Кулон

А темой нашего урока стал боггарт, существо, у которого нет своего облика,

оно принимает вид страха и кошмара, потаенных в душе человека. Против него есть заклинание: «Риддикулус», а перед применением заклинания нужно представить что-то смешное, когда заклинание произноситься, страх обращается в то, что веселит или забавляет. И выстроившись друг за другом мы ждали своего страха и возможность его побороть.

Первым пошел Невилл. Его страх – это профессор Снейп. Профессор что-то шепнул ему на ухо, Нев кивнул, представил нечто забавное и произнес Риддикулус,

а потом боггард в облике декана предстал перед нами в одежде пожилой, весьма экстравагантной леди. Смех Гриффиндорцев, недовольная мина слизеринцев.

А урок продолжился. Следующим был Рон. Его страх – пауки. Он сосредоточился, что-то представил, произнес заклинание и на каждой лапе паука оказались надеты роликовые коньки. Лапы паука расползались и он смешно ими перебирал, пытаясь поймать равновесие. Дальше шла Парвати. Ее страх – кобра, ее она превратила в вылезающего из шкатулки клоуна. И настала моя очередь. Мне показали страх умереть и оказаться закопанным в сырой земле, со стоящей мемориальной плитой и золотой надписью, с годами жизни.

– Риддикулус! – рыкнул я сквозь зубы, направляя магический удар в боггарда. Могильная плита с надписями и моим именем превратилась в игру «Ударь крота».

На меня смотрели ребята с Гриффиндора и со Слизерина. Все молчали, лишь Нотт спросил, почему я боюсь умереть. Ответил, шепотом, лишь ему: «- Потому что я был однажды на той стороне. Там хорошо, светло, тепло и беззаботно, но там тупик. Дальше пути нет. Ничего, кроме перерождения тебя не ждет, и даже тогда ты уже будешь не ты, а кто-то другой. А я хочу развиваться и идти вперед». Такой ответ приняли и больше эту тему не поднимали. Даже не спрашивали, когда это я был на той стороне и как вернулся.

День же продолжился, следующим уроком стало «Маггловедение» не стал брать УЗМС и Прорицание, а взял Маггловедение и Руны. Со мной на лекции по жизни магглов шел Нотт, с ним же мы будем ходить на Руны. Нормальный и адекватный парень, спокойный и не многословный. Хотя, я иногда скучаю по шумному, вездесущему Рону и занудной, читающей нотации Гермионе. Но, новая жизнь, новые друзья. Надеюсь.

Часть 5 «Маггловедение и откровение Малфоя»

Люсиан

Первый урок по Маггловедения с профессором Бербидж – это просто нечто. И я не кривлю душой. Профессор о магглах знала все, и рассказывала тему так, словно она была свидетелем и видела все своими глазами, от зарождения жизни на земле, до сего момента. На нее в изумлении смотрели чистокровные волшебники и волшебницы, слушали с открытыми ртами, даже сидящий рядом со мной Теодор, скупой на эмоции и их проявление – едва сдерживался, что не закричать: «Да ладно, правда? Вот это да!» - по глазам видно, как ему этого хотелось, но воспитание не позволяет и чистокровная гордость.

А первой темой было: «Зарождение жизни на Земле». И профессор рассказывала научную версию. О теории Большого взрыва и образовании нашей солнечной системы, о том, что Земля третья планета от солнца и на ней самые лучшие условия для развития жизни. Рассказывала о том, что сначала планету покрывала вода, с минимум суши, и все организмы существовали в воде. Процесс же эволюции не стоял на месте, и через какое-то время живые существа стали выбираться на сушу. Жить и там, и там. И так далее. Остановились мы на стадии динозавров и их вымирании. А я спросил:

– Профессор Бербидж, - обратился я к ней, - а как же вторая теория, не научная, а религиозная? – она была удивлена моей осведомленностью, как и сидящий рядом со мной Теодор. Ведь чистокровные волшебники не интересуются магглами и их жизнью, теориями и всем остальным. А я чистокровный и по легенде жил с бабушкой и дедушкой, такими же чистокровными и не должен был пересекаться с магглами. На этом и основывался ее вопрос:

– Мистер Эмье, откуда вы знаете о религиозной теории? Вы с бабушкой и дедушкой пересекались или общались с магглами? – спрашивала профессор. Ответ на этот вопрос ждал и Теодор. Я не скрывал:

– Нет, не пересекались. Скажем так, это мое хобби. Кто-то карточки с квиддичными игроками собирает, кто-то цветочки выращивает, а я вот магглами интересуюсь. Точнее их историей. Не все, динозавры и развитие людей от обезьяны меня не радует, а вот начиная с древнего Египта и до нынешнего момента – да. А еще их изобретениями, которыми они облегчают себе жизнь, не владея магией, как мы волшебники.

– Это просто… слов нет, мистер Эмье, - говорит профессор, и тут же за мой длинный язык я был наказан: - раз вы так увлечены магглами и их историей, мистер Эмье, то вам не составит труда написать к следующему уроку небольшое эссе, скажем, на два свитка, на тему: «Божественная теория зарождения мира», - при этом профессор открыто улыбалась и радовалась.

Урок закончился, мы шли на следующий. Потом обед и урок у профессора Макгонагалл. А дальше по своим делам и в библиотеку выполнять заданные профессорами задания. И как хорошо, что дополнительные уроки всего два раза в неделю. Раз Маггловедение и раз Руны. Больше раза в неделю я бы не выдержал и не успел бы написать эссе на два свитка. Информации в учебниках крайне мало, а писать по памяти то, что изучал еще в маггловской школе, займет время больше обычного.

В библиотеке я сидел так же, рядом с Теодором. Тихо и спокойно, мы с ним за столом одни. Никто над ухом не ноет, умоляя прогулять следующий урок или забить на домашку, и не причитает, заставляя учиться и выполнять задания, как было раньше. Нотт тихо скрипит пером по пергаменту и одними лишь губами проговаривает формулы или составляющие зелий. А рядом, через стол от нас сидели одноклассники, шумной толпой обсуждали задания. А в центре, как и всегда Малфой, его окружали Паркинсон, Забини, старшая из Гринграссов, а рядом, как телохранители мелькали толстяки. И взгляд его был направлен на стол за которым сидели Рон и Гермиона. Кривая улыбка, надменный взгляд, и вопрос, словно в пустоту и в никуда:

– Интересно, куда же делся Поттер? – а его тон, казалось, он и правда обеспокоен. А на деле явная и не скрываемая издевка, и смотрит он на Рона, который отстраняется от слов блондина. Гриффиндорец сдерживается, лишь не подойти и не вмазать по роже Малфоя, - Потерялся? А может, заблудился? – смеется он, а все остальные, рядом с ним сидящие поддерживают, - Что, «Золотое Трио» уже не Трио и даже не золотое? – Гермиона старается изо всех сил сдержать Рона, но тот встает и идет к Малфою. Тут же на пути гриффиндорца встают толстяки, а Малфой дает им отбой, мол, сам разберется. Отходят от него и остальные, остается за столом лишь он и Рон.

– Малфой, завали варежку, - рычит Рон, закипая от злости. Малфой напрягся, а тот сказал: - успокойся, я не буду тебя бить или с тобой ругаться. Просто отвали от нас и Гарри! – перо, которое он взял со стола слизеринца - треснуло в его руке, а голос с надрывом, взгляд полный боли и тоски, как и тогда в поезде. Они скорбят. Я мог бы рассказать им правду, но примут ли они меня – Люсиана, чистокровного волшебника, сына Пожирателя смерти и слизеринца, вот что меня волнует. Рон же тихо и с хрипом продолжал: - Гарри – наш с Гермионой друг, и он пропал – да, мы за него переживаем. Уверен, тебе не знакомы такие понятия, как дружба и скорбь, и тебе не понять нашей с Гермионой боли.