Куница Том 5

— Нашли, Ваша Светлость.

Бойцы донесли боксы до грузовика и забросили в кузов. Туда же запрыгнули Дмитрий и Дубров. Дмитрий быстро вскрыл бокс и заглянул внутрь. Там хранились тубусы ракетных комплексов. Дмитрий поднял один и взглянул на панель управления. Несколько секунд рассматривал, а затем передал Дуброву.

— Могу ошибаться, подполковник, но это ПТУРы.

Подполковник, проверив панель, согласился.

— Да, всё верно, Ваша Светлость.

Открыли другой бокс. В этом тубусы были тоньше и длиннее.

— А вот и ПЗРК.

— Разрешите? — попросил один из офицеров.

Дмитрий жестом указал на оружие, позволяя офицеру осмотреть находку. Тот осмотрел комплекс снаружи, покрутил в руках пустой тубус и вынес вердикт.

— Очень похож на немецкий, Ваша Светлость. Только качество хуже. Посмотрите.

Офицер продемонстрировал стык пластин металла. Пластины были аккуратно сварены.

— У немцев уже лет десять как магическим клином такие швы исполняют. Да и когда сварка применялась, не такая была. Будто кто-то копию делает, но все технологии повторить не может. Если в коробку заглянуть, — офицер мягко похлопал по прицельному комплексу, — то можем ещё различия найти. Но это уже не в кузове, а в мастерской ковыряться надо.

Дмитрий кивнул.

— Хорошо, пока оставляйте. Сейчас, для начала, с селянами разберёмся.

Дмитрий вернулся под ливень и вместе с подполковником снова вышел перед селянами. Постоял, ещё раз найдя взглядом троих конкретных крестьян в общей массе.

— Стрелки здесь? — спросил подполковник.

— Здесь, — кивнул Дмитрий.

— Так чего мы ждём, Ваша Светлость? — спросил Дубров.

Мартен взглянул на небо, на сверкающие вдали молнии.

— В каком возрасте местные начинают оружие в руки брать?

Подполковник ответил не сразу.

— Лет с пятнадцати обычно. У них так какой-то обычай, вроде ритуала взросления в четырнадцать, или около того. Они не по годам считают, а как-то по-своему.

— Понял.

Генерал-губернатор сделал шаг вперёд и заговорил громко, чтобы все слышали.

— Вы считались подданными Его Императорского Величества. К вам применялись законы, одинаковые для всех подданных в Российской Империи, где бы они ни находились. В чём-то к вам относились даже мягче, чтобы не порождать круг ненависти, а примирить наши народы. Вас просили жить мирной жизнью.

Взгляд Мартена блуждал по селянам, вновь остановившись на трёх лицах.

— На днях трое из вас сбили транспортный самолёт. Погибло двенадцать офицеров, тридцать солдат и одиннадцать гражданских лиц. Вы хотели отпраздновать эту победу. Поздравляю, вы обратили на себя самое пристальное наше внимание.

Селяне переглядывались.

— Вижу, не все понимают русскую речь. Те, кто понимают, переводите остальным.

Дмитрий подождал, пока закончатся шепотки.

— Я вас поздравляю. Вы более не подданные Его Императорского Величества. Вы взяли в руки оружие. Вы убивали наших солдат. Вы убивали простых людей. Случай с самолётом был не первый. Поздравляю. Я признаю вас солдатами. Я признаю вас врагами. На вас больше не распространяются законы империи. Ваш командующий, шогун, отказался заключать договор о военнопленных. Вы солдаты. Мы солдаты. Исход очевиден.

Дмитрий развернулся и подошёл к подполковнику.

— Всех детей, не прошедших ритуал взросления, в отдельный грузовик. Переправить на материк и разбросать по детским домам, по одному, чтобы не сбивались в группы. Остальных казнить. Если ваши бойцы не хотят марать руки…

Дмитрий недоговорил, его прервал сержант.

— Мы хотим, Ваша Светлость. О, как сильно мы этого хотим! За всех наших парней, которых они убивали из засад, ночью, подло, в спину. Мы очень хотим!

Генерал-губернатор вопросительно посмотрел на Дуброва. Тот уверенно кивнул.

— Оставьте это нам, Ваша Светлость. Всё исполним.

— Старика, — Дмитрий кивнул на старосту, — не убивать. В рапорте напишите, что они оказали вооружённое сопротивление.

Пока солдаты отводили в сторону детей, не церемонясь с сопротивляющимися родителями, Мартен подошёл к старику.

— Смотри. Ты не объяснил им, что хорошо, а что плохо. Не уберёг.

Старик старался держать лицо. Много времени не потребовалось. В какой-то момент шум дождя исчез за стрекотом автоматных и пулемётных очередей. Несколько секунд, стрельбы. Затем мгновения тишины и снова дождь. Бойцы быстро перезарядили оружие.

— Проконтролируйте! — крикнул подполковник.

Солдаты ходили среди мертвецов. Раздавались одиночные выстрелы. Вспышки света выхватывали из дождливых сумерек силуэты погибших.

— Можешь похоронить их, старик.

— Беспощадная Аматерасу придёт за тобой, гайкокудзин, — пообещал старик.

— Правда? Отлично. Встречу её так же, как вы встретили меня, — пообещал Дмитрий.

Когда батальон возвращался в расположение, подполковник спросил Дмитрия.

— Ваша Светлость, это был единичный случай, или новая политика по отношению к местному населению?

Дмитрий, всю дорогу молча смотревший в окно, повернулся, посмотрел на Дуброва с пару секунд и снова отвернулся к окну.

— Когда летел сюда, надеялся, что мне не придётся проводить такую политику. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше утверждаюсь во мнении, что подобные меры необходимы. То, что мы сделали, было негуманно. Однако справедливо.

— Я согласен, Ваша Светлость. Это было справедливо. И хотя я полностью вас поддерживаю в отношении к применению подобных мер, вопрос с возможным восстанием на Кюсю никуда не исчез.

Мартен кивнул.

— Верно. Поэтому мы с генерал-лейтенантом Григоровичем будем думать, как не довести ситуацию до восстания, одновременно отбив у местных всякое желание браться за оружие.

Дмитрий повернулся.

— Впрочем, прямо сейчас меня как раз интересует оружие. Откуда они берут столько стволов, подполковник?

Дубров вздохнул.

— Контрабанда под видом рыбной ловли. Рацион местных крестьян от одной до двух третей состоит из рыбы. Ежедневно целые флотилии рыбацких лодок выходят в море. Больше всего их, конечно же, во Внутреннем Море, там погода заметно спокойнее. Отслеживать всех приплывающих и уплывающих невозможно.

— Насколько много лодок? В конкретных цифрах, — спросил Куница.

Подполковник чуть задумался.

— На Кюсю проживает семь миллионов человек, Ваша Светлость. Из них шесть с половиной — крестьяне, занятые сельским хозяйством и рыбной ловлей. Около двух миллионов проживает на берегу. Каждый день в море уходят десятки тысяч маленьких судёнышек, от шлюпки на одного человека до небольших баркасов с тремя или четырьмя членами экипажа.

— И рыбачат все, что с Кюсю, что с Хонсю и Сикоку, в одних и тех же водах?