Культура имеет значение
Шрифт:
В результате многие страны сегодня более или менее успешно пытаются освоить «производительную» культуру. Возьмем, например, Центральную Америку. На смену целым векам националистической, изоляционистской политики идут самораскрытие и экономическая интеграция через координацию транспортной инфраструктуры, согласование таможенных правил, другие подобные шаги. В настоящее время все страны региона ориентируются на конкуренцию и повышение производительности. Напор глобализации заставил эти маленькие государства отказаться от сугубо национальных интересов и предпринять серьезные усилия по пересмотру традиционных привычек и обычаев.
В целом глобализация дисциплинирует тех, кто ведет себя «непроизводительно». В то же время позитивные аспекты экономической культуры поощряются широким притоком капиталов,
Больше того, могущество новой экономики столь осязаемо, что не будет сильным преувеличением сказать, что в наши дни экономическая культура вообще перестала быть предметом выбора. Вопрос теперь ставится так: готова ли страна добровольно освоить «производительную» культуру, оставив старые убеждения, установки и ценности, препятствующие процветанию, или же эти изменения ей придется навязывать? Обсуждаться могут только время и темпы преобразования экономической культуры. Хотя старшее поколение, выросшее при старых экономических порядках, зачастую сопротивляется переменам, молодые поколения менеджеров готовятся в новом духе, нередко в международных школах бизнеса. Именно так внутри деловой элиты многих развивающихся стран вызревают внутренние стимулы к обновлению.
Можно ли говорить о том, что в условиях современной экономики, которая оказывает на социумы огромное давление, трансформирующее их убеждения, установки и ценности в духе «парадигмы производительности», культура влияет на экономику, как и прежде? В исторических исследованиях часто излагаются жаркие дискуссии о воздействии культурных факторов на общественное развитие, поскольку исторически эти факторы были весьма устойчивыми и накладывали заметный отпечаток на экономическую конфигурацию социальных систем. И все же конвергенция экономических идей и давление глобального рынка заметно сократили масштабы влияния культурных переменных на выбор тем или иным обществом экономического пути.
Сегодня мы являемся свидетелями вызревания основ подлинно интернациональной экономической культуры, которая преодолевает традиционные культурные границы и все глубже усваивается различными странами. Комплекс убеждений, установок и ценностей, касающихся экономики, должен стать единым для всех, а явно «непродуктивные» аспекты культуры падут под натиском глобализма и тех возможностей, которые он открывает. Ключевая роль культуры в экономическом процветании по-прежнему сохранится, но станет более позитивной. Те уникальные аспекты общественной жизни, которые порождают необычные потребности, навыки, ценности и способы труда, станут отличительными особенностями национальной экономической культуры. «Продуктивные» аспекты культуры, такие, как экологическая озабоченность Коста-Рики, страсть Америки к комфорту, одержимость Японии играми и мультфильмами, сделаются важнейшими источниками конкурентных преимуществ, которые невозможно будет имитировать. Это, в свою очередь, углубит международную специализацию, поскольку народы станут заниматься прежде всего теми сферами, где их культура предоставляет им уникальные преимущества.
Иными словами, хотя глобальный консенсус по поводу «парадигмы производительности» будет укрепляться и впредь, культурные различия, несомненно, сохранятся. Глобализация, вопреки опасениям многих, не истребит национальные культуры. Однако вместо того, чтобы замыкать тот или иной народ в его экономических слабостях, упомянутые культурные особенности будут создавать уникальные конкурентные преимущества, столь важные для процветания наций в условиях глобальной экономики. В глобальном мире, где без труда можно разыскать все что угодно,
культурные различия, порождающие особые, не похожие на другие, продукты и услуги, будут только приветствоваться.Джеффри Сакс
Заметки о новой социологии экономического развития
Одна из самых больших загадок экономического развития заключается в необычайной сложности вопроса о том, почему столь трудно добиться устойчивого экономического роста. До 1820 года такой вещи, как устойчивый экономический рост, вообще не было. Согласно подсчетам Ангуса Мэддисона (Maddison, 1995), в период с 1500 по 1820 годы среднедушевой рост ВВП в мире составлял около 0,04 процента в год. Несмотря на то что к 1820 году Западная Европа и ее колонии в Северной Америке и Океании значительно опережали другие регионы, разрыв между Европой и беднейшей частью земного шара (тропической Африкой) был всего лишь трехкратным.
После 1820 года рост затронул все регионы мира и в период между 1820 и 1992 годами составлял 1,21 процента ежегодно, хотя это развитие было очень неравномерным. Две группы наций, которые обеспечили себе лидерство уже к 1820 году, Западная Европа и те, кого Мэдцисон именует «отпрысками Запада» (Соединенные Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия), ушли далеко вперед, став наиболее передовыми странами мира. В 1990 году из тридцати богатейших государств двадцать одно относилось к упомянутым группам. Еще пять стран находились в Азии — это Гонконг, Япония, Корея, Сингапур и Тайвань. В последнюю «четверку» вошли два маленьких нефтедобывающих государства (Кувейт и Объединенные Арабские Государства), а также Израиль и Чили. На долю этих тридцати приходится около 16 процентов населения планеты. К 1990-м годам пропасть между богатейшими и беднейшими регионами выражалась соотношением 20:1.
Три типа гипотез могут способствовать разрешению «загадки роста».
• Во-первых, география. Некоторые районы мира находятся в более выгодном географическом положении. Географические преимущества могут включать в себя доступ к основным естественным ресурсам, а также выход к морю и наличие удобной береговой линии, соседство с процветающими экономическими системами, благоприятные условия для ведения сельского хозяйства и воспроизводства людских ресурсов.
• Во-вторых, общественная система. Одни социальные системы поддерживают экономический рост, в то время как другие не делают этого. Как правило, докапиталистическое общественное устройство, основанное на рабстве, крепостном праве, неотчуждаемом характере земельных владений и так далее, подавляет экономическое развитие. В нынешнем столетии социализм неизменно оказывался катастрофой для благосостояния и роста, где бы его ни внедряли. Подобным же образом колониальное правление в XIX и XX веках в основном препятствовало успешному экономическому развитию.
• В-третьих, «позитивная обратная связь». Она многократно усиливает преимущества ранней индустриализации, расширяя пропасть между мировым богатством и мировой бедностью. Так, творцы европейской промышленной революции эксплуатировали отсталые регионы, используя военные захваты и колониальное правление. Столкнувшись с вызовом более передовых в военном или экономическом отношении обществ, многие социально отсталые системы рухнули. Причем с течением времени технологическая пропасть между преуспевающими и отстающими странами не сокращается, но, напротив, становится все шире. Технологическая инновация напоминает цепную реакцию, в которой нынешние достижения предоставляют «топливо» для дальнейших прорывов.
Неоклассическая экономическая теория не способна разрешить «загадку роста», поскольку не принимает во внимание роль географии, социальных институтов и «позитивной обратной связи». Даже механизм инноваций до недавнего времени ею практически не исследовался. Для неоклассической экономики развитие вообще не представляет проблемы, ибо рыночные институты воспринимаются в ней как данность. Считается, что страны накапливают капитал, в то время как технологии и деньги свободно циркулируют через государственные границы.