Кумач надорванный. Книга 2. Становление.
Шрифт:
– Мне ваши дома сказали…
Михаил заворочался, высвобождая из-под одеяла руки.
– Ходил… значит… к ним…
Валерьян, теряясь, не знал, с чего начинать:
– Они сказали – и нфаркт…
Михаил, лёжа на спине, дышал часто и свистяще.
– Э-эх, мои… Трудно… им… мне…
Он закинул руку за голову, ухватился за металлический прут спинки кровати, приподнял плечи, забормотал, прерываемый одышкой:
– Видишь сам…, что творится… Страну пустили вначале… вразнос… народ теперь… обирают… Подчистую…
Глаза людям открывать… надо… Втолковывать им…, что к чему… Ведь грабят же… последнее
Голос Михаила сник, понизившись до шёпота.
– Народ злой, ругаются все, как один, – попытался обнадёжить его Валерьян.
– Хоть что-то… доходить начало… Когда в карманы… полезли…
Валерьяну почудилось, что к горечи у Михаила примешивается мстительность – по отношению к людям, к сердцам которых он долго и малоуспешно искал пути.
– Газета нужна… Я в Москву не успел… съездить… слёг… Говорить с людьми надо… разъяснять… Чтоб поняли… чтоб уяснили в конце концов… от кого вся эта… разруха идёт…
Валерьян внимал, поражаясь человеку, с трудом шевелящемуся, полуживому, но радеющему не о себе. Быстро и непоколебимо решившись, он заявил:
– Я в Москву съезжу. Привезу сколько надо.
– Съезди… правда надо… позарез… Там прямо… в самой редакции… на Комсомольском… Я продавал по себестоимости… рубль к рублю… Ты продавай как знаешь… Ещё скажи, что деньги перешлю позже… как оклемаюсь… Всё перешлю…
Приподнимая и роняя голову, он продолжал сбивчиво инструктировать Валерьяна, но тут в палату влетела медицинская сестра.
– Уходите скорее, – зашикала она на Валерьяна. – Вот-вот обход. Я вас вообще пускать не имела права.
Валерьян, слушая Михаила, медлил, и медсестра настырно затрясла его за плечо.
– Вы слышите меня, нет? Я к вам обращаюсь.
Из дверей Валерьян оглянулся, помахал Михаилу рукой.
– Я привезу, – громко повторил он. – Прямо завтра поеду в Москву.
– V —
Поездке в столицу ничто не препятствовало. После завершения сессии в университете начались каникулы, от дежурства в намеченный день Валерьян был свободен.
Выехал он затемно, ранней электричкой. С конца прошлого лета он не бывал в Москве, потому, сойдя с поезда и попав на Комсомольскую площадь, обомлел.
И прилегающие к ней тротуары, и сама площадь были заполнены людьми до такой степени, что проходящая через неё трамвайная колея выглядела, точно узенький пирс в бурунящемся море. Всё пространство между тремя вокзалами, от гостиницы «Ленинградская» до универмага, кишело торговцами. Разновозрастные, неопрятные, они толклись на холоде и, выпуская изо ртов густой пар, настырно совали прохожим разную дребедень: носки, рукавицы, подстаканники, чайные ложки, тюбики зубной пасты, мыло. Торговля велась, чем попало: одеждой, обувью, посудой, старьём.
Вперемешку с вещами продавали еду. На деревянных ящиках, на расстеленных на снегу картонных листах лежали консервы, краюхи сыра, банки с солениями, бутылки водки, хлеб. Озябшие продавцы зазывали покупателей сиплыми голосами:
– Рубашки байковые из Польши!
– Джинсы фирменные!
– Сапоги импортные!
– Ремни кожаные армейские!
– Тушёнка говяжья!
– Майонез баночный!
– Чайный сервиз!
Валерьян с трудом проталкивался сквозь эту дикую разноголосую орду
к спуску в метро. Ему на каждом шагу совали под нос всякое барахло, хватали за рукава.– Да отвяжитесь! Дайте пройти! – огрызался на наседавших торговцев Валерьян.
Вжав голову в плечи, но упрямо лез вперёд.
Подземный переход тоже запрудили торговцы. Стоя вдоль стен, они разложили свой скарб прямо под ногами. Люди шли по переходу, чуть не задевая выставленные на продажу чайники, кастрюли, стопки сложенных свитеров и кальсон, журналы, книги. Иногда кто-то останавливался, брал что-нибудь в руки, переговаривался с продавцом, одновременно отпихиваясь плечами и локтями от прущих мимо.
Только за книги на всём этом торжище нет-нет цеплялся глаз Валерьяна. Перед входом в вестибюль станции он даже приостановился у развала, привлечённый видом толстых томов. Наименование одного выстрелило в сердце – «Страна гибнет сегодня».
Он присел, взял его в руки. Книга (воспоминания белогвардейского генерала) была кооперативным изданием, на желтоватых страницах тускнел небрежный, расплывчатый шрифт.
– Страна гибнет сегодня, – подтвердил книготорговец – заросший, подрагивающий, будто с похмелья, мужичонка в засаленном «петушке».
Для прохода через турникет пришлось истратить три пятака. Проезд в метро подорожал троекратно – с пяти копеек до пятнадцати, но всё равно оставался дёшев. Валерьян, съезжая на эскалаторе вниз, с удовлетворением хмыкнул: поездка в московском метро стоила всего на пару копеек дороже коробка спичек.
Дорогу до редакции «Дня» он помнил хорошо. Писательский особняк на Комсомольском проспекте, как и в прошлом августе, являлся сродни штабу. В нём, помимо издания газеты, регулярно собирались общественные деятели, литераторы, добравшиеся до Москвы из отмежевавшихся союзных республик посланцы просоветских народных фронтов, добровольцы-распространители оппозиционной печати. В нём не царил более дух мрачного отчаяния. Редакция была деловито оживлена, и, войдя внутрь, Валерьян ощутил это сразу. В коридорах мелькали сотрудники с бумажными листками в руках, из кабинетов доносился дробный стук печатных машинок, в приёмной звонил телефон.
Михаил не успел объяснить Валерьяну, к кому следует в редакции обращаться, чтобы получить на распространение часть тиража. Он потоптался в вестибюле, затем заговорил наудачу с незнакомцем, старательно всовывающим в дорожную сумку пачки газет:
– Вы тоже за свежим номером?
Поглощённый делом незнакомец шмыгнул носом.
– Ну…
– И я.
Плотные пачки умещались в сумке с трудом, края её никак не сходились.
– Давайте помогу, – п редложил Валерьян.
Вдвоём они кое-как сомкнули неподатливые края и застегнули молнию.
– По Москве развозите? – поинтересовался незнакомец, уже любезнее.
– Нет, в другой город.
– Я тоже в другой город, – собеседник Валерьяна усмехнулся невесело. – Можно даже сказать – в другую страну…
– Это куда же?
– А в Ригу. В Латвию.
Лицо человека из Риги было типично русским: широкое, слегка асимметричное, с крупным, неправильной формы носом.
– Я был в Риге в позапрошлом году, – признался Валерьян, проникаясь к русскому рижанину уважением. – Там уже тогда были националистические порядки.