КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

В баре «Чико», куда иногда по ночам швыряла его бессонница, наркоманы и джазмены в темноте ничем не отличались друг от друга. Странные реминесценции: аура стыда от пустого пакета из-под кондомов, эти жуткие отели — «Маркиз», «Тапто», «Эниталь», «Фройя»… случайные богемные знакомые в кафе… эксперименты конкретистов в галерее Бланш… он вспоминал, как робко брёл вдоль экспозиции, будучи совершенно уверенным, что мир искусства закрыт для него навсегда.

Иногда в памяти всплывали картины: рассыльные на мотороллерах, ожидающие свежие газеты у «ТТ», запыхавшиеся репортёры, снующие, как муравьи, у телеграфных агентств, проститутки, степенно попивающие чай в кондитерской «Мокка», малолетние бандиты (лигисты) на Центральном вокзале; они почему-то всегда провожали его свистом.

Судьбу Виктора разделяли многие. После войны в Стокгольме скопились тысячи беженцев. Норвежские участники Сопротивления, перешедшие границу ещё в войну и не находящие в себе сил вернуться в искалеченную страну, прибалтийские патриоты, убежавшие от русского нашествия, немецкие военные преступники, жившие по поддельным документам, герои и злодеи бесчисленных фронтов.

Среди этих согнанных со своих мест людей был и беженец из Эстонии по имени Яан Туглас. Виктор случайно встретился с ним в Национальном музее осенью сорок пятого. Туглас стал его ангелом-хранителем в новой стране.

Яан Туглас был реставратором. Он работал в Швеции с конца тридцатых годов. Получил образование в Англии и за короткое время сделал себе имя, как один из лучших реставраторов Стокгольма. Как-то октябрьским вечером они случайно оказались рядом у картины Буше «Триумф Венеры» в зале музея, посвящённом художникам эпохи рококо. Стоя в двух метрах друг от друга, они изучали полотно чуть ли не час, и, поскольку никто больше не проявлял интереса к недовольным амурам, мужественным титанам и ко всей эротической символике в этом мастерском полотне, казалось совершенно естественным, что они начали обмениваться впечатлениями. Новые знакомые продолжили разговор в кафе музея. Оказалось, вкусы и интересы их удивительным образом совпадают, и главное, оба были глубоко потрясены катастрофой, постигшей культурные сокровища у них на родине.

— Русские вывезли из Таллина всё, что представляло хоть какую-то ценность, — сказал Туглас. — Они пропылесосили Балтику и отправили всё в ленинградский Эрмитаж. Они называли это «дар братских балтийских народов»… неподражаемый цинизм…

— В Берлине не лучше, — ответил Виктор. — Говорят, каждую пятницу с Лихтенбергского вокзала отправлялся товарный поезд, набитый произведениями искусства, которые они собирались выставить в Кремле.

Туглас, как и многие эстонцы, говорил на нескольких языках. На безупречном немецком он рассказал Виктору, что работает реставратором в музеях и частных собраниях, что в Швеции очень не хватает опытных мастеров. Когда Виктор поведал ему, что учился в Художественной академии и работал как художник и копиист у Герберта Майера в Берлине, Туглас буквально загорелся. Он, оказывается, прекрасно знал мастерскую Майера ещё с довоенных времён и несколько раз там бывал.

— Если надумаете, только скажите. Мастерская Майера — это лучшие копии во всей Германии. Работу могу организовать хоть завтра. Для начала временную, но это не имеет значения… У меня гораздо больше работы, чем я могу выполнить.

Более уместное предложение он вряд ли мог сделать.

Надежда Виктора получить свои двести тысяч рейхсмарок в Шведском Отдельном банке рассыпалась в прах. Из Германии в Швецию за последние годы было переправлено огромное количество денег, и по политическим соображениям, по приказу стран-победительниц, все немецкие счета были заморожены. К тому же, как разъяснил Виктору сотрудник банка, на его счету и так почти ничего нет, потому что деньги братьев Броннен не были переведены в шведские кроны, а помещены на валютный счёт, в рейхсмарках.

Германия обанкротилась, сказал он, и гитлеровские деньги обесценились.

Через неделю после этой встречи Виктор начал свою работу у Тугласа. Он быстро понял, что в искусстве живописи невозможно постичь всё, надо всё время учиться, а реставрация картин на карте его знаний представляла сплошное белое пятно. Работая у Майера, он стал первоклассным копиистом, но в других областях эрудиции явно не хватало. К тому же он уже много лет не брался за кисть, и первое время к радости примешивалась изрядная доля беспокойства.

Бодрый эстонец был на десять лет старше Виктора, но вёл себя так, как будто был на столько же моложе. В его манере держать себя была неподражаемая лёгкость и непосредственность; он утверждал, что унаследовал эти свойства от своей русской матери. Он свистел вслед девушкам на улице, а в трамвае разговаривал так громко, что пассажиры оборачивались. Он мог совершенно свободно начать разговор с совершенно незнакомым человеком в очередях, то и дело возникающих по причине ещё не отменённых продуктовых карточек, заговорить любого чиновника в присутственном месте и умилостивить самых суровых заказчиков из крупных музеев.

Но в работе он был тщателен и требователен, как настоящий пруссак. Он засадил Виктора за книги по теории живописи. Виктор, которому, несмотря на всю его драматичную жизнь, не исполнилось ещё и двадцати пяти, прекрасно понимал, что достиг того возраста, когда вундеркинд начинает осознавать опасность остаться на всю жизнь вундеркиндом — вундер исчезает, а кинд остаётся, — и он старался быть максимально прилежным учеником. В библиотеке Тугласа, помещавшейся в задней комнате в его мастерской в Пеликаньем переулке в Старом городе, он впервые углубился в искусствоведение.

— Чтобы реставрировать картину времён Ренессанса, ты должен понимать, как думали тогдашние люди, — обычно говорил Туглас, — не столько и не только, как они рисовали, а подчёркиваю — как думали. Картины Микеланджело показывают нам не только то, что на них изображено; они олицетворяют идеи того времени…

Стоя на трёхметровой лестнице, прислонённой к книжной скале, Туглас копался в старых томах. Наконец он извлёк почерневший том и осторожно сдул с него пыль. Джорджо Вазари [96] . «Жизнь известных художников Ренессанса».

96

Вазари Джорджо(1511–1574, Флоренция) — итальянский живописец, архитектор и писатель эпохи маньеризма. Известен как автор биографий итальянских художников.

— Первый художественный критик в Европе, — сказал Туглас. — Современник великих мастеров. Здесь ты найдёшь историческое пояснение к каждому мазку кисти, сделанному в Италии между 1410 и 1573 годами… здесь ты найдёшь и тех, с кого всё началось… и тех, кто дал имя целой эпохе. Если ты и в самом деле хочешь понять, чем ты занимаешься, без этой книги не обойтись.

По вечерам, закончив работу, Виктор засиживался в библиотеке Тугласа допоздна. Он углубился не только в Буркхардта [97] , Вазари и Ченнини [98] , но и в труды более поздних теоретиков — Эрнста Гомбриха и далее Клемента Гринберга, что было ему особенно трудно по причине недостаточного знания английского языка.

97

Буркхардт Якоб(1818–1897) — швейцарский историк культуры. Его талант в полной мере раскрылся в труде «Культура Возрождения в Италии».

98

Ченнини Ченнино(посл. четв. XIV века) — итальянский художник, автор книги «Трактат о живописи». Книга Ченнини в настоящее время — ценнейший источник сведений о технике живописи эпохи Возрождения.

Винкельманн [99] , которого в годы учения в Берлине он игнорировал, поскольку тот был идолом консервативного режима, теперь произвёл на него особое впечатление: всё, что он написал, неопровержимо свидетельствовало о его любви к мужчинам и мужскому телу.

Не менее упрямо Туглас настаивал, чтобы Виктор досконально изучал иконографию, и Виктор взялся за дело с фанатизмом прозелита. Он полез в старую фламандскую эмблемологию и проводил долгие вечера в обществе глубокомысленных немецких фолиантов, посвящённых аллегории в искусстве. До сей поры он почти не был знаком с христианским учением о символах. Единственное, что он знал, — голубь символизирует Святого Духа, а ваза с лилиями — девичью непорочность. Раньше он и не собирался утруждать память сведениями, что, например, символом святой Катарины из Александрии служит колесо, а перевёрнутое распятие символизирует апостола Петра, поскольку тот считался недостойным умереть той же смертью, что и Иисус. Туглас же, который сам был ходячей энциклопедией, утверждал, что для настоящего реставратора такие знания, во-первых, само собой разумеющийся факт, а во-вторых, совершенно необходимое условие овладения профессией.

99

Винкельманн Иоганн Иоахим(1717–1768) — основоположник теории искусства, немецкий теоретик и историк искусства, основоположник современных представлений об античном искусстве.