КУЛИКОВСКАЯ БИТВА и рождение Московской Руси
Шрифт:
Любопытно, что в битве с татарами отличился предок дворян Нащекиных. К тверскому князю Михаилу приехал на службу немецкий рыцарь. Его сын Дмитрий дрался в сенях княжеского дворца, не выпуская татар из огня. Татарская сабля изуродовала ему щеку, и стали звать Дмитрия Нащека. В тех сенях сгорел сам Шевкал.
Узнав о случившемся в Твери, жители ряда других русских городов перебили татарских и булгарских купцов, а имущество их разграбили.
Судя по летописным известиям, великий князь Александр Михайлович всеми силами старался удержать народ от нападения на шевкаловых татар, но после начала боя князь не бросил своих подданных и принял участие в уничтожении грабителей.
Истребление шевкаловых татар сильно обрадовало Ивана Калиту. Он немедленно поехал в Орду, велев воеводам собирать московские полки. Обратно на Русь «собиратель земли Русской» возвращается с пятидесятитысячной татарской ордой.
Великий князь Александр Михайлович прекрасно понимал, что с одним тверским войском бороться с 50 тысячами татар и московским войском безнадежно, и отправился в Новгород, князем которого он был как великий князь владимирский.
Но хитрый Калита заранее отправил своих послов в Новгород, чтобы настроить горожан против Александра. В итоге новгородцы отказали Александру Михайловичу, и ему пришлось уехать в Псков, а его младшие братья укрылись в крепости Ладога. Тут дело, конечно, не в каменных стенах Пскова и Ладоги, а в том, что оттуда было легко бежать дальше, к немцам, шведам или литовцам. Как видим, все тверские князья уцелели, зато русские земли подверглись изрядному опустошению.
Историк В.Н. Татищев, цитируя недошедшую до нас летопись, писал: «зане (потому что) не токмо имения выбираху, скоты и кони забирали, но жены и дсчери емлюсче по своей воле и держаху, елико хотяху, а кто поперекова (сопротивлялся), мучаху и убива-ху» [139] . От разгрома уцелели лишь Москва да Новгород. Московский князь вел татарские рати, а Новгород заплатил Федорчуку (или Калите?) две тысячи рублей серебром, а также множество «мягкой рухляди», то есть дорогих мехов.
139
Татищев В.Н. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1966. С. 83.
А сейчас мы вновь обратимся к церковной истории. Как уже говорилось, митрополит Петр Ратский окончательно обосновался в Москве, где и завещал себя похоронить. Замечу, что Петр перенес митрополичью кафедру из Владимира, где были огромные каменные соборы, не в Тверь, где также были каменные соборы, а в Москву, где все церкви были деревянные. Для поддержания своего престижа он упросил Ивана Калиту возвести в Москве каменный епископский собор, подобный тем, что украшали все главные города Северо-Восточной Руси.
Калита исполнил желание митрополита и 4 августа 1326 г. заложил в Кремле первую каменную церковь во имя Успения Богородицы. Петр, не ожидая конца строительства, собственными руками построил себе каменный гроб в стене церкви. И действительно, в декабре 1326 г. Петр преставился.
Калите был срочно нужен собственный святой, и вот «некий сухорукий юноша исцелился у гробницы Петра уже через 20 дней после его кончины. Потом чудесным образом Петр исцелил слепого. Князь Иван велел записывать все эти происшествия, а также составить краткое «житие» — рассказ о жизни святого.
Вскоре во Владимире-на-Клязьме состоялся поместный собор Русской церкви. Исполнявший тогда обязанности митрополита ростовский епископ Прохор зачитал присланный из Москвы список чудес, случившихся у гробницы Петра. Для причисления к лику святых (канонизации) требовались три условия: чудеса у гроба; наличие письменного «жития» и нетленные мощи. Впрочем, иногда обходились и двумя первыми.
На владимирском соборе, по-видимому, присутствовал и великий князь Александр Тверской. Едва ли он желал появления у Москвы собственного святого. Однако в тот момент князю нельзя было усложнять свое и без того крайне шаткое положение новыми распрями с москвичами, а также и с иерархами, которые глубоко чтили Петра и желали его прославления. В итоге Владимирский собор утвердил местное, московское, почитание Петра как Святого. Это был первый шаг к его общерусской канонизации, состоявшейся в 1339 г. Тогда святость Петра была признана и константинопольским патриархом» [140] .
140
Борисов Н.С. Политика московских князей (конец XIII — первая половина XIV века). С. 211.
Я опять даю длинную цитату, чтобы избежать обвинений в предвзятости. Таким
образом, Калите удалось реализовать свою задачу только наполовину — Петр Ратский стал лишь местным святым.Гораздо труднее было решить вторую задачу — поставить на кафедру нового «ручного» митрополита. В последние месяцы жизни Петр Ратский подготовил себе преемника, некоего архимандрита Федора. Он, как и Петр, был с Волыни, возможно, из того же Ратского монастыря. И вот летом 1326 г. в Константинополь прибыли московские бояре со своим кандидатом Федором. Естественно, бояре привезли богатые дары патриарху и его иерархам. Но что-то не сладилось, и патриарх Исайя поставил митрополитом Киевским и всея Руси своего придворного клирика Феогноста.
Новый митрополит оказался неглупым человеком. Киевский митрополит не пожелал иметь кафедру в Киеве, но не поехал и в Москву, а отправился во Владимир. Это, естественно, не могло понравиться Калите, но он не повторил ошибки Михаила Тверского, поссорившегося с митрополитом Петром Ратским. С самого начала Калита стремился быть в хороших отношениях с Фе-огностом, проявляя показное почтение. Феогност несколько раз приезжал в Москву, где удостаивался торжественной встречи и останавливался во дворце покойного Петра. Ну а главное, Иван щедро распахнул свою калиту перед новым митрополитом. В итоге Феогност начал активно сотрудничать с Иваном, хотя «ручным» так и не стал.
В 1328 г. Иван Калита и тверской князь Константин Михайлович поехали в Орду. Хан Узбек дал ярлык на Великое княжество Владимирское Калите [141] , а Константину Михайловичу — ярлык на Тверское княжество. Причем обоим князьям Узбек поставил условие немедленно найти и привезти в Орду князя Александра Михайловича.
И вот в Псков прибыли послы от князей московского, тверского и суздальского и от новгородцев уговаривать Александра поехать в Орду к хану Узбеку. Послы от имени князей говорили: «Царь Узбек всем нам велел искать тебя и прислать к нему в Орду. Ступай к нему, чтоб нам всем не пострадать от него из-за тебя одного. Лучше тебе за всех пострадать, чем нам всем из-за тебя одного пустошить всю землю». Александр ответил: «Точно мне следует с терпением и любовию за всех страдать и не мстить за себя лукавым крамольникам. Но и вам недурно было бы друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противиться им, защищать Русскую землю и православное христианство».
141
Историк А.А. Горский считал, что «по вопросу о великом княжении Узбек принял неординарное решение: оно было поде¬лено между двумя князьями. Ивану Калите достался Новгород и Кострома, а суздальскому князю Александру Васильевичу — Вла¬димир и Поволжье. Очевидно, имевшие место акты неповинове¬ния великих князей владимирских (Юрия Даниловича и Алек¬сандра Михайловича) привели хана к мысли о нежелательности такого резкого усиления одного князя, которое неизбежно про¬исходило при получении всего великого княжения... После смерти в 1331 г. Александра Васильевича Иван Калита вновь отправился в Орду. Здесь путем щедрых даров и обещания больших выплат ему удалось получить все великое княжение и вдобавок половину Ростова». (Москва и Орда. М.: Наука, 2003. С. 61—62) Видимо, Горский прав, но попытка раздела Великого княжества Владимир¬ского ханом Узбеком оказалась неудачной, и не сыграла особой роли в дальнейших событиях.
Александр решил ехать в Орду, но псковичи не пустили его, говоря: «Не езди, господин, в Орду. Чтоб с тобою ни случилось, умрем, господин, с тобою на одном месте».
Тут я излагаю летописную версию. Но нельзя не обратить внимание на странность ситуации. Самые сильные князья — московский (он же великий князь владимирский), тверской, суздальский, да еще Господин Великий Новгород просят беглого князя приехать в Орду. Да что, у них сил не было, чтобы повлиять на Псков? Любой из перечисленных князей мог легко один расправиться с Псковом. Так что, желания не было? Ну, допустим, Константин Михайлович не хотел ловить брата и посылать на казнь в Орду, но остальные-то с огромной радостью пограбили бы богатый Псков. Ларчик открывался просто. Александр Михайлович сел в Пскове «из руки великого литовского князя Гедемина» [142] . Воевать же с Великим княжеством Литовским из-за беглого тверского князя ни у Калиты, ни даже у Узбека желания не было, поэтому пришлось просить.
142
Новгородская первая летопись. С. 343. Псковские лето¬писи. Вып. 1. С. 17.