на экзамене шпаргалил, как все, – признавался Горелов. – Тёмный лес!

– Вот-вот. Там сам чёрт ногу сломит. Экономика – наука зловещая, с ней шутки плохи: мстит, если что не так. А у нас курс на гигантоманию: «догнать и перегнать Америку!» В итоге, мы больше всех в мире производим стали, чугуна, алюминия, добываем нефти, угля и газа, древесины, выращиваем миллионы тонн хлопка и льна, а толку? Народу какой от этого прок? Где конечный из всего этого продукт – нужные людям товары? Кастрюли там, сковороды, холодильники, мебель, постельное белье, одежда, обувь? Всё в дефиците, за всем дикие очереди. Это ж только в нашей стране женщины до сих пор штопают чулки и носки на электрической лампочке!

– Зачем? – удивился Жора, никогда не видевший, чтобы Дарья когда-нибудь этим занималась.

– Да затем, что новые не достать! Потому что из хлопка не носки и рубашки шьем, а в порох его переводим. А из того же, например, металла делаем еще более мощные экскаваторы, чтобы добыть еще больше руды и выплавить из нее еще больше стали и чугуна, чтобы изготовить из них еще более гигантские экскаваторы для ещё большей добычи руды, ну и так далее по этому заколдованному кругу. Чтобы потом доложить прогрессивному человечеству о великих достижениях и преимуществах социализма и утереть нос проклятым империалистам! Да, чуть не забыл: еще танки делаем. Много танков!..

На следующий день в продолжение темы:

– А знал бы ты, сколько этого самого металла мы переводим в стружку! – наставлял москвич. – И сколько тратим энергоресурсов на единицу продукции! Мы же технологически от всего мира отстали, плетемся в хвосте прогресса. Поэтому не готовые продукты, а сырье: лес, нефть, хлопок, тот же металл продаем за рубеж, чтобы купить там за валюту немного качественного ширпотреба, Ну, не безумие ли?

– Вы утрируете, – не соглашался Жора. – Мы сами тоже много чего производим.

– Конечно, утрирую, – не спорил Круглов. – Для наглядности. Чтобы ты понимал причинно-следственную связь. Конечно, не все так плохо, как хотелось бы: «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей!», – пропел он речитативом. – Вопреки классическим законам экономики («деньги-товар-деньги»), а только благодаря воле родимой партии, которая всё знает и ведет страну, куда надо, кое-какие товары для народа все же выпускаются. Но опять-таки вопреки здравому смыслу, предприятия не расшибаются в доску, чтобы произвести их больше и угодить покупателю ценой и качеством, потому что их финансовое благополучие от этого абсолютно не зависит! Что кому выпускать и сколько – решают плановые органы. Они же привязывают каждое производство к поставщикам сырья и комплектующих, определяют адреса сбыта готовой продукции. Они же диктуют цены и тарифные ставки, которые никак не стимулируют производство. Потому-то те простецкие и немаркие товары народного потребления, что сами производим, такого убогого вида и качества, что люди просто вынуждены их покупать за неимением лучшего. В результате хороший, обычно иноземный, а не отечественный, товар можно (заметь!) не купить, а только достать по ну очень большому блату или через спецмагазины, в которые такой простой люд, как мы с тобой, доступа не имеет…

Жора, имевший благодаря тестю такой «доступ», на последнее замечание не отреагировал, но для поддержания разговора к месту припомнил случайно услышанную беседу женщин в полупустом детском магазине, куда забежал по просьбе Дарьи за пелёнками для дочерей: «Какой кошмар! – вполголоса возмущалась одна. – Это ж как детей надо не любить! Была бы сейчас беременна, сразу бы сделала аборт – ни одежды нормальной, ни игрушек!».

– «Советское – значит, отличное? – с издёвкой заметил Круглов и похвалил. – Хорошая деталь, есть у тебя искра божья: умеешь подмечать. А вот главного не видишь, потому что ко всему этому безобразию привык и за норму, – как должное, – принимаешь.