Култи

— Что я могу сделать для вас?

Он приподнял ухоженную бровь — клянусь, он регулярно натирал их воском — и постучал ногтями по поверхности стола.

— Как я узнал, вы поссорились с помощником тренера. Можете объяснить мне почему?

Сейчас, серьезно?

Без шуток? С тех пор, как это произошло, прошло более чем достаточно времени, а он только сейчас поднимал этот вопрос? Черт побери.

— Это не было серьезной ссорой. Я была расстроена из-за его поведения и дала ему понять, что он поступил ненадлежащим образом, вот и все.

— Интересно. — Он заерзал и положил руки на подлокотники кресла. — Мне сказали, что вы, кажется, назвали его Баварской сарделькой.

Не думаю, что когда-нибудь хотела улыбнуться сильнее, чем сейчас, но мне удалось сдержаться. Мне незачем ему лгать. Я сказала то, что сказала, и не собиралась отнекиваться.

— Да.

— Как думаете, это подходящие выражения для персонала? — спросил он.

— Я думаю, это уместно, когда кто-то решает быть неблагодарным со своими фанатами.

— Вы понимаете, насколько важна его работа в команде? — Придурок одарил меня взглядом, который точно говорил о том, насколько тупой он меня считал, и я ощутила, как во мне поднимается чувство гнева, оставляя во рту кислый привкус.

— Я полностью понимаю, мистер Кордеро, но я также знаю, насколько важна поддержка наших фанатов. Первая Женская Лига многого ожидает от своих игроков, не так ли? Некоторые из нас живут в принимающих семьях, мы зависим от мнения людей, которые приходят на наши игры. Тренер Култи был не очень любезен, и я всего лишь дала ему знать об этом, не используя нецензурные слова или язык тела. Я не проявляла неуважение к нему. — Ну, я не проявляла его достаточно сильно.

Насколько я знала, генеральный директор команды относился к тому типу людей, которые хотели, чтобы все делалось только так, как хотели они. Он не любил сплетни и всегда настаивал на своей правоте.

Он был неправ.

Так что я знала, что этот разговор бесполезен, и не собиралась отказываться от своего мнения, что бы ни говорил мне здравый смысл. Я не сделала ничего плохого, и если бы могла вернуться в прошлое, опять бы поступила так же.

— Мисс Касильяс, я рекомендовал бы вам быть осторожней с тем, что вы считаете правильным или неправильным, мы понимаем друг друга?

Вот ублюдок.

— «Пайперс» — команда, и это не впервые, когда вы отказываетесь сделать то, что было бы лучшим для всех.

Собирался ли он когда-нибудь прекратить это? Одно и то же каждый раз, когда я приходила в его кабинет, за исключением сегодняшнего. «Давай расскажем всем». И каждый раз я одно и то же отвечала ему. «Нет, я не буду вмешивать свою семью». Он еще не простил мне этого, и, судя по всему, никогда не простит.

— Я хочу, чтобы ты извинилась, — продолжил он, игнорируя смертоносный взгляд, которым я смотрела на него.

— Мне не за что извиняться, — сказала я спокойным ровным тоном.

Он наклонился вперед и нажал кнопку на телефоне.

— Я позволю себе не согласиться… Миссис Брокавски? Мы готовы.

Мы готовы? К чему?

На мой безмолвный вопрос я получила ответ через минуту, когда дверь кабинета распахнулась, и вошла сияющая миссис Брокавски, держа ее открытой ни для кого иного, как для Баварской сардельки, о которой мы говорили. Вошел Култи с холодным отстраненным выражением лица, он переводил взгляд с меня, сидящей на стуле, на стоящего мистера Кордеро.

— Входите, тренер. — Генеральный директор казался другим человеком, улыбался и выглядел радостным. Чертова крыса. — Присаживайтесь. Вы знаете мисс Касильяс.

Я даже не потрудилась заставить себя выдавить улыбку. Я просто смотрела на него. Я поняла, что он, скорее всего, не имеет никакого отношения к этому разговору, но была слишком расстроена, чтобы простить его за то, что он пришел в кабинет не в то время. Немец сел на стул рядом со мной, прямо и неподвижно. Он все еще был одет так же, как на игре.

— Спасибо, что зашли, — сказал ему Кордеро, улыбаясь. — Мне очень жаль, что так сложились обстоятельства.

Надо отдать ему должное, Култи взглянул на меня еще раз, прежде чем, проигнорировав фальшивые жесты и слова, исходящие от сидящего напротив нас человека, спросил:

— О чем речь? — Это был низкий, шипящий звук, и я почувствовала, как у меня напряглась челюсть.

— Мне стало известно, что между вами и мисс Касильяс произошел небольшой инцидент, связанный с фанатом, и я хотел бы извиниться за ее поведение. — Он посмотрел на меня, и его взгляд и умолял, и требовал, чтобы я сказала то, что он хотел.

Я поджала губы и попыталась бороться с дыханием, которое застряло в горле. Со мной обращались как с тупым маленьким ребенком, которого поймали на воровстве, и заставляли вернуть украденное. Было неловко и стыдно.

— Мисс Касильяс, вы хотите что-то сказать?

Нет.

— Не за что извиняться, — заявил громкий низкий голос рядом со мной, буквально шокируя меня до чертиков.

— Вам не стоит говорить…

Немец оборвал человека, который ненавидел, когда последнее слово оставалось не за ним, и я почувствовала, как от вспышки раздражения в глазах Кордеро мою грудь наполнила волна удовольствия.

— Ее замечание имело смысл. Не было сказано ничего такого, чего не следовало бы говорить. Я не нуждаюсь в извинениях ни от кого из вас.

— Но…

— Я вел себя неподобающе, и мы разобрались с этим, не так ли, мисс Касильяс? — спросила Кислая капуста, переключив внимание на меня.

Что, да, да, разобрались, не так ли? Я кивнула.

— Да, мы разобрались.

Кордеро перевел взгляд с меня на Култи. Я заметила, как покраснела его шея. Это, черт возьми, говорило об одном — мне нужно как можно скорее выбраться из комнаты, прежде чем я скажу то, о чем буду сожалеть.

— Тренер Култи, извините, но действия мисс Касильяс неприемлемы. Я не могу допустить…

Мужчина, сидящий рядом со мной, поднял руку, чтобы прервать генерального директора команды.

— Это приемлемо, и мы это урегулировали. Я буду расстроен, если ее накажут за то, что она честна и откровенна со мной — две черты, которые следует приветствовать, а не преследовать. Больше говорить не о чем. Для этого была вся встреча? — спросил Немец, уже вставая на ноги. Что, черт возьми, он только что сказал? Он спас меня. Не так ли?